Роджер Желязны - Дворы Хаоса
Я лег и вздохнул. Что, если плюнуть на все и остаться здесь, когда уедут другие? Подождать, когда буря сметет меня, и уснуть… растаять? Я подумал о Хьюги. Переварю ли я его бегство от жизни так же, как его плоть? Я так устал, что это казалось самым простым…
— Вот, Корвин.
Я вновь задремал, но лишь на мгновение. Опять рядом была Фиона, с едой и фляжкой. С ней был кто-то еще.
— Не хотела прерывать аудиенцию, — сказала она. — Так что я подождала.
— Слышала? — спросил я.
— Нет, но могу догадаться, — сказала Фиона, — раз уж она ушла. Держи.
Я проглотил немного вина, от хлеба с мясом тоже не отказался. Несмотря на черные мысли, пища показалась мне вкусной.
— Скоро двинемся, — сказала Фиона, бросая взгляд на бушующий грозовой фронт. — Ехать сможешь?
— Думаю, да, — сказал я.
Отпил еще вина.
— Слишком много всего случилось, Фи, — сказал я. — Меня уже ничто не трогает. Я вырвался из клиники теневого мира. Хитрил с людьми и убивал людей. Подсчитывал и сражался. Отвоевал назад память и пытался выправить свою жизнь. Нашел семью и понял, что люблю ее. Примирился с отцом. Сражался за королевство. Попытался сделать все, что умел, чтобы не дать миру распасться. А теперь получается, что все это ни к чему, и у меня даже не хватает силы преодолеть свое безразличие. Я онемел. Прости меня.
Фиона поцеловала меня.
— Мы еще не разбиты. И ты опять станешь собой, — сказала она.
Я покачал головой:
— Это как в последней главе «Алисы»[32]… Если я крикну: «Вы всего лишь колода карт!», то чувствую, что все мы взлетим в воздух пригоршней раскрашенных картинок. Я с вами не пойду. Оставь меня здесь. Все равно я только джокер.[33]
— Сейчас я сильнее тебя, — сказала Фиона. — Ты едешь.
— Это нечестно, — тихо сказал я.
— Кончай с едой, — сказала она. — Еще есть немного времени.
Пока я этим занимался, Фиона продолжала:
— Тебя ждет твой сын Мерлин, он просил о встрече. Если хочешь, я его позову.
— Пленный?
— Не совсем. Он не был в сражении. Он прибыл совсем недавно — спрашивал, можно ли тебя видеть.
Я кивнул, и Фиона отошла. Я оставил еду и взялся за вино. Что-то я слишком нервничаю. Что сказать подросшему сыну, о чьем существовании я узнал лишь недавно? Интересно, какие у него чувства ко мне? Знал ли он о решении Дары? И как мне с ним себя вести?
Я смотрел, как он приближается, отделившись от сбившихся в кучу родственников. Интересно, почему они оставили меня одного? Чем больше будет у меня посетителей, тем яснее будет, почему меня предоставили самому себе. Интересно, не задерживают ли отход из-за меня? Влажный ветер усиливался. Приближаясь, Мерлин не сводил с меня глаз; лицо его не выражало ничего особенного. Интересно, как Дара чувствует себя сейчас, когда ее пророчество о разрушении, похоже, исполнилось? И насколько прочны ее родственные узы с этим мальчиком? Интересно… много чего интересно.
Мерлин наклонился, чтобы пожать мне руку.
— Отец… — сказал он.
— Мерлин.
Я заглянул ему в глаза. Поднялся на ноги, по-прежнему сжимая его ладонь.
— Не вставай.
— Все нормально.
Я прижал его к себе, затем отпустил.
— Я рад, — сказал я. Затем: — Выпей со мной.
Я предложил ему вина отчасти из-за нехватки слов.
— Спасибо.
Мерлин взял фляжку, отпил немного и передал обратно.
— Твое здоровье, — сказал я и тоже сделал глоток. — Прости, что не могу предложить тебе кресло.
Я снова опустился на землю. Он сделал то же самое.
— Никто из остальных, кажется, толком не знает, чем ты занимался, — сказал он, — кроме Фионы, которая сказала только, что это было очень трудно.
— Неважно, — сказал я. — Я рад, что забрался так далеко, пускай даже по этой причине, если не нашлось другой. Расскажи мне о себе, сын. Что ты? Как ты? Как с тобой обходилась жизнь?
Мерлин отвернулся.
— Я еще не так долго прожил, чтобы многое сделать, — сказал он.
Мне было любопытно, обладает ли он способностью менять облик, но я удержался от расспросов на эту тему. Нет смысла искать отличия между нами, когда я только что его встретил.
— Понятия не имею, на что это похоже, — сказал я, — вырасти во Дворах.
Мерлин улыбнулся — впервые за это время.
— А я понятия не имею, на что это похоже в других местах, — отозвался он. — Я же был там белой вороной, и на меня слишком много обращали внимания. Меня учили обычному джентльменскому набору — магии, оружию, ядам, верховой езде, танцам. Мне говорили, что когда-нибудь я буду править в Янтаре. Я так понимаю, что в основном это пустые слова, правильно?
— В обозримом будущем это кажется маловероятным, — сказал я.
— Хорошо, — ответил он. — Это единственное, чего я не хочу.
— А чего ты хочешь?
— Хочу пройти Образ в Янтаре, как сделала мама, и получить власть над Тенью. Мне хотелось бы походить по теням и увидеть побольше необычных вещей, ну и… вообще. Как ты думаешь, я это могу?
Я сделал еще глоток и передал вино ему.
— Вполне возможно, — сказал я, — что с Янтарем покончено. Все зависит от того, удалось ли твоему деду то дело, которое он пытался совершить… а его больше нет, чтобы рассказать, что же случилось. Тем не менее так или иначе, но Образ есть. Если мы переживем эту демоническую бурю, обещаю, что найду тебе Образ, научу тебя и прослежу, как ты будешь его проходить.
— Спасибо, — сказал Мерлин. — А ты расскажешь о своей дороге сюда?
— Потом, — сказал я. — Что тебе говорили обо мне?
Он отвернулся.
— Меня учили многое не любить в Янтаре, — наконец сказал он. Затем, после паузы: — Меня учили уважать тебя как отца. Но напоминали, что ты на вражеской стороне, — еще одна пауза. — Я помню то патрулирование, когда ты пришел сюда, и я нашел тебя после твоей стычки с Кваном. У меня были смешанные чувства. Ты тогда только что убил того, кого я знал, и все же… я не мог не залюбоваться твоим боевым стилем. Я видел свое лицо в твоем. Это было странно. Я захотел узнать тебя лучше.
Небо полностью повернулось, и нас теперь окружала тьма; цветные полосы плавали над Дворами. Ровное приближение полыхающего грозового фронта лишь подчеркивало этот сумрак. Я наклонился вперед, потянулся за сапогами, начал натягивать. Скоро пора начинать отступление.
— Нам придется продолжить нашу беседу у тебя дома, — сказал я. — Самое время сматываться от бури.
Мерлин повернулся, посмотрел на разбушевавшиеся стихии, затем оглянулся на бездну.
— Я могу вызвать дымку, если ты хочешь.
— Один из этих плавающих мостов, по которому ты ехал, когда мы встретились?
— Да, — ответил он. — Они самые удобные. Я…
Со стороны столпившихся родственников раздался крик. Я посмотрел туда, но ничего угрожающего, похоже, не назревало. Так что я встал на ноги и сделал к ним несколько шагов, Мерлин — следом за мной.
Затем я увидел ее. Белую фигуру, бьющую копытами воздух и поднимающуюся из бездны. Передние копыта наконец ударились о кромку обрыва, и она вышла вперед, а затем замерла, разглядывая всех нас, — наша Единорог.
XIII
На мгновение все боли и усталости улетучились. Рассматривая изящную белую фигурку, которая стояла перед нами, я ощутил слабое проклевывание надежды. Мысленно я хотел броситься к ней, но что-то более сильное удерживало на месте в ожидании.
Сколько времени мы так стояли, сказать не могу. Внизу, на склонах, войска готовились к переходу. Пленные были связаны, кони навьючены, вооружение собрано. Но эта огромная армия, готовящаяся к маршу и приводящая в порядок свой хлам, вдруг замерла. Было неестественно, что они так быстро узнали, но все головы, что я мог видеть, повернулись туда, к Единорогу на обрыве, сияющей на фоне свирепого неба.
Я вдруг понял, что ветер за моей спиной утих, хотя гром продолжал греметь и грохотать, а всполохи молний кидали передо мной танцующие тени.
Я вспомнил совсем другое время, когда я видел Единорога — при выкапывании тела Кэйна-из-Тени, в день, когда проиграл поединок с Джерардом. Я подумал о некоторых легендах, которые слышал… Сможет ли она и в самом деле помочь нам?
Единорог сделала шаг вперед и остановилась.
Она была столь прекрасна, что мне было тепло просто оттого, что смотрю на нее. И вызывала она чуть саднящее чувство светлой непреходящей грусти; она была сама красота, красота той силы, что следует принимать в малых дозах. И каким-то образом я ощущал неестественный разум в ее снежной головке. Мне так сильно хотелось коснуться ее, но я знал, что не смогу.
Она кинула взгляд по сторонам. Этот взгляд осветил меня, и я отвернулся бы, если б был в состоянии. Однако это оказалось невозможно, и я вернул ей взгляд, в котором прочел понимание вне пределов моего разума. Как будто она знала обо мне все и в это мгновение постигла все мои недавние испытания — наблюдая, понимая, возможно, симпатизируя. На миг я почувствовал, что вижу некую жалость и могучую любовь, отражающуюся в ее глазах, — и, наверное, чуть-чуть смеха.
