"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Блэйлок Джеймс
Вздохнув, Пьюл снова повалился на скрипучую кровать, треснулся локтем о стену и выругался. Такова его участь — всю жизнь провести в предавшем его теле. Временами Пьюлу казалось, что он прикован к огромному паразиту: растленный мешок плоти с чистой, чувствительной и в высшей степени разумной душою внутри. Проницательность, сквозящая в такой постановке проблемы, с легкостью могла бы вызвать восторг, но только не у него. Пьюл видел этот мир насквозь, и мало что могло его прельстить.
Пьюлу часто приходилось сетовать на обычную для гениев проблему: гениальность попросту не самоочевидна. Она явственно проступает в их трудах, однако Пьюл считал любой труд унижением человеческого достоинства. К чему марать руки? И потом, в современных достижениях нет ничего такого, что не представлялось бы очевидным, не было бы претенциозным. Всякий, кто наделен — или проклят — даром прозревать суть вещей, ясно видит пустоту за их хрупкими фасадами. Ему очевидны их фальшь и никчемность. Стоит избавиться от романтической чепухи, и даже лучшие творения поэтов предстанут виртуозно расписанными декорациями, развешанными там и сям с целью скрыть подлинный облик мира, скучный и пустой.
Пьюл испустил очередной вздох и потер кончик носа. Ах, будь он лишен этого горького дара… Чего стоит Нарбондо один! Горбун вдосталь мучил Пьюла, не скупясь на пустые обещания — и только. А кто устроил западню Кракену и отобрал у него ящик? Пьюл. Кто подготовил и осуществил изъятие Джоанны Сауткотт из могилы? Пьюл! Кто выкрал карпа из океанариума? Снова Пьюл! Нарбондо — лишь один из тех навязчивых, низкопробных, эгоистичных пустозвонов, что так любят наделять себя знаками воображаемой власти. Горбун неплохо устроился! Он путается под ногами, присваивает себе заслуги Уиллиса Пьюла, использует его в хвост и в гриву, а в итоге сбежит с изумрудом, оставив именно Пьюла объяснять судье, какой такой наукой они там занимались.
Пьюл нагнулся и, пошарив под кроватью, извлек на свет божий ящик Кибла, отобранный у человека, который попался ему в вагоне поезда. Уже в сотый раз встряхнул его, но ящик вновь не издал ни звука. Да что же там такое, гадал Пьюл. У этой коробки, похоже, вовсе нет никакой крышки. Возможно даже, что ящик специально устроен так, чтобы воспрепятствовать попыткам людей неосведомленных вскрыть его. Он даже мог взорваться! На эту мысль наводили трубка и заводной механизм, прямо как у адской машины. Впрочем, изображенные на ящике звери, разодетые в людские костюмы, кажется, противоречили такой догадке — но разве забавные украшения не могли быть хитростью, отвлекающим маневром?
В оставшемся в лаборатории Нарбондо ящике хранился изумруд, так заверил их Кракен — в стельку пьяный Кракен, не стоит забывать. Но кто готов поручиться, что этот ящик не тот самый, с изумрудом? Эта ручка, возможно, и есть средство открыть его. Хотя, с другой стороны, ею может запускаться часовой механизм. Никто не станет изготавливать устройство, готовое взорваться в его собственных руках. Несомненно, ручка взводит часовую пружину до нужной степени сжатия, а та сама разворачивается, чтобы в итоге произвести подрыв заряда. Или нет? Кто скажет наверняка?..
Мозг Пьюла отвлекся, переводя мысли о часовом механизме ящика в аналогию его собственной жизни — жизни, напряжение которой, как ему казалось, тоже неуклонно ослабевало. Это следствие накопленных знаний, результат работы интеллекта… С ростом осознания человеком природы вещей эти самые вещи бледнеют, почти перестают существовать. Пружина мироздания не столько ослабла сама по себе, сколько стала выглядеть таковой в глазах Пьюла, который, если можно так выразиться, закрутил пружину собственного восприятия до такого состояния, когда мир, за ненужностью сброшенный с плеч, почти исчез; и вот Пьюл стоит теперь на пустынной вершине холма, а простые люди снуют внизу, как жуки, как черви, почти или совсем не пользуясь сознанием.
Путь, лежавший перед Пьюлом, внезапно прояснился. Он достиг перекрестка — точки, где требовалось сделать выбор, совершить некое решительное действие. Спасение кроется в этом поступке. Пьюл подобрал ящик и, держа его перед собой, принялся медленно вращать ручку. Если в результате крышка отскочит на пружине, он узнает, что там внутри. В противном же случае останется заключить, что в ящике бомба — заряд динамита, возможно, — и тогда он просто отнесет эту штуку темными улицами в лабораторию Нарбондо. А попав туда — если только доберется благополучно, ведь эта штука вполне может рвануть по дороге, — он оставит ее на пианино взамен ящика Кракена. Если кабинет Нарбондо и все труды горбуна в результате взлетят на воздух, всю операцию можно будет счесть в высшей степени успешной.
«Потребуется гигантская сила воли, — размышлял Пьюл, — чтобы преодолеть весь Сохо с взведенной бомбой за пазухой». Детонация наверняка отправит к праотцам огромное число невинных людей, ну так что? С точки зрения вечности, чего стоят эти жизни? Разве он уже не установил со всей определенностью их тождество червям и насекомым? Нет худа в том, чтобы наступить на нескольких, и стоит ли сожалеть? Что вообще может выглядеть преступлением в его глазах? Пусть лучше сами пожалеют об утрате Уиллиса Пьюла, так будет вернее.
Он в последний раз оглядел себя в зеркале, выгибая брови, чтобы тем самым усилить производимое впечатление природного ума и надменности. Решение принято. Титаническое усилие воли, которое сокрушило бы низшие создания, за считанные мгновения достигло своего пика и, приведенное в действие, уже не знало сил этого мира, способных противостоять ему.
Пьюл все быстрее вращал ручку. Он чувствовал растущее внутри ящика напряжение: пружина закручивалась все туже. Как и ожидалось! Мрачная улыбка растянула его губы: отскочит ли крышка, как у табакерки с чертиком, чтобы явить изумруд? Не был ли ящик Кракена лишь хитрой уловкой, предназначенной сбить их со следа? Пьюл приник ухом к выступавшей над передней панелью трубке — ему слышались щелчки сложного механизма. Он поднес ящик к лицу, надеясь получше рассмотреть его в падавшем сбоку свете газовой лампы. Сощурив глаз, проследил за ниточкой отсвета внутри трубки, уходящей куда-то вглубь. Громкий щелчок, жужжание; охваченный внезапным ужасом, Пьюл отпрянул.
…или все-таки бомба?
В лицо ему ударила струя неведомого газа. Отплевываясь и кашляя, Пьюл швырнул ящик на кровать. Отравлен… Так и знал! Ящик снова зажужжал, и большое облако зеленой пыли с такой силой вырвалось из трубки, что, хотя Пьюл ничком повалился на пол, газ накрыл его целиком.
В панике откатившись, Пьюл врезался в стену под открытым окном. Стопка книг, удерживавшая створку в поднятом состоянии, полетела на улицу, и окно захлопнулось, наглухо запечатав комнату. Легкие Пьюла исторгли тонкий, испуганный, вибрирующий вопль, что лишь укрепило его уверенность в мгновенном действии отравы. Воздух в комнате уже окрасился синевато-зеленым. Он задохнется в ядовитых парах! Его одурачили, коробка предназначалась горбуну. Предав Нарбондо, Пьюл навлек на себя эту жуткую кару, подписал себе смертный приговор.
Он дергал окно, сражаясь с рамой. Та не поддавалась. В панике оглянувшись по сторонам, он кинулся к двери, увидел пальто, висевшее на вбитом в косяк гвозде, сорвал его и накинул на плюющийся синевой ящик, чтобы хоть немного сдержать бьющий оттуда газ. Подхватил книги заодно с зеркалом и швырнул, что было сил, в упрямое окно, а затем высунул наружу голову и, жадно глотая ночной воздух, следил за полетом осколков стекла и книг с третьего этажа.
Грудь Пьюла вздымалась; в голове немного прояснилось; вернулись равновесие и способность соображать здраво. Конечно, ящик вовсе не является устройством для подачи отравленного газа. Способа, позволяющего верно рассчитать цепь событий, которые привели его на поезд в Харрогейте, не существует. Враги Пьюла не настолько умны. Значит, тут что-то другое. Возможно, он стал жертвой собственного усердия. Что, если, задумался он, в шкатулке действительно хранился изумруд и ей полагалось уничтожить камень при первой же неумелой попытке добраться до него? Может, комнату теперь наполняла изумрудная пыль? Только на кой черт кому-то понадобилось мастерить такой ящик или заказывать его? Неужто безумец Оулсби предпочел уничтожить изумруд, лишь бы не дать нажиться вору? Или тут скрывается нечто большее? Вдруг Оулсби и сам был контрабандистом?
