Ник Перумов - Война мага. Том 4: Конец игры
— Семь Орденов станут другими, — жёстко отрезал Император. — По-другому и быть не может. Открытыми для всех, у кого есть способности, — во-первых. Подвластными правителю Империи — во-вторых…
— Мой повелитель, — мягко остановила его Сежес. — Быть может, строить подобные планы несколько, гм, преждевременно? Мы сидим в подземной каменной клетке, и…
— Мы выберемся отсюда, — последовал непреклонный ответ. — И одолеем козлоногих. И закроем Разлом. Если не верить в это, то и жить тогда не стоит.
— Завидую вере моего Императора.
— А ты всё-таки ушла от ответа, Сежес. От ответа на мой самый первый вопрос.
— Не надо ворошить прошлое, повелитель, — теперь и в голосе волшебницы прорезалась твёрдость.
Император усмехнулся.
— Значит, помогали… наверное, не ты сама и не твой Лив. Но — кто-то, где-то, как-то… Может, вы тогда бы и не допустили моей гибели, она вам на тот момент была не очень выгодна. Запугать, чтобы и головы не мог поднять, увести лучшие войска из столицы…
Чародейка молчала.
— Однако, — Император потянулся. Тщательно смазанные сочленения доспехов нигде не скрипнули, — пожалуй, пока лучше и впрямь помолчать. Чтобы горло зря не пересыхало.
…Но долгого молчания не выдержала уже Сежес. И принялась тихонько рассказывать о себе, о детстве в Орденском замке — её родители были магами Лива, как и она сама. О рано проснувшихся способностях, о том, чему она становилась свидетелем, как старшие, думая, что четырёхлетняя кроха ещё ничего не понимает, говорили о человеческих жертвах, о выведении новых чудовищ, о Смертном Ливне (хорошо, ибо помогает держать Империю в повиновении), о том, что простолюдины всё чаще и чаще обнаруживают способности к магии, а это недопустимо; что казни-аутодафе таких самозванных магов дают мощный выброс силы, чем пользуются все без исключения Ордена Семицветья…
— Так вот почему вам это было нужно… — проронил внимательно слушавший Император.
— Не «вам», повелитель. «Им». Я больше не часть той старой Радуги. Отреклась от неё, когда решила идти за моим Императором.
— А твои родители — они живы?
— Да, — последовал ответ, и правитель Мельина невольно удивился. Сежес оставалась неизменной всё время, сколько он себя помнил, — ослепительно-красивой черноволосой женщиной, она словно не имела возраста, но казалась старой, чуть ли не древней. Хотя что ж тут удивительного — если Сежес могла отсрочить свою собственную старость, то почему это не могли её родители?
— У меня и дочь есть, притом — в брачном возрасте, — сварливо напомнила чародейка. — Уж не решил ли повелитель, что мне — лет полтораста?
Император усмехнулся.
— От магов всего можно ожидать. Где же сейчас твои отец и мать, Сежес, где твой муж?..
— Родители вместе с мятежниками, — неожиданно прямо ответила чародейка, — а муж… мужа у меня никогда не было, повелитель. Только отец моей дочери. Мы встретились и разошлись. Девочка осталась у меня.
— Где же она теперь?
— В Мельине. С Клавдием. Я не случайно упоминала её, когда говорила о свадьбе…
Беседы прерывались, Император откупоривал фляжку, позволяя женщине сделать глоток воды, которую следовало экономить.
Потом они забылись сном, кратким и не принёсшим облегчения. Вокруг по-прежнему царила мёртвая тишина, ни звука, ни стука и никаких признаков того, что Сулла пробивается им на помощь.
Доспехи Императора высасывали тепло, в подземелье царил мучительный холод.
— Не знаю, стоит ли ждать, — покачал головой правитель Мельина. Тьма давила, и он высек огня, засветив один из немногих оставшихся у них факелов.
— Но что мы можем сделать, повелитель? — Сежес лежала у стены, поджав коленки к груди и обхватив их руками.
— Многое, — спокойно ответил Император. И — полез в заплечный мешок.
— Повелитель… — только и смогла прошептать Сежес, когда увидела на руке правителя Мельина знакомую белую перчатку.
— Вот и пригодилась, — словно давней знакомой сказал Император костяной рукавице. — Не думал, что тебя надену… однако ж вот как сошлось.
— Повелитель… не надо…
— Предлагаешь и в самом деле умереть здесь, чародейка? Я не согласен. Возвращаться смысла нет, Сежес. Вперёд и только вперёд! Жаль, что сил у меня хватит только на один… гм… одно заклинание.
Волшебница заметно дрожала, и видно было, что идея «только вперёд!» ей не слишком нравится.
— Мой повелитель… быть может, лучше всё-таки выбраться на поверхность? Начнём правильную осаду. Легионеры…
— Тут не справятся, — спокойно закончил за неё Император. — Не обманывай себя. Дороги назад нет и быть не может. За нами наблюдали. Следили. Поняли, кто мы. Разобьём одну плиту — появится следующая. Вперёд нас, может, ещё и пропустят — по вечному пренебрежению бестелесных к нам, смертным; а вот назад — ни за что. Не трусь, волшебница. Когда у тебя на плечах висят козлоногие, а весь Мельин грозит вот-вот провалиться в этот самый Разлом, — до страха ли тут за свою собственную шкуру? Ну, готова? Зажмурься, сейчас тут… станет ярко.
Сежес послушно закрыла глаза ладонями, словно маленькая девочка.
Император поднял левую руку, сжал кулак, нацелился им в преградившую путь плиту. Давно, давно он не испытывал этого чувства, давно роковая перчатка не касалась его плоти; сейчас Императору казалось, что он вновь обрёл давно отсечённую скальпелем медикуса кисть. По жилам волнами прокатывались жар пополам с болью. Император знал, какова окажется цена. Жаль, конечно, что все лечение Нерга, купленное столь дорого, пойдет псу под хвост… ну да ничего, живы будем (хоть на краткое время) — посчитаемся и со всебесцветными.
Правитель Мельина постарался вспомнить, как это было, когда ему удавалось разбудить силу, прячущуюся под пластинами белой кости. Ворота в баронском замке, живые факелы на Ягодной гряде, пылающая башня Кутула… его собственная кровь, превращающаяся во всесокрушающий поток клубящегося пламени, рвущегося из вскрывшихся вен.
Сколько раз она приносила ему победы, эта перчатка. До того самого дня, когда потребовала возвращения долга. Козлоногие знали, что ему подарить, знали даже слишком хорошо. Почему же всё-таки кипит эта война? С врагом, способным на такие дары, можно вести переговоры, можно попытаться склонить его к компромиссу…
Нет. Враг может оказаться умён, расчётлив, хитёр, он может тонко спланировать на много ходов вперёд, но при этом глубоко презирать тебя, до такой степени, что даже сама мысль о настоящих переговорах представляется ему глубоко кощунственной. Переговоры ведут с равными. Козлоногие людей равными не считали, в этом Император не сомневался.
Назад поворачивать смысла нет, пусть трясущаяся Сежес даже и не надеется. Но идти вперёд… уж слишком охотно подставился им этот проход с ловушками, обманул, усыпил бдительность, даже для верности (чтобы уж точно не свернули) — стрельнул настоящим арбалетным болтом. И они поверили, попались на крючок, с тем, чтобы оказаться в тупике, запертыми в коротком коридоре, с обеих сторон закупоренном неподъёмным камнем.
