Gamma - Цели и средства
Эван обернулся и кивнул. Как показалось Минерве, без особого удивления.
— Если вы о Пемберли, то это займет чуть больше десяти минут. Проще показать.
— Идемте, – кивнула Минерва.
Они спустились и вышли к северной стене. Минерва поежилась на ветру и ругнула про себя молчуна зельедела: мог бы предупредить, она взяла бы шаль. У водосточного желоба с жерлом в виде драконьей морды Смит вдруг замер и утянул ее в нишу, указывая вперед. Минерва прищурилась.
Невысокая фигурка в школьной форме скользнула из‑за угла к живой изгороди и замерла на корточках у разросшегося снизу плюща. Минерва вопросительно взглянула на спутника, тот прижал палец к губам. Через несколько минут Пемберли встал, вытер лицо рукавом и рысью припустил к входу. Смит посмотрел ему вслед и подошел к изгороди.
— Что у него там? – спросила Минерва, глядя, как зельедел шарит под кустом.
— Сова. Попалась Иве. Видимо, увлеклась охотой.
Он отодвинул наконец нужный камень и вытащил из тайника коробку. На подстилке из жухлой травы лежало птичье тельце.
— Смерть… иногда трудно принять, – проговорил Смит.
Минерва подошла ближе.
— Судите по собственному опыту?
Он не пошевелился.
— Может быть.
— Вы найдете, что сказать мальчику?
— Не знаю, – Смит уставился на Минерву снизу вверх своим единственным глазом. – Не гарантирую.
— Что ж… – она вздохнула. – Профессор Синистра назначит ему взыскание в вашем классе. Завтра после чая.
Смит кивнул и аккуратно задвинул коробку обратно под куст. Минерва дождалась, пока он встанет.
— Профессор Смит… Как все же вышло, что только вы узнали о потере мальчика?
Он пожал плечами.
— Сова приносила ему письма от родителей два раза в неделю. Во вторник она не прилетела, а вчера письмо и посылку принесла другая птица. Я проверил совятню, потом расспросил Хагрида и эльфов.
— Я видела то же, что и вы! – Минерва не сдерживала досады. – Как и профессор Синистра. Почему вы увидели, а мы – нет?
Смит кривовато улыбнулся и развел руками.
— Опыт, мэм…
Эван Смит и дармовой сервис— Конечно, любила, – пожала плечами Ольга.
— А теперь?
— И теперь люблю. За моего Димитра не одна ведьма удавиться была готова, повезло мне с ним.
Джордже подкатился калачиком, не дожидаясь заказа, – принес драгоценной пани новый кофе. Эван подумал, не взять ли еще кружку, но не решился. Если опять в обход, то дышать выхлопом в морду, скажем, Ромашке – смерти подобно. А в лицо Тодоровой – лютой смерти.
— Трудно через порог отпускать, – Ольга придвинула чашку, но пить не стала. – Паук‑то внутри бесится.
Он дернул бровью.
— Ну да. Полюбил паук муху, привязал к себе накрепко – ты ж моя хорошая, ты ж моя славная, ну куда ж я без тебя… Когда Димитр ушел, я полгода на стены кидалась и волком выла почище Слава. А потом поняла – это ж я в своей паутине путаюсь, по себе несчастной сопли глотаю. Помахала ему ручкой и отпустила. Ну, и меня отпускать начало.
Ольга кинула в кофе сахар – вульгарно, по–маггловски: пять кусочков.
— К нам, kochanie, один паренек ходил. Влюбился в нашу девочку – в Марыльку, ты ее не знаешь. Подарки дарил, руки целовал, стихи писал – все заведение ахало. А потом Марылька за ум взялась, деньжат поднакопила, выкупилась. Я девчонок не держу, если хотят уйти, сам знаешь…
Ольга щелкнула зажигалкой, затянулась вонючей сигареткой, быстро глянула на Эвана и вдавила сигарету в пепельницу. Он облегченно выдохнул: к горлу уже подступал надсадный кашель.
— И что потом?
— А потом приходит ко мне парнишка этот с претензией: мол, как я могла его любимую отпустить. Она теперь в Клуж–Напоку усвистела, у нее там тетка в аэропорту работает, а он, понимаешь, уже всю жизнь для нее распланировал: вот институт закончит, работать пойдет, денег соберет, ее выкупит и женится. Я ему – так ты, сердце, ее‑то спрашивал, хочет она тебя пять лет в «Радости» ждать? Нет – должно, говорит, быть по–моему. Э, родной, думаю, так ты просто сервиса на халяву хочешь.
— И?
— Да так… – Ольга улыбнулась. – Ты вот мне скажи: если мы своих любимых не то что на тот свет, а в Клуж отпустить не можем, это мы для них стараемся или халявного сервиса хотим?
О кладбищах, слухах и битвах с младенцами
C4. Признавайся, Нельсон, это флагман. С типом осторожнее, если что – свисти. Ольгу перевели во взрослый вольер.
К.
Новолуние все же пришлось на выходные в октябре. В воскресенье Рем проснулся, потому что спать больше не мог. На самом деле словом «проснулся» его состояние можно было назвать с натяжкой. Он проспал большую часть ночи и полдня, он больше не нуждался в отдыхе, но встать был не в состоянии. Голова тяжелая, в теле липкая слабость, руки дрожат. Рем сел, нащупал на столике стакан с водой – во рту пересохло, как после попойки. Дора услышала его движение. Сейчас придет и будет изо всех сил стараться его не жалеть.
— Рем! Ты не спишь уже? Эван пришел.
Ну почему сегодня? Он же лунный календарь знает и прекрасно понимает, что сегодня ему не до гостей и даже не до разговоров. Случилось чего?
— Он в гостиной?
— Да, говорит, дело к тебе. Может, его сюда позвать?
— Зачем, что я – лежачий больной? Сейчас выйду.
Он спустил ноги с кровати, переждал, пока в висках перестанет стучать, и побрел в гостиную.
Эван сидел у окна, барабаня пальцами по подлокотнику. Андромеда вошла с подносом и принялась расставлять чашки. Рем плюхнулся в ближайшее кресло.
— Привет, Эван. Чаю выпьешь?
Он мотнул головой.
— Нет, спасибо. Прости, что я без приглашения и именно сегодня, но у меня дело.
Рем не смог сдержать улыбки. Он всегда говорит, что у него дело, с тех пор как Дора перестала его приглашать специально. Но сегодня, видимо, это правда. Не сочувствовать же он пришел.
— Мне прислали эту штуку в сентябре, но разрослась она только сейчас.
Он вытянул из кармана небольшую склянку и отвернул пробку. Рем потянул носом. Инстинкт потребовал выпить это немедленно.
— Это сок арники. Всеслав на нее случайно наткнулся. Говорит, это помогает легче переносить безлунные ночи.
Рем решил, что молча отобрать и опорожнить склянку будет совсем странно и невежливо, и заставил себя слушать дальше.
— Мы нашли информацию о ее свойствах и немного поэкспериментировали. Эффективнее всего действует сок. Дозировка…
Рем решительно протянул руку. Эван, сверяясь с отметками на склянке, налил немного сока в чашку.
— Он горький, – предупреждающе проговорил он.
Сок был замечательно горький. В голове прояснилось, а во рту исчез противный привкус. Ноздри защекотал аромат превосходно заваренного чая, и Рем понял, что голоден. Неудивительно, если учесть, что он не ел со вчерашнего дня.
