Михаил Белозеров - Нашествие арабуру
Если бы не этот прием и не строгий наказ учителя Акинобу, генерал Го-Тоба ни за что не добился бы своего. Однако, на горе Баттусаю, он припомнил уроки, которые давал ему заезжий монах. Он научил его двум простым вещам: гипнозу, который он называл «овладением вниманием», и усыплению, которое он назвал «пустыми мозгами». Генералу Го-Тоба так хотелось выпить, что он проделал два эти фокуса с большой виртуозностью. Как только Баттусай сосредоточился на блестящей рукояти меча, бравый генерал стал читать сутры «закрытых глаз». Вначале он произносил их очень и очень тихо. Баттусаю это напоминало гудение пчелиного роя, и он не обращал на гудение никакого внимания. Как только его взгляд стал неподвижным, а веки чуть-чуть, совсем чуть-чуть, опустились, генерал перешел на шепот. Теперь наивный Баттусай слышал шорох морских волн, и ему это очень нравилось. Родом он был с побережья провинции Муцу и с молоком матери впитал звуки моря. Ему привиделся отчий дом, длинная полоска берега с беспрестанно набегающими волнами. Но он еще не уснул, и тело его готово было противостоять «пустым мозгам», тогда как сознание постепенно шаг за шагом сдавало позиции. Когда Баттусай закрыл глаза, но все еще хорошо слышал, генерал стал произносить сутры нараспев в полный голос. Таинственное сочетание смысла фраз и музыкальности сутры сделали свое дело — примерно через три четверти коку Баттусай уснул глубоким сном.
Хитрый генерал Го-Тоба, ни на мгновение не прерывая сутры, медленно поднялся и, шаг за шагом отступая к двери, исчез за ней. Он не верил своему счастью — у него все получилось! Надо ли упоминать, что попутно он усыпил и Митиёри, который сидел за стенкой дома и предавался игре с дворовой кошкой. Если Баттусаю снился его деревенский дом, то Митиёри пребывал совершенно в иных мирах — ему снилась мать, которую он никогда не видел.
Первым делом генерал Го-Тоба побежал в соседний дом и стал барабанить в двери. Тонкое обоняние генерала давно уловило то, на что другие не обращали внимание — соседи варили сакэ. Вот почему генерал маялся.
Соседи же решили, что к ним ломятся городские стражники или, хуже того — проклятые арабуру. Хотя, конечно, уж эти-то имели все права беспрепятственно войти в любой дом в любое время дня и ночи. Поэтому генералу здесь ничего не перепало. Мало того, на шум выскочили молчаливые мужчины с палками, и хотя генерал был при своем любимом мече, драться с ними он не решился, здраво рассудив, что он сюда прибежал не за этим. К тому же он все еще боялся, что проснется Баттусай. Он, правда, предпринял слабую попытку выклянчить хотя бы глоток божественного напитка, на худой конец — чанго, но суровые мужчины молча выкинули его на дорогу.
Быстренько отряхнув дорожную пыль, генерал Го-Тоба побежал куда глаза глядят. А глядели они у него туда, куда вел его собственный нос. Нос же привел его туда, куда попадают все бражники — в притон.
Притон под названием «Хака»[115] находился в самом центре квартала каменотесов, в недостроенном, вернее, в используемом не по своему прямому назначению склепе.
Генерал ввалился туда, как жаждущий крови зверь. Феноменальный нюх привел его точно в дыру между чертополохом и покосившимся забором, туда, где была протоптана едва заметная тропинка. Было у него с собой десять рё. На эти деньги можно было пить, не просыхая, две луны кряду и то не все пропить, ибо керамическая бутылочка дешевого теплого сакэ стоила всего лишь два бу.
Генерал Го-Тоба тут же заказал себе десять таких бутылочек, потом, ни на кого не глядя, уселся за столик в углу и сразу опорожнил три из них. Ему полегчало, словно душа только этого и требовала. Успокоившись и немного отдышавшись, генерал огляделся. Склеп был низким, узким и длинным, как лабиринт Драконов. Свет, падающий из дыр в крыше, только сгущал тени. Лица посетителей казались масками театра Кабуки, в который генерал частенько хаживал и очень любил.
Когда он выпил еще две бутылочки, ему показалось, что эти лица тянут к нему свои мертвенные руки. А потом он понял, что это не живые люди, а хонки пьянства, только и ждущие подходящего пропойцу. Известно, что духи и демоны могут летать лишь по прямой. Поэтому генерал Го-Тоба живо опрокинул свой столик и поставил его на пути движения хонки. Как они взвыли! Как они кричали, возмущаясь! Они кричали так, что с потолка посыпалась краска, а воздухе повисла пыль. Они кричали и искали возможность обойти препятствие, но не могли этого сделать, потому что тоже были пьяны, но не от сакэ, а кровью посетителей «Хака». Генерал Го-Тоба преспокойно угнездился за своим укрытием и знай себе, потягивал любимый напиток. Однако некоторые из хонки оказались сообразительнее и стали искать путь, как бы добраться до генерала. И когда один из них, совершив обходной маневр, схватил его за руку, в которой он держал последнюю, а значит, и самую драгоценную бутылочку, генерал не выдержал и дал им бой. Его тяжелый боевой меч просвистел, как рок, для тех, кто стоял у него на пути, хотя, конечно, генерал знал, что дело это бесполезное, ибо хонки нельзя было убить обычным мечом. Как и следовало ожидать, оказалось, что генерал дерется вовсе не с демонами и духами, а с людьми во плоти — такими же пьяницами, как и он. Наверное, генерал так всех и зарубил бы, если бы ему не попался самурай, вооруженный вакидзаси, который сопротивлялся дольше остальных и ценой своей жизни дал возможность разбежаться всем уцелевшим посетителям «Хака». И хотя генерал Го-Тоба был не из храброго десятка, то, что он учинил, надолго запомнили в столице Мира, которая ныне называлась не Киото, а Чальчуапа: из всех щелей и дыр притона «Хака» вдруг полезли, как тараканы, все те посетители, кто не полегли под мечом генерала Го-Тоба. Он еще долго призывал их к бою и напрасно размахивал мечом. Его водило из стороны в сторону. Он несколько раз садился на зад, который вдруг сделался непомерно тяжелым и неуправляемым, словно он жил своей отдельной жизнью и во что бы то ни стало хотел как можно больше напакостить генералу. В каждом углу ему виделся враг, и он рубил все, что попадалось ему на пути. Обследовав все закоулки и тупички и в сотый раз убедившись, что больше не с кем драться, а значить, и не надо скандалить, генерал немного успокоился и решил отправиться дальше.
«Тьфу ты!» — плюнул он, выбираясь из скрепа, с удивлением обнаруживая в своей левой руке малый меч. Вот, чего мне не хватало, понял он, — кровавого боя. Вот, чего я был лишен все эти годы — удовольствия подраться. «А!.. Хорошо!» Так почему бы мне не отметить это дело. И он пошел искать, где бы можно было еще выпить. На свою беду очень быстро он набрел на харчевню, где сидел Акинобу.
