Враг моего врага (СИ) - Добрый Владислав

— Кокатриз Гриммонтов, — веско сказала Гвена. — Я прочитала о нем все, что только можно!

Зачем Гвена об этом говорит? А! Женская конкуренция намечается.

— Может, Кокатриз Гриммонта? — уточнил я. — Его же некий Гриммонт нашел, полагаю?

Сперат опустился на колено, перехватил лапу и занес её над Грачом, как для удара.

— Да, Гриммонт… — согласилась Гвена. — Но везде пишут Гриммонтов…

Кокатриз Гриммонта правильнее. Но вступать в лингвистические споры я не стал.

— Кокатризы жили в Темнолесье и до и после Гриммонта. Этот ваш университетский мужик просто пытается себе присвоить то, что не его! — завелась Адель. Может, просто пыталась оставить за собой последнее слово.

— Тихо, — погасил я женский спор, так часто разгорающийся вовсе не из-за того, о чем он, зато имеющий куда более серьезные основания, чем мужские. — Сперат, ты умеешь этим пользоваться?

— Меня три дня Эля с этим сумасшедшим алимиком травами поили, чем-то обмазывали, колдовали вокруг и кровью на эту штуку заставляли капать! — обиженным голосом зашептал Сперат. Прорвалось. — Уж надеюсь, не зазря.

— Элька велела тебе не говорить. Сказала, рано или поздно ты допрыгаешься, вот тогда и пригодиться, — ехидно вставила Гвена. И тут же наябедничала. — А Фарид эту лапу вообще отнять хотел!

— А я о ней совсем забыл, — удивился я своей дырявой памяти. — Сперат, что ж ты меня тогда, перед ночной битвой не подлечил?

Я передернул плечами, вспомнив острую боль от арбалетного болта в спине.

— Так тогда я о ней забыл, — бесхитростно ответил Сперат. Лицо у него было сосредоточенное, брови сдвинуты, как будто он тугой тюбик выдаивает. Я присмотрелся к лапе и увидел что и сама штуковина, особенно когти, светится магией, и от неё словно распространяется облако золотистого цвета прямо на Грача. Тот дернулся, а потом удивленно застыл. — Я бы и сейчас не вспомнил, только вы поклялись, про своих людей упомянув. Тут и вспомнил.

А эти вбитые на меня формулы клятв куда больше, чем просто традиции. Продуманные. Надо будет впредь говорить их осторожнее.

— Легшает! — поделился пациент.

— Да и попробовать надо, — тихо шепнула мне в ухо Гвена. — Старонот говорит, там эти, вбоковые… как же там он сказал…

— Побочные эффекты? — предположил я.

Демоница кивнула. Я присмотрелся к действию артефакта. Он работал не так, как моё лечение. Золотистое сияние распалось на лучи-нити, пронзив всего Грача. И действовало не столько и не только на поврежденные участки, сколько на все тело подопытного целиком. Я осторожно опустил его на землю и убрал руки.

— Легшает! Легшает! Полегшало! — запричитал Грач. И рывком сел. А потом настороженно потрогал себя за рану. Потом ткнул сильнее. Помял живот. — Нету боли! И даже нога не болит! И бородавки в промежности отошли, чую как в штаны высыпались! Спасибо, спасибо! Век тебя помнить буду, сеньор Сперат!

Грач потянулся к моему оруженосцу, но тот резво отскочил, разбудив фею. Та проснулась, увидела Грача и замерла, удивленно тараща глазки. Как, впрочем, и все мы.

— Передержал, — прокомментировал я.

Грач покрылся перьями. Куцая бороденка и шевелюра с проплешинами теперь обернулись глубоко черными, по крайней мере в этом скудном освещении, и небольшими, мягкими перьями. А ещё у него глаза стали явно больше, и какими-то плоскими. И нос, вроде, стал гораздо длиннее.

— Может, пройдет? — несмело предположил Сперат.

— Нет. У нас на границе с Темнолесьем пара родов таких есть, — сказала Адель. — Теперь понятно, откуда. Ничего, люди благородные, а у внуков останется только пара перьев в волосах, да видеть вдаль будут лучше прочих.

Последнее объяснение пришлось очень кстати. Произошедшие изменения явно насторожили людей. Но объяснение Адель, сказанные холодным, уверенным голосом, сломали недобрую стену молчания, которая вдруг появилась вокруг, и к Грачу бросились его друзья, обнимать. Главное, мол, жив остался. А что чародейство оно обычно такое, с подначкой — местные лучше меня знали.

Вскоре я обнаружил, что пленников перевязали и даже остановили кровь. Я велел их отпустить, и никто не стал мне прекословить. Даже удивленные взгляды кидать. Впрочем, одного, того кто поцелее, я все решил придержать в качестве проводника. Я спросил, не хочет ли он сам остаться с нами и показывать дорогу. Давая иллюзию выбора. Он оказался умным парнем, думал не долго, согласившись почти сразу. Я полечил его сломанную руку, чтобы меньше болела, остальные раны у него уже и так были закрыты. Ноги у него почти не пострадали, идти он мог, что было очень удачно, ведь именно на него, как на самого знающего «местность», указал и пленник которого «расспрашивала» Гвена. Это было бы удачное совпадение, если бы его не имя — Горун Гнилой. Возможно, это из-за зубов.

Мне было плевать на его имя, я случайно подслушал, когда ему пожимали руки остальные израненные пленники.

— Я больше никогда не назову тебя Гнилым, Горун! — сказал один из подземников на прощание нашему проводнику. Так тихо, чтобы никто не услышал. Но я слышал.

— Я отведу их в самый низ, поведу через Водный зал, так чтобы они не наткнулись на наши стоянки, сады и жилища, — тихо ответил Горун. — Если я хоть что-то понимаю, этот маленький элементаль на руках великана ведет их к Вратарному камню.

Меня удивило, что подземники имеют представление о том, чем может быть фея. И о том, куда она нас ведёт. Я был слишком далеко, чтобы меня можно было заподозрить, поэтому позволил себе остановиться и прислушаться. Постоянно воровато озирающийся Горун заметил это, и прервал разговор. Впрочем, главное, что он не планирует завести нас в ловушку. Навьючив на него поклажу, состоящую в основном из трофейных доспехов, я старался держать его рядом. Позже его немного расспрошу.

По дороге Гвена доложила мне и Адель обстановку. К моей радости, битвы не по плану случаются не только у меня. Подземники предполагали навалиться толпой рыл в триста. Но у них не было единого командования — на резню моего отряда, ради добычи, сбежалось больше десятка разных шаек. И как только стало ясно, что резня как-то не задалась, большинство даже не стало показываться, тихонько ускользнув обратно в тьму коридоров.

И все же это феодализм — больше всего досталось самым сильным и самым одоспешенным отрядам подземников, потому как они, как самые доблестные, шли впереди. Погибло и несколько местных вождей. Всё это вместе резко повышало шансы на то, что подземники не попытаются устроить нам партизанскую войну с выстрелами из-за угла и ловушками на пути, а начнут резать друг друга. Перекраивать свои подземные владения, выяснять кто новый вождь и все в таком духе. И все же, следовало держаться настороже.

Глава 14

Короткая дорога

Когда мы спустились в самый низ лестницы, я посмотрел на самый вверх колодца. Если смотреть снизу, световое пятно ночного неба казалось на высоте примерно двадцатиэтажного дома. Нет, глубоко, конечно… Но не совсем уж бездонная пропасть. Среди груд упавших с неба каменных обломков мы нашли раздетые догола трупы нашей белошвейки и тех троих бедняг, которые на нас напали. Выходит, падение одного я пропустил. Иронично, что это они пытались нас скинуть, а место этого оказались тут сами.

Их тела лежали аккуратно в ряд, выставленные на камень отрезанные головы сохраняли на себе выражение печального спокойствия. Что странно, я бы ожидал увидеть гримасу ужаса. Впрочем, люди часто умирают с выражением крайнего изумления на лице, но потом мышцы лица расслабляются и кажется, что человек просто приуныл.

А вот белошвейке досталось. Голову ей раздробили камнями, поленившись отрезать, досталось и остальным частям тела.

Леонхарт и половина пехоты сгрудилась вокруг её трупа. Адель своим незнакомым мне командным голосом, начала было их разгонять, заставляя идти дальше. Но я поднял руку, прося её помолчать. Надо дать им время. Видно же, что тетка что-то значила для коллектива. Впрочем, затягивать прощание мужики и сами не стали. Аккуратно сложили изломанные руки на когда-то пышной и привлекательной груди, прибрали тело чуть в сторону и пошли занимать своё место в колонне. Проходя мимо меня Леонхарт украдкой вытер набежавшую скупую слезу. Это меня поразило.