Токацин - Солнечный змей
— Нецис, ты не говорил… Ты пойдёшь один? — слова и мысли путались и не складывались.
— Не спеши, Фрисс. Успеем попрощаться на корабле, — криво усмехнулся Некромант. — А теперь отойди, ляг и задержи дыхание. Морихийки не выглядит тем, что умеет взрываться, но тем не менее…
Он немигающим взглядом следил за Речником, пока тот загонял Квэнгина и Хинкассу под панцирь Двухвостки и разворачивал Флону хвостом к костру. Когда сам Фрисс распластался на земле, обхватив руками голову, чёрные стебли и тонкие листья уже падали в воду.
Долго потом Речник не чувствовал рук и усердно растирал их, опасаясь увидеть на коже мертвенно-серые пятна, и долго тёр лапой нос чрезмерно любопытный Алсаг, и Флона вертелась волчком, пытаясь увидеть, что с её хвостами. Листья опали с кустов, трава почернела. Ледяной ветер пронёсся над развалинами и сгинул, но долго ещё камни дышали холодом и сладковатым запахом тлена.
Едва лёд перестал обжигать веки, Речник вскочил и шагнул к яме, усеянной мелким глиняным крошевом. Горшок рассыпался едва ли не в пыль, угли разметало, но на дне маленького котлована трепыхался иссиня-чёрный пузырь. Один его край был надорван, мельчайшие чёрные капли выступили на нём. Нецис сидел рядом, погрузив в разрыв обсидиановое лезвие, и с окаменевшим лицом следил за тем, как тёмный камень становится чернее мглы. Густая поблескивающая жижа поднималась вверх по лезвию и впитывалась в стекло капля за каплей.
— Илкор ан Кигээл-Рейкс, ос" син гисэйри, — Некромант осторожно, не дыша вынул нож из пузыря, осмотрел почерневшее лезвие и принялся обматывать его тряпками и листвой, слой за слоем. — Я не заберу у вас много, Фрисс. Пусть Король Астанен получит чёрный эликсир и найдёт ему применение, мне довольно нескольких капель. Это тебе, Фрисс.
Он кивнул на вяло трепыхающийся пузырь. Затвердевшая слизь с налитой в неё жидкостью казалась сейчас живым существом — и существом на редкость неприятным.
— Оно, наверное, любое стекло проест, — поёжился Речник. Руки медленно оттаивали, он попытался сомкнуть пальцы на рукояти меча — почти получилось.
— Та-а, синхи, — задумался на мгновение Некромант. — В жидком виде Морихийки очень неустойчива. Впитывается во всё подряд. Пропитанное, насколько я знаю, можно потом подвергнуть выварке, но это надлежит делать опытному алхимику, иначе…
Фрисс с коротким вздохом извлёк из ножен мечи и погрузил концы клинков в иссиня-чёрное варево.
Красные и белые искры посыпались на золу, мечи вспыхнули нестерпимо ярко — и угасли. Чёрные нити протянулись по металлу от острия до рукояти, следом хлынули дымящиеся волны, и последние свечения погасли под ними. Металл наливался чернотой и с каждой впитанной каплей тяжелел и холодел. Фрисс смотрел на гарды — из четырёх клыков Гиайна, украшавших мечи, осталось только два, и те, по уму, следовало бы отломить… Последняя, самая высокая волна поднялась по клинку, захлестнула гарду — и клыки почернели. Фрисс едва удержал меч в обожжённой холодом руке. Опустевший слизевой мешок растёкся зловонной лужицей, земля под ним побелела, как будто подёрнулась плесенью.
— Та! Фрисс, вот это очень неосторожно, — покачал головой Нецис. — Это предельно неосторожно, практически убийственно. Однако… Это готовое оружие, только донести и передать его… Мне казалось, Фрисс, что эти мечи тебе очень дороги — очень благородно с твоей стороны расстаться с ними вот так…
Речник хмыкнул.
— Они мне дороги, — кивнул он. — Но больше не понадобятся. Я иду с тобой.
Медленно и очень осторожно убирая мечи в ножны, он опустил взгляд — и не видел, как изменилось лицо Некроманта, лишь услышал изумлённый вздох.
— Илкор ан… — не договорив, Нецис покачал головой. — Только не ты, Фрисс. Только не эта жизнь.
Речник вскинул мечи, преграждая Некроманту путь, и Нецис с судорожным вздохом опустил руку. Фрисс шагнул вперёд, всё так же держа перед собой оружие и очень надеясь, что до драки дело не дойдёт.
— Я знаю, что на уме у тебя, Нецис, — тихо сказал он. — Не в этот раз. Я иду с тобой, и это моё слово. Ты не будешь там один. Солнечная змея обломает себе зубы, и мы вернёмся на Реку живыми.
— Мрря-а?! — из-под панциря Двухвостки высунулся Алсаг. — Мрря?!
Фрисс успел снова поднять мечи на едва уловимое движение — и Некромант опять остановился, сжимая растопыренные пальцы в кулак.
— Храни меня Река пролить твою кровь, — прошептал Речник. — Оставь свои затеи, Нецис. Не думал же ты, что я отпущу тебя одного на этот раз? Это же не мышей гонять по полигонам…
Некромант медленно опустил руку и сел на камень. Его плечи дрогнули.
— Что я скажу Реке, если ты не вернёшься? — тихо спросил он. — Как она будет течь без тебя?
Фрисс усмехнулся и покачал головой.
— Лучше прежнего, Нецис. Река видела и не такое. А Кесса… Она — Чёрная Речница, и она, будь она здесь, пошла бы с нами. Оставим болтовню, Нецис. Ты знаешь много о солнечном змее. Что мне сделать, чтобы не сгореть ещё на подлёте?
Колдун окинул Речника пронизывающим взглядом и криво усмехнулся.
— Илкор ан мен… Есть способы, Фрисс. Точнее… я надеюсь, что они есть. Но прежде всего тебе нужен отдых. Ты прошёл по развалинам Моагаля, потерял много крови… Тебе нужно выспаться, Фрисс. У нас немного времени, но сутки в запасе найдутся. Ложись спать. Я посмотрю, можно ли заштопать твой доспех.
…Солнце не спешило выглядывать из-за тёмной стены леса, подсвеченной багрянцем, но восход близился, и кровь разливалась по небосклону. Фрисс ощупал плечи и запястья, покосился на новые царапины на оплечье и тяжело вздохнул. Мечи покоились в ножнах, тяжёлые и холодные, как воды подземных рек, и даже смотреть на них Речнику было жутко.
— Па? — Аста высунулась из-за плеча, потёрлась носом о щёку Фрисса.
— Ты не бойся, мелочь, — Речник неловко почесал её за ухом. — На Реке тебя не обидят.
Послание для Кессы лежало на дне сумки, рядом с горстью тсанисы и узелком, полным лепестков Ойо" Нви и Гхольмы, и шнурок от костяного медальона-рыбки был намотан на потрёпанный, с оборванными краями, свиток. Даже и такой обрывок велата непросто было найти здесь, в мёртвом городе, — Речник боялся уже, что придётся писать на обрывке от накидки умрана. Примотав второй листок к ножнам меча, Фрисс привязал их к шипу Двухвостки.
Даже Флона чувствовала неладное — не ломилась сквозь кусты, не тянула в рот всё подряд, а прихватив какой-нибудь лист пастью, роняла наземь и настороженно косилась на людей. Алсаг тихо шипел, то и дело вздрагивая, и вся его шерсть, от носа до кончика хвоста, стояла дыбом.
