Вера Камша - Несравненное право
Алый с темно-красными прожилками лист, танцуя свой первый и последний танец, медленно спускался к мощеному двору. Герцог Шандер, изогнувшись с рысиной грацией, поймал лепесток осеннего пламени и, смеясь, вплел в медные кудри Ланки. Дочь Марко ответила ему обожающим взглядом.
— Не жалеешь о своих рубинах, кицюня?[146]
— Нисколечко, — тряхнула головой герцогиня, — ничего хорошего они мне не принесли, да и всем остальным тоже. Пусть ими монашки утешаются, у них в жизни только это и остается…
— Орка рыжая! — счастливо засмеялся Шандер. — Как это не принесли?! Мы живы, мы вместе, а все остальное… — Шани задумался, но ничего более умного, чем старая сентенция Жана-Флорентина, в его голову не пришло, — а остальное — вода…
— Ага, — легко согласилась Ланка, пытаясь поймать еще один кружащийся кленовый листок.
На крепостном дворе было тихо, слепящее солнце озаряло ставшие ослепительно-белыми стены, разноцветные плети дикого винограда, карабкавшиеся по шпилям, пожелтевшую траву, пробивающуюся между каменными плитами. Ласточки еще не улетели и черными искрами проносились над самой землей, к вечеру, видимо, должен был пойти дождь. Ланка наконец поймала свой лист и теперь несла его Шандеру на широко раскрытой ладони. Жизнь была так чудесна и щедра, какой только она одна и может быть. И в этот миг сердце герцога Таянского застонало от неожиданной отчаянной боли. Ощущение было мгновенным, но неправдоподобно, немыслимо острым, он словно бы услышал крик, исполненный безысходного, непередаваемого отчаяния.
Наваждение оставило его столь же стремительно, как и накатило, но Ланка что-то заметила. Во всяком случае, она тут же оказала рядом, обхватив любимого не по-женски сильными руками.
— Что с тобой?
— Со мной, — кривовато улыбнулся Шани, — со мной все замечательно. — Он привлек ее к себе. Какое-то время они стояли, обнявшись, затем он тихо сказал: — Помнишь, ты как-то сказала, что Герика вечно занимает твое место?
— Говорила, — подтвердила женщина, — я тогда была дурой, — она подумала и решительно добавила: — Причем злобной дурой.
— Ланка, она действительно заняла твое место. И благодари всех святых, если они где-нибудь еще остались, что она это сделала. Не спрашивай только, откуда я это знаю. Знаю, и все!
— Они не вернутся? — В глазах Иланы метнулся с трудом сдерживаемый ужас.
В ответ герцог прижал жену к себе так крепко, словно кто-то собирался ее отнять у него.
— Кто знает, кицюню… Может, и вернутся, но когда, как и какими… Мы вряд ли это увидим.
Ланка не ответила. Солнце заливало землю прямыми ясными лучами. А на казавшихся в его свете ослепительно-белыми каменных плитах лежал маленький кленовый лист. Словно пятнышко живой крови.
Серое мореСтранный узор из сероватых, голубоватых и розоватых разводов, создающий иллюзию игры света на замерзшем стекле, был ему откуда-то знаком. Но откуда? Рене знал, что спит и обязательно должен проснуться, потому что должен успеть что-то сделать. Успеть, пока Герика досматривает утренний сон.
Какие странные обычаи у атэвов — они заставляют своих женщин закрывать волосы и нижнюю часть лица. Глупо и некрасиво. Калиф подарит ему свою лучшую саблю, если арциянки будут тоже носить покрывала, серебристые покрывала с переливчатым рисунком… Но зачем ему еще одна сабля? Да и Роман недавно подарил ему шпагу. Сговорились они, что ли…
Нет, он все-таки спит, но надо просыпаться, он не может опоздать, Эрик за него поручился… Он докажет, что третий сын герцога может стать настоящим маринером, но для этого нужно заставить себя встать.
Ох, не нужно было вчера столько пить, это вино слишком сладкое, а от сладкого вина всегда хочется спать. Он и сейчас спит, знает, что спит и должен проснуться. Если этот проклятый монах застанет его спящим, он донесет отцу. Ведь он так и не выучил урок, хотя зачем ему это теперь? Он давным-давно не учится ни у какого монаха, и отец его мертв уже много лет. Просто он спит и видит сон, но нужно заставить себя проснуться. И все же он пьян, иначе почему голова стала такой тяжелой, а глаза не открываются? Они с Марко вчера слишком много пили за Герику, но теперь все в порядке — она принадлежит только ему одному. Понять бы еще, откуда здесь эти серебряные разводы… А, это же плащ Залиэли, значит, где-то и она сама…
Ей не понравится, что он спит на ее плаще, ведь в ее жизни больше не может быть мужчин. Да и ему это не нужно, у него есть Герика, не мог же он, в самом деле, остаться с Залиэлью, да еще и забыть об этом! Если Герика увидит его с этим плащом! Но нет, она ведь теперь далеко…
Но нужно проснуться, будет плохо, если их накроют сонными! Интересно, какая сейчас ора, утро или вечер? Почему ничего не видно? Ах да, он же в пещере, и сейчас сюда придет Илана.
Илана? Его племянница? Чего ей от него нужно, ведь она вышла замуж за Годоя? Да, он совсем сошел с ума, ведь идет война и он должен идти на стену! Вчера они отбили пять приступов, потому-то он так и устал. Неужели его все же ранило? Да нет, иначе Феликс сказал бы. Уже, наверное, поздно, почему Зенек его не будит, а может, мальчишка тоже проспал и его уже ждут?
Хотя кто его может ждать, кроме Герики?! Великие Братья, ну и ночка, ни звезды нет, ни луны… Только это дурацкое мерцание перед глазами. А может, ну его, когда надо — разбудят, а сейчас он никому не нужен и может отдыхать! Ну, нет, император отдыхать не должен. Нужно встать и идти. Нужно встать! Встать! Проснуться и встать!
Рене с трудом поднял голову и обвел мутными глазами низкое черное небо. Голова кружилась, в горле сидел отвратительный скользкий ком, а по вискам мерно и настойчиво били молоты. Герцог стиснул зубы и приподнялся на локтях. Палуба «Созвездия» тускло мерцала серовато-серебристым светом. Он протянул вперед руку и осмотрел пальцы, затем ощупал голову, шею, грудь и снова поднес пальцы к глазам. Крови не было. Значит, он не ранен, скорее всего его просто стукнуло во время шторма по голове. Шторма? Разве был шторм? Ах да, была какая-то магическая круговерть, с которой сражалась Залиэль, а его делом было удерживать корабль. Адмирал скрипнул зубами, подавив стон, и попробовал сесть. Это удалось, хоть и не сразу. Глаза упрямо отказывались смотреть вперед. Стоило оторвать взгляд от руки или досок палубы, как горло сжимало и все начинало плыть. Некоторое время Рене просидел с закрытыми глазами, прислушиваясь. Скрипели снасти, хлопала провисшая парусина, что-то слегка потрескивало…
Интересно, где они? Куда их вынесла поднятая кем-то буря, слишком непохожая на те, что он видел раньше? На все, кроме одной, но об этом лучше пока не думать, хотя зачем лгать самому себе? И буря, и проклятый водоворот, в который они чуть было не сорвались, были непростыми. Хорошо, что ему удалось удержать корабль. Он попробовал открыть глаза. Молоты сразу же принялись за работу, но это было не так уж и страшно. Рене попробовал посмотреть вверх. Странно, почему снасти светятся, надо спросить у Залиэли, чего это она удумала, хотя так, конечно, красиво, но их же увидят…
