Мэтью Гэбори - Король пепла
Она вздохнула от досады и подумала о Януэле, бившемся в ее сердце. Она воплотилась в его теле, приведя в действие магию Волны, чтобы уподобить его тело своему и заменить его собой. Как когда-то она дала ему жизнь, так теперь он, в свою очередь, позволил ей возродиться, чтобы исполнить волю народа Волн. С недавних пор она ощущала шепот его присутствия и далекое эхо Феникса. Хранитель пробуждался и вновь погружался в сон, укачиваемый голосом своего хозяина. Иногда она прислушивалась к ним, радуясь, что они понимают друг друга, как никогда. Вынужденное заточение, к которому приговорила мать, приблизило Януэля к Фениксу, разделявшему ту же участь, — они оба теперь жили в ее сердце.
Мать Волн прижала руку к груди, словно пытаясь ощутить их в своем теле, желая обратиться к ним, чтобы сказать, как ей хочется, чтобы, несмотря на сложившуюся ситуацию, они оба выжили в грядущих испытаниях.
Прикоснувшись к волосам, она убрала капризный локон, свесившийся на плечо. С момента Воплощения она заплетала косы, укладывая их на голове как корону. Она была в том же платье, в каком явилась своему сыну, но босиком.
Женщина взглянула на угрожающую тень королевской крепости и инстинктивно коснулась меча, висевшего у нее за спиной. Когда меч Сапфира засверкал в темноте, ее бирюзовые глаза потемнели.
На священном лезвии длиной в два с половиной локтя играли темно-синие отливы. Загибаясь в конце, оно черпало свою мощь в венах, проходивших от эфеса до самого острия. Мать Волн медленно сомкнула пальцы вокруг резного эфеса. Разящий Дух тотчас отозвался в сознании своего хозяина звуком знакомого голоса:
— Привет, красавица… какие-то проблемы?
— Никаких… Просто мне было необходимо тебя услышать.
— В душе Волна?
— Нет, только страх…
— А, ну как всегда.
Матери Волн нравился игривый тон, которым разговаривал с ней Дух. Перед тем как передать меч капитану Соколу, она долго тренировалась, чтобы в совершенстве овладеть всеми гранями мощи меча. Сомнения, которые она испытывала вначале, рассеялись по мере того, как Разящий Дух раскрывал ей свои тайны. Меч позволял овладеть столь необычной и сложной техникой поединка, что Мать Волн отбросила все сомнения, безоговорочно покорившись ему.
Окрестности, понемногу терявшие прозрачность, вскоре погрузились в кромешную темноту. Так всегда начиналось взаимное проникновение: меч сливался со своим носителем. Чтобы орудовать мечом, следовало стать незрячим.
Затем в темноте возникли звуки, в обычное время не различимые человеческим ухом. Малейшее потрескивание дерева, шелест ткани, неслышно ползущее насекомое. Звуки обострялись, усиливаемые Разящим Духом.
Меч, рожденный на поле битвы Истоков, оставлял своему хозяину единственное измерение — звуковое, где по временам раздавалось эхо старинных сражений. Огромные потрясения, ужасающие крики Хранителей оставили здесь и там резонанс в виде призраков — коротких созвучий, которые нужно было уметь расшифровывать, чтобы погрузиться в них и, воспользовавшись их мощью, придать ритм своим движениям. Матери Волн понадобилось множество попыток, чтобы слить мелодию собственного стиля с мелодией призрачных созвучий и таким образом увеличить ярость и пыл натиска.
Ей это удалось, и теперь в некоторых случаях она могла ударить с мощью Хранителя. Сейчас она внимательно вслушивалась в океан звуков. Помимо шумового фона самой террасы и звуков, доносившихся с улицы, она различила резонанс трех мелодий прошлого, действовавших в ее состоянии словно бальзам.
Пора было активизироваться. Начать все сначала, найти брешь, которая позволила бы ей проникнуть в королевскую крепость.
— Я не выпущу тебя из рук, — сказала она.
— Если говорить откровенно, — шаловливо ответил Дух, — я не могу сдержать возбуждения каждый раз, когда ты произносишь эту фразу.
— Идиот… — произнесла она с заговорщической улыбкой.
— Что, я ведь меч, так или не так? Неоспоримый символ! Символ обостренной чувственности, которую ты отказываешься признать по непонятным практическим соображениям.
— Это уже непристойно.
— Мне просто хочется попытать счастья, в этом разница, — насмешливо возразил он.
— Тебе придется довольствоваться моими руками.
— Ты себе не представляешь, что теряешь.
Дух знал, что она ценит его провокации и что только так он может унять ее тревогу. Он уже собирался добавить еще что-нибудь в том же духе, как вдруг она выдохнула:
— Ты ничего не слышал?
— Нет.
Она различила размеренные шаги. Громкий звук, ворвавшийся, словно фальшивая нота, в поскрипывающую мелодию старого дерева. Она сосредоточилась, чтобы попытаться снова уловить его, но ничего не услышала.
— Это все твое воображение, — проворчал Дух.
— Возможно, — признала она.
— Точно. Они не смогли бы так быстро нас разыскать.
— Уходим.
Она совершила оплошность. Терраса представляла собой тупик, его с легкостью мог использовать враг. Движимая глухим беспокойством, она сильнее сжала эфес меча и двинулась к лестнице.
Она ничего не видела, но все же держалась настороже. Крадясь по-кошачьи, она достигла порога и прислушалась.
— Холера… — прошептал Дух.
Шаги. Их много.
— Они нашли нас, — сказала она.
— Их по меньшей мере десяток.
— Да, по меньшей мере.
Враг больше не пытался замаскировать свое приближение, и лестница теперь вибрировала от их шагов.
— Мы в западне, — проворчал Дух.
Будучи лишенной способности видеть происходящее, Мать Волн старалась вспомнить ландшафт. От соседних крыш ее отделяло по меньшей мере двадцать локтей. Слишком низко, чтобы приземлиться, ничего не повредив. Лестница оставалась единственным возможным способом выбраться, если только она не решит спуститься по колоннам, поддерживавшим кончик клюва, — слишком опасный и долгий спуск, чтобы застать врага врасплох.
— Пойдем по лестнице. Попытаемся прорваться силой, — проговорила она.
Дух приветствовал ее решение новым ругательством и перешел к действию. Сначала он подавил все посторонние шумы, чтобы сосредоточиться на смутном гуле, доносившемся с лестницы. Необходимое вступление, чтобы позволить своей хозяйке сосредоточить внимание на враге.
— Красавица!
— Что?
— На колоннах, сзади. По крайней мере двадцать. Между нами, это начинает меня слегка беспокоить.
