Сергей Шведов - Шатун
Торуса добросовестно обшарил городец в поисках Листяниных сокровищ, но ничего, кроме гнили в отсыревших углах, не нашел. Ложе из кости было единственным богатством, доставшимся ему от колдуна. На этом ложе он и возлежал сейчас с покладистой Дарицей, уныло разглядывая потолок. Когда-то этот потолок был размалеван красками, но пролетевшие годы не пощадили рисунка, и боготуру оставалось только гадать что там было изображено во времена Листяны Колдуна.
– Обратись к Макошиной кудеснице, – зашептала Дарица на ухо приунывшему Торусе. – Ты ведь городец получил милостью бабьей богини.
– Даром никто золота не даст.
– А ты отслужи.
– Я Велесов ближник, – хмуро бросил боготур, – и живу на этом свете по его Слову.
– Так ведь Макошь Велесу не враг. Твой бог не обидится, если ты ей отслужишь.
Торусе пришло в голову, что городец он получил не столько милостью Макоши, сколько стараниями ее ближниц. И эта расторопная стряпуха, столь ловко направившая его мысли в нужную сторону, оказалась на его ложе не случайно. Не исключено, что Дарица просто прикинулась сиротой. Ведуньи бабьей богини славились коварством, а для того чтобы обольстить боготура, много ума не надо. Но если это действительно так, то боярин Драгутин, поспособствовавший Торусе, действовал по сговору с Макошиными ближницами. Непонятно только, зачем даджанам понадобился именно Торуса в качестве владельца городца? Возможно, все дело в том, что он беден и без чужой помощи не сумеет утвердиться на обретенных землях, а за помощь придется благодарить. Конечно, можно поделиться своими сомнениями с Велесовыми волхвами, но толку от этого, скорее всего, не будет. Кроме всего прочего, Торусе не хотелось открывать волхвам, каким образом он догадался о желаниях бабьей богини. Ибо если не было никакого сна, если воля Макоши не была выражена ясно, то боготур, пустившись на хитрость, совершил святотатство. Подтвердить правоту Торусы могла только сама богиня устами кудесницы Всемилы. Полученное от первой Макошиной ведуньи золото будет означать, что боготур действует в точном соответствии с волей богини.
Рано поутру Торуса покинул городец в сопровождении двух мечников, строго-настрого наказав Лепку и ближнему мечнику Ревуну, чтобы они чужих за тын не пускали, а если кто будет спрашивать о боготуре, то отсылали бы его к князю Всеволоду. Торуса действительно собирался заглянуть к Великому князю, но о предстоящей встрече с кудесницей предпочитал не распространяться даже в кругу близких людей.
Путь предстоял дальний, да и прямой дороги до Всеволодова городца не было. Боготуру и его спутникам пришлось петлять по лесу звериными тропами. Лес уже прикрылся от макушки до пят зеленым убором, и заблудиться в этой зеленой хмари было парой пустяков. Уступи только лешему, который дергает коня за повод, и заведет он тебя в такую чащобу, где доброму молодцу останется только пропадать.
Мечники не отставали от боготура. Лес и в светлую пору не всегда бывает гостеприимен, а уж в сумерки и вовсе следует держать ухо востро. Приветят из зарослей стрелой – и поминай как звали. Бродяг и разбойников ныне на славянских землях развелось с избытком. Есть среди них и такие, что за доблесть почтут метнуть стрелу в Велесова ближника.
Торуса к лесу привычен и все лесные тайны читает без труда. Боготура с юных лет приучают людей за собой водить и полем, и лесом. Торусе в юные годы через многие испытания пришлось пройти, чтобы обрести право на боготурство. Ибо звание это дается далеко не каждому отпрыску знатной семьи, а только тем, кто духом тверд, телом силен и умом неслаб.
На привал остановились, когда стемнело. Торуса отправил Клыча за хворостом, а сам присел на краю поляны, прислонившись спиной к стволу могучего дуба. Залитая лунным светом поляна была перед боготуром как на ладони, а сам он оставался неразличимым в тени развесистой кроны. Влах поодаль обхаживал коня, хотя, по мнению Торусы, конь такой заботы не стоил. Норовистый был жеребец, плохо объезженный, а Влаху он достался по случаю. Бился тот об заклад с хитроватым мечником боготура Рогволда Зорей, который, проставивши заклад,[17] подсунул простодушному Влаху порченого коня. Зоря известный жох, да и боготур Рогволд, даром что Торусов дружок, тоже далеко не подарок. Ныне боготур У князя Всеволода в опале. Заполошный он человек, боготур Рогволд, а во хмелю и вовсе не знает удержу. Набрал под свою руку сотню бродяг и начал трясти купцов. Его счастье, что купцы оказались из хабибу, но подобные бесчинства не делают чести боготуру. Каган уже объявил за голову Рогволда свою цену, а князь Всеволод твердо заявил, что защищать боготура не будет, ибо действует тот самоуправно. Если каждый начнет суд и расправу чинить, то никакого порядка на славянских землях не будет.
В той стороне, куда ушел Клыч, послышались крики. Расторопный Влах тут же метнулся за луком. Торуса тоже поднялся, положив ладонь на рукоять длинного боготурского меча. Боготур с мечником неслышно скользнули на помощь попавшему в беду товарищу, но, похоже, осторожничали они напрасно. Клыч уже ломился назад, громко кого-то проклиная.
– Что у тебя приключилось? – выступил из мрака Торуса.
– Щенок! – задохнулся от ярости Клыч, держась рукой за бок.
Торусе даже интересно стало, кто же сумел так обидеть его мечника, малого сильного и плечистого. Влах успел уже разжечь костер из собранного тут же хвороста, а Клыч все шипел и ругался.
– Сколько их было? – спросил Торуса, уставший слушать ругань мечника.
– Двое, – скривился Клыч. – Один отрок, другой постарше, средних лет. По виду – простолюдины. Хворостом я хотел у них разжиться, лень было ноги бить. Я этого безусого и в расчет не брал, а он меня одним ударом наземь опрокинул.
– А почему кричал так? – удивился Торуса.
– Третий там был, – понизил голос Клыч. – Я, когда упал, сразу его увидел – он в отдалении стоял. Весь в медвежьей шерсти, а из звериной морды проступает при лунном свете человеческий лик.
– Оборотень? – ахнул Влах.
– Похоже на то, – согласился Клыч. – А отрок наверняка шатуненок. Я не стал связываться с нечистыми.
Ночь прошла спокойно, никто их сна не потревожил, а к полудню они уже подъезжали к порубежному городцу, который возвышался на холме, окруженный глубоким рвом, наполненным в эту пору водой из протекающей мимо реки. Городец у Всеволода хорош, но ведь и Листянин не хуже будет, если только Торусе удастся восстановить его в прежнем блеске.
Торусу из сторожевой вежи опознали, а потому и мост через ров опустили без задержек. Была опаска, что князь уехал в стольный град, но, к счастью, она не подтвердилась.
