"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Блэйлок Джеймс
Во всем морге никого. Пьюл соскользнул со стола и встал во весь рост, покачиваясь, едва не теряя сознание. Согнулся, опустил лоб на холодный камень столешницы и, немного постояв, повернулся и заковылял прочь. М-да, если за Пьюлом погонятся, далеко ему не убежать. По пути к дверям ассистенту доктора Нарбондо пришлось миновать вереницу глазевших на него покойников — половина лишилась сомнительного удовольствия обратиться в веру церкви Нового Мессии, а второй половине уже не оказаться в фабричной кабале под началом у Келсо Дрейка. Да, лучше, пожалуй, быть преданными земле: в загробном мире как-то поспокойнее.
Пьюл постоял перед выходом, вглядываясь через порог в тускло освещенную приемную, где, спиною к нему, что-то писал за столом одинокий служитель. Попятившись назад, Пьюл вернулся к шкафам и тихонько порылся в медицинском хламе, пытаясь нащупать хоть какое-то оружие. Ладно, сойдет и костная пила. Мгновением позже Пьюл оказался у двери, толкнул ее и под протяжный скрип выскользнул наружу.
Вдали обнаружился стол, и человек, сидевший за ним, лениво повернул голову на звук — видно, ожидал увидеть вернувшегося с ужина напарника или что угодно еще, но явно не ходячего мертвеца с жуткой гримасой на зеленом лице, который шатко приближался, размахивая пилой для ампутаций. К тому же мертвец явился прямиком из морга, куда угодил с лондонских улиц, полнящихся зловещими слухами о живых трупах.
Мужчина приподнялся со стынущим на губах криком, и Пьюл, бросившись к нему, наотмашь полоснул пилой, чье полотно почти сразу лопнуло от удара о спинку стула. Пьюл отшвырнул сломанный инструмент в сторону, подхватил с толстой стопки бумаг хрустальное пресс-папье и метнулся вслед за окровавленным служителем морга, успевшим открыть вторую дверь и вопившим что-то нечленораздельное в темноту вестибюля. Пьюл вслепую обрушил ему на голову тяжелое пресс-папье; служитель покачнулся и упал. Тогда Пьюл и увидел, что в руках у него осталась лишь половина орудия: проломив служителю череп, кусок хрусталя и сам раскололся надвое.
Пьюл выронил обломок на пол, перешагнул через убитого и вскоре уже брел сквозь лондонскую ночь, направляясь на Уордор-стрит, где развлекавшийся в борделе Игнасио Нарбондо даже не догадывался о нависшей опасности. Горбун посулил ему Дороти Кибл в качестве награды, если вылазка в Харрогейт окажется успешной. Ничего, успех — вещь относительная. У Пьюла обманом отняли изумруд, отняли его мечты, но еще до конца дня он вернет все то, что по праву принадлежит ему.
Уильям Кибл сидел в углу комнаты: на столе нетронутый бокал бренди, голова опущена на руки. «Да он просто раздавлен», — подумал Сент-Ив, проклиная себя за то, что прохлаждался в Харрогейте, пока в Лондоне похищали Дороти Кибл. Поднявшееся уже довольно высоко солнце роняло в полутемную комнату полоски лучей. Кибл поднялся, намереваясь запахнуть шторы плотнее, вернув любезный ему сумрак, но оказавшаяся более проворной Уинифред раздернула их до конца, впустив в гостиную сияние весны.
— Хватит с нас мрака, — просто сказала она. — Ничто не мешает обсудить это дело при свете дня: ничуть не хуже, чем в темноте.
— Тут не в чем разбираться! — крикнул бедняга Кибл в полнейшем отчаянии, усугубленном двумя бессонными ночами. — Не будь я так по-ослиному упрям с этим двигателем, уступи я Дрейку, Дороти была бы сейчас с нами, разве нет? И Джеку не проломили бы голову, точно арбуз, правда? Кому из нас помешало бы, если бы Дрейк смог умножить свое состояние? Мне или кому-то из вас?
— Нам всем стоило… — начал Теофил Годелл, всплывая из окутанных табачным дымом глубоких раздумий. Но Кибл, как видно, не был склонен к здравым рассуждениям, к всестороннему и тщательному анализу. Он словно провалился в себя и сидел теперь, тыча пальцем в некий медный шар размером с грейпфрут; каждый тычок сопровождался появлением с противоположной стороны шара каучуковой головки улыбчивого человека с огромными ушами. Всякий раз над шаром поднимался дымок и сыпались искры.
Вид этого механизма слегка смутил Сент-Ива, напомнив изобретателю о странном наборе порнографического хлама, который вывалился из недр упавшей конторки в доме терпимости на Уордор-стрит. Как подобная мысль могла мелькнуть в его голове — вопрос, достаточно интересный сам по себе. Неужели это свидетельство неких сбоев в работе его собственного, вконец проржавевшего регулятора подачи нравственности и морали? Сент-Иву следовало выспаться. Подобные умственные экзерсисы следует списать на простой недостаток сна… Но тут он вспомнил! Вещица, которой так невинно забавлялся Кибл, как раз и была тем странным устройством, до которого пытался дотянуться старый проповедник и которое отобрал у него лакей.
— Что за фокусы? — с показным равнодушием осведомился он, кивнув на шар с выскочившим оттуда ухмыляющимся человечком.
— Дурацкая безделица, которую вчера оставил у нас Дрейк, — объяснила Уинифред Кибл. — Бог весть что это. Знай я все то, что успел рассказать Джек, швырнула бы эту штуку прямо ему в лицо. Но увы…
— Келсо Дрейк? — пробурчал Годелл, поднимаясь на ноги. — Это он оставил?
— Спросил, сможет ли Уильям изготовить ему сотню точно таких же, и хохотал при этом как слабоумный. Дрейк совершенно безумен, если хотите знать мое мнение. Но не удивлюсь, если в шаре скрыта какая-то темная подоплека, которую я попросту не вижу, — с этими словами Уинифред вышла на лестницу и направилась этажом выше, в спальню Джека, у постели которого сейчас дежурила его родная тетка, Нелл Оулсби.
Годелл подался к уху Сент-Ива:
— Не нравится мне все это, — шепотом доложил он.
— Вы об этом устройстве? — переспросил Сент-Ив.
— Именно. Явно доставлено из Франции.
— Вот уж не думал, — сказал Сент-Ив. — И для чего оно используется?
Но Годелл лишь хмуро покачал головой — так, словно в благородном английском напрочь отсутствовали слова, способные приоткрыть неприглядную истину.
— Лучше забрать это у Кибла. Если капитан Пауэрс, проснувшись, увидит эту… в общем, он слишком добр, прямодушен и неиспорчен, чтобы стерпеть такое. Ему сразу захочется вышибить из кого-нибудь дух, и он это сделает, поверьте, с целым плечом или с пробитым.
— Да что еще за… — начал Сент-Ив, вновь уставясь на странную вещицу, покрытую, как он теперь заметил, небольшими выступами, среди которых, по обеим сторонам шара, имелись и ставни крохотных амбразур, каковые, сдвигаясь в сторону, открывали взору стеклянные глазные яблоки, с равнодушием глядевшие изнутри. Кибл опять ткнул «грейпфрут» пальцем, вызвав появление человечка: дым и искры так и валят из торчащих слоновьих ушей, из эластичных губ куклы со свистом вырывается воздух, глаза бешено вращаются, — но уже через мгновение кукла исчезла, втянутая обратно шаром. Ставни задвинулись, искры погасли. Изделие французских умельцев тихо лежало на столе, безмолвное и коварное.
Не скрывая своего отвращения, Годелл вновь покачал головой.
— Их называют «марсельские мизинчики». Не сомневаюсь, вы в состоянии вообразить, что это за штука. Только излишества южного климата могли породить такое.
— Вон оно что, — протянул Сент-Ив, поражаясь своей оторванности от жизни.
— К счастью, Кибл и понятия не имеет об их предназначении. А ведь еще в прошлом веке подобные предметы имели довольно широкое хождение. Когда юные особы из благородных семейств Франции и Италии бывали похищены с целью обращения в «белое рабство», такие вот шары подкидывали в дома их родных — это означало, боюсь, что никакой выкуп не поможет вернуть несчастных. Даже самые жестокосердые аристократы, по слухам, впадали в безумие, получив «мизинчик», и трагически покрывали себя позором: не могли остановиться, теша себя выходками этих штуковин, невзирая даже на горе. Конечно, в нашем случае исходный смысл искажен. Этот шар — не что иное, как свидетельство непомерных размеров порочности и тщеславия Дрейка; скорее всего миллионер попросту вознамерился в некоей иносказательной, извращенной форме высмеять привязанность бедняги Кибла к игрушкам. И возможно, совершил ошибку. Думается, эта вещица сможет подсказать нам, где искать Дороти.
