Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии
Вдруг оба услышали за воротами какой-то шум.
– Ксатмек, к воротам! Я погляжу через Око...
Ксатмек с мечом в руках прильнул к воротам, напрягая слух, а его товарищ глянул в систему зеркал и увидел, что перед воротами полно людей! Мечи они держали в зубах, а уши заткнули пальцами. Один из них, с султаном из перьев, поднес к губам дудочку и, едва стражник закричал тревогу, начал играть.
Голос застыл в горле стражника, когда высокий, необыкновенный писк прошел сквозь металлические двери и коснулся его ушей. Ксатмек упал у ворот, словно парализованный и заслушался. Другой воин, находившийся подальше, почувствовал угрозу в этом дьявольском свисте. Высокие звуки, словно невидимые пальцы, вонзились в его мозг, наполняя его чем-то чужим и безумным. Страшным усилием воли ему удалось сбросить чары и отчаянным голосом прокричать сигнал тревоги.
И тогда музыка изменилась, невыносимый свист стал резать барабанные перепонки. Ксатмек застонал от нестерпимой муки и последние остатки разума покинули его. Не помня себя, он разомкнул цепь, открыл ворота и с мечом в руках бросился в зал прежде, чем товарищ успел его остановить. Тотчас же в него вонзилась дюжина клинков, и по его окровавленному телу с рычанием пронеслась ватага ксоталанцев. Их торжествующий вопль наполнил залы и комнаты Текультли.
Стражник, оставшийся в живых, выставил копье и только тут сообразил, что враг в крепости! Острие его копья вонзилось в чей-то живот, и больше он ничего не видел – удар сабли раскроил ему голову.
Крики и звон оружия разбудили Конан. Он вскочил с постели, схватил меч и, подбежав к двери, распахнул ее настежь. В коридор он вышел как раз в минуту, когда по нему мчался воин Текультли.
– Ксоталанцы! – рычал он. – Они в крепости!
Конан помчался по коридору и наткнулся на Валерию, которая выскочила из своей комнаты.
– Что творится, черт побери? – закричала она.
– Говорят, прорвались ксоталанцы, – сказал он. – И похоже, что это правда.
Втроем они ворвались в тронный зал и зрелище, которое открылось им, было самым кровавым из кошмаров. Около двадцати мужчин и женщин с изображениями белых черепов на груди схватились с людьми Текультли. Женщины обоих кланов бились наравне с мужчинами и пол в зале был усеян мертвыми телами.
Ольмек в одной набедренной повязке бился у подножия своего трона. Таскела прибежала из своих покоев с мечом в руке.
Ксатмек и его напарник были убиты, и поэтому никто не мог объяснить людям Текультли, каким образом враг ворвался в крепость. И тем более никто не мог объяснить причины этой безумной атаки.
Но потери ксоталанцев были большими, а положение более отчаянным, чем полагали их враги. Союзник, покрытый чешуей, был покалечен, Пылающий Череп убит, а один из четырех воинов перед смертью успел сообщить о двух белокожих рубаках, которые укрепили силы неприятеля. Этого было достаточно, чтобы привести их на грань отчаяния и бросить на врагов.
Люди Текультли оправились уже от первого шока, стоившего им нескольких жизней и яростно сражались, а стражники с нижних этажей изо все сил спешили, чтобы вступить в бой.
Это была битва диких собак, слепая, безжалостная, до последнего вздоха. Все больше ярко-красных пятен расцветало на пурпурном полу. Трещали столы и кресла из слоновой кости, падали бархатные шторы и тоже окрашивались красным. Это была кровавая кульминация кровавого полувека и все это понимали.
Но исход битвы был предрешен. Люди Текультли, и так вдвое превышающие противника числом, воспряли духом, когда в бой вступили их светлолицые союзники.
А они ворвались, словно ураган, ломающий молодой лес. Сила Конан превышала силу троих тлацитланцев и ни один из них не мог сравниться с ним в быстроте. В этой людской гуще он двигался с быстротой молнии и сеял смерть, словно волк в овечьем стаде, оставляя за собой груды искалеченных тел.
Рядом с ним с улыбкой на губах сражалась Валерия. Она превосходила силой обычного мужчину, но была много опасней. Меч в ее руке казался живым. Если Конан повергал своих противников тяжестью и силой удара, разбивая головы и выпуская кишки, то Валерия сначала ошеломляла врага своим несравненным фехтовальным искусством. То один, то другой воин падал с пробитой грудью, не успев даже замахнуться. Конан шел по залу подобно буре, сметающей все на пути, Валерия же казалась призраком. Она постоянно меняла позицию, рубила и колола, а все мечи, направленные в нее, пробивали воздух. Враги умирали, слыша ее издевательский смех.
Ни пол, ни состояние участников не имели значения в этом сумасшедшем бою. Еще до того, как Конан и Валерия ворвались в зал, пятеро ксоталанок уже лежали на полу, с перерезанными глотками. Когда кто-нибудь опускался на пол, всегда наготове был кинжал для беззащитной шеи или нога, способная размозжить голову об пол.
От стены к стене, от двери к двери перекатывались волны беспощадного сражения. В конце концов на ногах остались только люди Текультли и двое белых наемников. Тупо и мертво глядели друг на друга оставшиеся в живых – жалкие обломки целого мира.
Они стояли, широко расставив ноги, их клинки были окрашены и выщерблены, кровь текла по их рукам, когда они смотрели друг на друга над телами изрубленных друзей и врагов. Не было ни сил, ни воздуха в груди, чтобы издать победный клич, поэтому из уст их вырвался только безумный звериный вой, подобный волчьему.
Конан схватил Валерию за руку и прижал к себе.
– У тебя рана на ноге, – буркнул он.
Она глянула вниз и только сейчас почувствовала боль. Должно быть, какой-то умирающий воин успел вонзить кинжал.
– Ты сам в крови, как мясник, – засмеялась она.
– Со мной порядок. Ничего серьезного. А вот твою ногу надо перевязать.
Широкая грудь и борода Ольмека тоже были в крови. Глаза его горели, словно отблески пламени на черной воде.
– Мы победили! – самозабвенно кричал он. – Война окончена! Ксоталанские псы мертвы! О боги, хоть бы один выжил, чтобы содрать с него кожу! Но они и так хороши. Двадцать мертвых псов! Двадцать красных гвоздей в черном дереве колонны!
– Лучше займись ранеными, – отвернулся от него Конан. – Эй, девочка, дай-ка я погляжу твою ножку.
– Подожди! – она нетерпеливо оттолкнула его руку. Пламя борьбы все еще пылало в ее душе. – Вы уверены, что все лежат здесь? Что если на нас нападут с другой стороны?
– Они не стали бы разделять клан перед таким походом, – сказал Ольмек. Рассудок помаленьку возвращался к нему. Без своих пурпурных одежд он походил скорее на обезьяну-людоеда, чем на князя. – Клянусь головой, мы положили их всех. Их было меньше, чем я думал, и вело их отчаяние. Но каким образом они проникли в крепость?
