Дмитрий Казаков - Сердце Пламени
И он первый раз с самого Нюренга снял шляпу, обнажив круглую лысину в обрамлении жиденьких кучеряшек.
— Это уж точно! — самодовольно кивнул Гундихар, синяк на лбу которого за два дня из лилового стал желтым. — Со мной не соскучишься!
— А вам спасибо, что все-таки довезли, — сказал Олен.
— А что, могли и не довезти? — улыбнулся боцман. — Ладно, мне пора. Сейчас будет очень много работы…
Он отошел, над палубой понеслись зычные и изощренные ругательства. Матросы засуетились, заскрипели вороты, открывающие створки большого люка. Когда опустили внутренние сходни, путешественники отправились за лошадьми. Кусака встретил Олена сердитым ржанием, Чайка радостно затрясла гривой при виде Саттии, а мерин Бенеша равнодушно махнул хвостом.
Коней во время плавания чистили каждый день, хорошо кормили, поэтому выглядели они ухоженными, даже несколько отъевшимися.
— Ну, потолстела, — приговаривала девушка, седлая кобылку, — ничего, скоро ты у меня жирок-то растрясешь…
Вывели животных наверх. С надстройки пассажирам помахал капитан, кто-то из матросов пожелал удачной дороги, и они сошли на берег.
— Ну что, теперь куда? — спросил Бенеш, когда шумный порт остался позади, и потянулись извилистые улочки, застроенные одинаковыми убогими халупами.
— Нам нужна лавка оружейника, — Саттия вопросительно посмотрела на Олена.
— Увы, в этом городе я знаю, где находится рынок, — он улыбнулся и покачал головой. — А там продают репу, брюкву, но не мечи и копья…
— Гундихар фа-Горин не подведет! — вмешался гном. — Я в Танненге ориентируюсь не хуже местных! Следуйте за мной и, видят боги, мы скоро достигнем цели!
И он решительно затопал на север. Ведя лошадей в поводу, путники прошли мимо торговых рядов, где стоял неумолчный гам. Через Воротную башню проникли внутрь Старого города, где стояли дома посолиднее, в два этажа, а улицы кое-где были вымощены бревнами. Миновав короткую улочку с несколькими пекарнями, оказались на главной площади Танненга.
Тут было людно и шумно. Стрелки висящих на ратушной башне часов показывали то ли полдень, то ли полночь, но при этом точно врали. Прямо под ними цирюльник лихо щелкал ножницами над головой сидевшего на стуле клиента. Тот жмурился, опасаясь за целостность собственных ушей. Голосили, предлагая горячие пирожки и колбаски, разносчики с лотками. Рядом со святилищем Всех Богов дергал струны менестрель, а в центре площади, вокруг помоста, украшенного парусиновым занавесом, толпились люди.
— Что там такое? — заинтересовался Бенеш. — Представление?
— Ага, бродячие актеры, — кивнул остановившийся Гундихар и завертел головой. — Что-то я позабыл, куда именно идти…
— Пока ты вспоминаешь, мы пойдем, посмотрим, — и Саттия решительно повернула к помосту.
Актеры, судя по всему, разыгрывали сценку из фаблио. Один, в торлаке из алого бархата и шлеме из фольги, размахивал деревянным мечом, изображая таристера. Другой, в рванье и с дубиной, прыгал вокруг него, уворачивался от ударов и время от времени отвешивал противнику хорошего пинка.
Над толпой разносилась его звучная декламация:
— Когда ты злато жрать горазд, готовься ты к поносу! Коль любишь деньги ты и власть, лови, дружок, по носу!
И дубинка обрушилась на шлем. Тот развалился под смех зрителей. «Таристер» с утробным воем упал на помост и задергался, изображая дикие мучения. Но ему на смену явился «патриус» с невероятно толстым брюхом, на которое пошло не меньше трех подушек.
— Грех! — густым басом завопил он. — Пагуба, несчастье и рыданья! Но боги не простят такого беснованья!
— Э, я спросил… ну, вспомнил, куда идти… — проговорил Гундихар, дергая Олена за рукав. — Пойдем, или вы досмотрите до конца?
— Пойдем, — кивнул тот.
Вслед за гномом обогнули ратушу и оказались на узкой улочке, где едва проехала бы телега. Дома теснились, нависали над головой, на многих висели вывески. Меж бревен мостовой хлюпала грязная жижа, пахло сырым деревом и гнилой парусиной. Рыжий шел осторожно, дергал шкурой на спине и всем видом показывал, что ему тут не нравится.
— Так, нам сюда, — гном остановился у двери, висящий над которой меч из дерева был бы по руке троллю или йотуну. — Клянусь своей бородой, это лучшая оружейная лавка в Танненге!
— Посмотрим, — Саттия сунула поводья Бенешу. — Подержи лошадей. Все равно в мечах ничего не понимаешь.
Ученик мага только печально вздохнул, глядя вслед уходящим спутникам. Олен похлопал его по плечу и вслед за Гундихаром и Саттией прошел через дверь. Зазвенел привешенный к ней колокольчик.
Лавка оружейника занимала просторную комнату. Свет, проникающий через узкие оконца, играл на десятках клинков. Они стояли в стеллажах вдоль стен, лежали на длинном столе. Тут были кинжалы широкие и узкие, фламберги в рост человека, а рядом с ними — тяжелые фальчионы. Имелись боевые топоры и чеканы, в углу на крюках, вбитых в стену, висели перевязи с метательными ножами. Под столом виднелись чурбаки со следами ударов.
Дремлющий на табурете у стены худощавый мужчина в темно-синем ремизе, вышитом золотой нитью, открыл глаза.
— Добро пожаловать, — сказал он неожиданно густым голосом. — Что угодно мессенам и мессане, во имя светлых и темных богов?
— Мы хотим кое-что поменять, — гном вытащил из мешка ножны с «жалом милосердия», бросил его хозяину лавки. Тот ловко поймал, вытащил клинок, тщательно осмотрел его, попробовал ногтем заточку.
— Что вы хотите взамен? Вещь, конечно, хорошей ковки, но не новая. Больше чем в пять золотых я ее не оценю…
— Вот только выдумывать не надо, — в голосе Саттии лязгнул металл. — Любой таристер отдаст за этот кинжал не меньше десяти золотых! А взамен нам нужен самый обычный меч, из простой стали…
— Вот из этих? — хозяин кивнул в сторону стеллажа, где стояли ничем не примечательные клинки длиной около трех локтей. — Отдам любой.
— И два золотых в придачу! — Гундихар не упустил возможности поторговаться.
— Один, — ответил хозяин.
Олен, не слушая их, подошел к стеллажу. Раньше он просто растерялся бы, стоя перед таким выбором. Но сейчас обладал возможностью обратиться к памяти сотен предков, имевших дело с оружием. Поэтому он без раздумий взял меч, в центре лезвия у которого тянулся желобок, а на рукояти змеилась оплетка. Поначалу тот показался тяжелым, но после первого же взмаха рука привыкла.
— О, мессен — мастер! — уважительно проговорил хозяин, переспоривший-таки упрямого гнома. — Понятно, зачем ему еще один клинок…
Из-под стола выкатили посеченный чурбак. Олен примерился, рубанул наискосок. Лезвие со скрипом прорезало вязкое дерево, лязгнуло, ударившись о пол.
