Робин Хобб - Странствия Шута
Фитц, я умер. Я знаю, я был мертв. Во всех пророчествах, которые я когда-то читал в библиотеке Клерреса, во всех снах, которые я когда-либо видел, я умирал. Так и случилось. Но ни в одном из вариантов будущего, предсказанных когда-либо, ни в одном из найденных пророчеств, я не возвращался с того света. И это изменило все. Ты забросил нас в будущее, которое они не видят. Теперь они движутся вслепую, они не знают - к чему приведут их действия. Ведь у них все распланировано даже не на десятилетия, а на целые поколения. И зная время и причину собственных смертей, они продлевали себе жизни. Но мы взяли у них большую часть той власти, которой они обладали. Белые дети, рожденные после моей «смерти», единственные, кто может видеть будущее с новой точки отсчета. Но они прощупывают только то будущее, о котором им говорят. Поэтому они должны отыскать новый путь, которого они так боятся: нового истинного Белого Пророка. Они знают, что он где-то существует, вне их знания и контроля. Они знают, что вскоре должны воспользоваться им, иначе все планы, которые они построили, рухнут.
Его слова звучали убедительно. И все же я не мог сдержать улыбку.
- Значит, это ты изменил их мир. Ты – Изменяющий. Не я.
С его лица исчезло всякое выражение. Он смотрел мимо меня, вдаль, своими застывшими глазами, затянутыми пеленой:
- Такое возможно? – спросил он удивленно – Неужели именно это я видел во снах, где я больше не был Белым Пророком?
- Я не знаю, что на это ответить. Возможно, я больше не твой Изменяющий, но также уверен, что я и не пророк. Ну, Шут. Повязки на твоей спине нужно сменить.
Некоторое время он молчал.
- Хорошо, – согласился он.
Я провел его через всю комнату к столу Чейда. Он сел на скамью, руки опустились на поверхность стола и пробежались по столешнице, исследуя все, что оставил нам Чейд.
- Я помню, как все здесь выглядит, – сказал он спокойно.
- Многое изменилось за эти годы, – я встал за его спиной и осмотрел ночную рубашку. – Раны так и сочатся. Я наложил повязку тебе на спину, но она уже пропиталась. Твоя рубашка прилипла к спине. Нужно принести теплой воды, снять с тебя повязку и снова почистить их. Сейчас я принесу тебе свежую ночную рубашку и наберу теплой воды.
Когда я вернулся с тазиком воды и чистой рубашкой, Шут уже приготовил для меня необходимые снадобья.
- Масло с ароматом лаванды, – сказал он, касаясь первого горшочка. – А здесь медвежий жир с чесноком.
- Хороший выбор, – сказал я – Я уже принес воду.
Он зашипел, когда я прикоснулся губкой к его спине. Я подождал немного, размягчая ткань его рубашки, а затем спросил:
- Быстро или медленно?
- Медленно, – сказал он, и я начал с самого нижнего нарыва у позвоночника. Пока я аккуратно отделял ткань от раны, его волосы взмокли от пота. – Фитц, - сказал он сквозь сжатые зубы, - Просто сделай это.
Его узловатые руки нашли край стола и вцепились в него. Я не мог быстро снять с него рубашку, поэтому сдирал ее, не обращая внимания на его стоны. В какой-то момент он стукнул по каменному столу кулаками, завопил от боли и упал лицом на стол.
- Я закончил, – сказал я, снимая через голову рубашку и убирая повязку.
- Насколько все плохо?
Я поднес подсвечник ближе и изучил его спину. Такой худой. Позвоночник, словно гряда холмов выделялся на его спине. Раны зияли безжизненной пустотой.
- Раны чистые, но пока не затянулись. Следует оставить их открытыми, чтобы они зажили изнутри. Приготовься еще раз.
Он молча терпел, пока я протирал каждую рану лавандовым маслом. Когда я добавил медвежьего жира с чесноком, запахи смешались, образуя неприятное амбре, я задержал дыхание. Заканчивая обрабатывать очередную рану, я прижимал к ней повязку, надеясь, что медвежий жир ее удержит.
- Вот чистая рубашка. Постарайся не двигать повязки, пока будешь надевать ее.
Я ушел в другой конец комнаты. Его раны испачкали постельное белье кровью и сукровицей. Я оставил записку с просьбой, чтобы Эш принес новое белье, и подумал, а умеет ли мальчик читать? Скорее всего, да. Даже если его мать не видела необходимости в этом умении, Чейд бы сразу сделал все, чтобы исправить это. А пока я перевернул подушки и стащил постельное белье.
- Фитц? – позвал он меня из-за стола.
- Я здесь. Просто привожу в порядок твое постельное белье.
- Из тебя вышел бы прекрасный слуга.
Мгновение я молчал, пытаясь сообразить, не дразнит ли он меня.
- Спасибо тебе, – добавил он и спросил. – Что теперь?
- Так, ты поел, и мы сменили тебе повязки. Может, ты хочешь еще немного отдохнуть?
- Честно говоря, я устал от отдыха. Я так устал от невозможности делать что-либо помимо поиска собственной кровати.
- Должно быть, это очень скучно, - я стоял и наблюдал, как он, пошатываясь, двигается в мою сторону. Я знал, что он не хочет моей помощи в этом.
- Ах, скука. Фитц, ты понятия не имеешь, как приятна может быть скука. Когда я думаю обо всем бесконечными часами, рано или поздно я спрашиваю себя, когда они вернутся за мной и какие пытки придумают на этот раз, сочтут ли нужным давать мне еду и воду до или после… Скука может стать еще желаннее, чем самый безумный праздник... А еще я думаю о моем путешествии сюда. О, как бы я хотел, чтобы мои дни были предсказуемы. Знать, каков на самом деле человек, с которым я беседую - добрый или жестокий, знать, будет ли у меня в этот день еда, и найду ли я сухое место для сна. Ах. – Он почти дошел до меня. Он остановился там, и эмоции, отразившиеся на его лице, рвали на части мое сердце. Он замолчал, не желая делиться со мной подробностями этих воспоминаний.
- Кровать слева от тебя. Твоя рука над ней.
Он кивнул мне, похлопал по постели и подошел к краю. Я откинул для него одеяло. Он повернулся и сел на кровать. На его лице появилась улыбка.
- Такая мягкая. Ты себе не представляешь, Фитц, как я наслаждаюсь всем этим.
Он осторожно подвинулся. Это напомнило мне Пейшенс в последние годы ее жизни. Довольно долго он поднимал ноги, чтобы лечь. Свободные брюки обнажили его худые икры и искривленные раздутые лодыжки. Я вздрогнул, разглядев его левую ногу. Именовать это ногой можно было лишь из сострадания. Хотя по его походке это оставалось незаметным.
- Для опоры я использовал палку.
- Я же ничего не говорил!
- Я слышу этот звук. Ты выдаешь его всегда, когда оцениваешь нанесенный ущерб. Ноузи с царапиной на мордашке. Или тот раз, когда мне накинули на голову мешок и избили. - Он лег на бок, рука шарила вокруг в поисках одеяла. Я без слов укрыл его. Он помолчал минуту, а потом сказал:
– Спина не болит. Ты что-то сделал?
- Я очистил раны и наложил повязки.
