Александр Мазин - Игры викингов
– У нас есть рыба, – сказал Хрогнир. – Хорошая свежая рыба. Думаю, у вас найдется кому ее приготовить.
– Найдется, – кивнул Гедгаудас.
Вряд ли они нуждались в рыбе, но совместная трапеза включала «гостевой» закон: пакт о ненападении куда более серьезный, чем просто союзный договор. Во всяком случае для скандинавов. Теперь, находясь у них в поселке, они не имели морального и юридического права устроить ливам «ночь длинных ножей».
Глава четырнадцатая
Игровая зона «Мидгард». Александр Первенцев. Военная хитрость
Грабить мифических сконцев отправилось тридцать шесть ливов. На извлеченном из сарая корабле, похожем на небольшой драккар, но шире в корпусе и, похоже, с более мелкой осадкой. Как понял Санёк из нескольких реплик Хрогнира и Гедгаудаса, ливское плавсредство было отремонтировано не до конца, но для короткого перехода вполне годилось. Еще один сюрприз, который поутру преподнесли ливы: Келль и Свиди оставались в поселке. В заложниках. В этом Гедгаудас был тверд. С ними пойдут только двое северян. Собственно, и сам Гедгаудас должен был остаться: на этом, судя по всему, настаивала старшая часть населения поселка. Ливского языка Санёк не знал, но жесты были достаточно красноречивы. Гедгаудас гласу старейших не внял. Он был старшим из трех братьев, предводителей ливской боевой общины. Младшие ушли в какой-то дальний набег, а он остался рулить. Но сейчас упустить возможность доброй драки Гедгаудас не желал.
Санёк смотрел тогда на ругавшихся ливов и видел не матерых убийц, коими по факту являлись эти обитатели «Мидгарда», но азартных мальчишек, споривших о том, кому первому играть. И казалось Саньку, что не только он, а все они участники общей игры – рискованной и кровавой игры викингов. И что главный приз – вовсе не добыча, а собственная жизнь. Высшая ставка.
Но это было не так, и Санёк об этом знал.
«Вы не должны думать о них как о своих современниках в миру, – говорил в свое время мастер адаптации Феодор Герц Саньку и Алёне. – Это для вас собственная жизнь является некоей сверхценностью. Не для них. Нет, они, конечно, дорожат собственными жизнями и ценят их значительно больше, чем жизни посторонних. Таких, как вы. Но надо понимать, что и ваши жизни, и свою собственную они рассматривают не как абсолютную ценность, а как некий товар. Товар, который можно продать подороже или продешевить, если не знаешь правильного ценника. Но ценники эти – прописаны. Стоимость раба. Стоимость выкупа, который можно получить за важного пленника. Стоимость торгового партнера, которая рассчитывается по простой формуле: что выгоднее – убить и забрать товар или купить товар за деньги, чтобы сохранить потенциального партнера… Или просто потому, что силовая акция обойдется дороже мирной торговли. Что же до собственной жизни, то тут у викинга другой подход. Они уверены, что со смертью их существование не прекращается. Хорошая смерть – в бою, с оружием в руках, обеспечивает хорошее посмертие. Плохая смерть обрекает покойника на вечный холод в царстве Хель. Вдобавок снижает общий рейтинг рода. А это тоже важно: чтобы потомки тобой гордились. Это ведь сравнительно недавнее моральное приобретение нашей цивилизации – особая ценность рядового индивидуума. Еще каких-то сто лет назад достойная смерть ставилась выше недостойной жизни. И не только потому, что Бог всё видит, а потому, что за позор отца и деда будут расплачиваться потомки… до седьмого колена, если не ошибаюсь. Хотя о чем я? У многих наших современников и потомков-то не предвидится. Так вот, друзья мои: у викингов – не так. Да, смерть – это высшая карта, которую положено разыграть как следует. Но именно разыграть, а не прятать в рукав или оставлять в колоде. Это их игры, игры викингов, и в этом они близки нам, игрокам. Но вы не должны увлекаться. Их ставка – мешок серебра, который даст возможность жить и развиваться всему роду, и разменять его на одну отдельно взятую жизнь – не так уж дорого. Особенно если умереть правильно. Но вы – не они. У вас другая игра. Стратегия. Не перепутайте!»
«Зачем вы нам это говорите? – перебила тогда мастера Алёна. – Будто мы не понимаем, что если нас убьют, то уже навсегда, и никакого такого рода у нас нет?»
«Я говорю это затем, моя дорогая, что они очень увлекательны, игры воинов „Мидгарда“. И в их морали, а главное – порожденном ею бесстрашии, есть великая притягательность. Особенно когда ходишь по самому краю. Человек так устроен, девушка, что страх и боль причиняет, и ощущения обостряет. А подход викинга тем и хорош, что боль – исключается. Страх смерти остается в теле, гонит адреналин, но в сознании его уже нет. В сознании – гордость, дерзость и вера в грядущее счастье в чертогах Валхаллы… Стоп! Дай мне договорить! Есть еще одна ловушка, которую готовит человеку страх. Это физиологический механизм, который заставляет особь прибиться к более сильной стае. Или к той стае, которую считает более сильной сама особь. Прибиться к большинству. Обычный животный инстинкт, который говорит: в глубине стада тебе будет безопаснее. Волки жрут одиночек и отстающих. Или – выше ступенькой. Если волки жрут овец, присоединяйся к волкам. Вдруг примут. Знаменитый стокгольмский синдром, если вы слышали. Те, кто оперирует человеческим страхом, прекрасно это знают. Достаточно как следует напугать – и нормальные люди тут же превратятся в толпу, которую можно натравить на кого угодно, и жрать, как хочешь, а они все равно будут держаться удобной кучей и по команде бежать на бойню. Очень удобно, особенно если внушить им, что они и есть волки. Там, в Стратегии, вы постоянно ходите по краю. И страх – всегда с вами. Иначе вас съедят, это без вариантов. И страх толкает вас к сильной стае, к викингам. И страх говорит вам: „Станьте такими, как они. И я вас отпущу“. Но это иллюзия. Вы – не они. Вы – часть Стратегии. Не забывайте об этом. Вы – не они».
Санёк всё это помнил и понимал. И понимал, что мастер адаптации прав. Игры викингов были чертовски обольстительны. И Санёк искренне обрадовался, когда Хрогнир выбрал его, а не Свиди в качестве спутника. Радовался не как игрок Александр Первенцев, который предпочитает быть в центре событий, а не вдали от них, а именно как дренг Сандар. Ярл его отличил!
Хорошо это или плохо? Санёк не мог сказать определенно.
А вот то, что хирдманы, оставшиеся на «Слейпнире», ведать не ведают о замысле Хрогнира, – это нехорошо. А то, что предупредить их скорее всего не удастся, совсем плохо. Надежда только на сообразительность Кетильфаста и боевую выучку ярловой дружины. А как поведут себя ливы, увидав что «сконцев» втрое больше, чем утверждал ярл? Не захотят ли первым делом прикончить сомнительных союзников?
