Кэролайн Черри - Врата Изгнанников
— Я не знаю, — запротестовал Чи, качая головой.
— Ты мог попытаться убежать на этой лошади в лес, — сказала Моргейн. — И если бы не эта белая рубашка, ты уже был бы мертв. Восемь уже лежат — они не успели предать нас. Ты все еще понимаешь меня, Чи?
— Да, леди, — слабым голосом ответил Чи.
— Мы уже выехали из земли Гаулта? Где граница?
— Я не знаю, — в который раз сказал Чи, — и, клянусь, это правда. Мы сражались к северу от этого места. Милорд Ичандрен — он мертв. Люди Гаулта оказались ночью на дороге — Бог знает, только Бог знает, леди, что они делали здесь, и где остальные. Но этот огонь, он привлечет их, и не только их — Бог знает кого — и никто не знает, что они подумают, когда увидят. Сейчас здесь земля Гаулта. А его люди никогда не подожгут свою собственную землю. И мы…, — он заколебался, дыхание прервалось. — И мы не должны были жечь землю, по которой едем. Когда огонь погаснет, эта дорога все равно будет принадлежать Гаулту. Останутся только черные обгорелые стволы, за которыми не спрячешься, и он сможет без опаски ездить по еще большей территории.
Последние слова Чи сказал с негодованием. Вейни оперся о луку седла и нахмурился — голос Чи изменился и сам он выпрямился, как если бы хотел бросить вызов леди-кел, угрожавшей ему, а ведь дымящиеся трупы в лесу доказывали, что это не пустые слова. — Кто? — спросил Вейни. — «Mы»? Твои друзья? И как мы будем ездить с ними?
На мгновение Чи застыл, с открытым ртом. В глазах мелькнуло дикое пламя, и в долю секунды исчезло. Потом он перевел взгляд на Вейни, и тут же опять взглянул на Моргейн. — Такие же, как и я, — сказал он. — Они убьют всех нас, вас — только увидев, а меня, меня — когда поймут, что я один из людей Ичандрена. Пленники не должны возвращаться. Но если мы опять выедем на Старую Дорогу, нас поймают люди Гаулта, отведут в Морунд и всех убьют.
Это было настолько мрачно, что вполне могло быть правдой.
— И где они? — спросила Моргейн. — Настолько близко, чтобы заставить всю банду Гаулта прискакать через ночь? И во что мы вляпались?
— В войну, — ответил Чи. — Война, леди, и вы ее начали, убив этих восьмерых и подпалив лес. Даже если сейчас перемирие, Гаулт обязательно решит, что это сделали люди, и люди, только увидев огонь, тоже поймут это. Там наверху, на холмах, они поймут это утром, и спустятся вниз, чтобы ударить пока еще могут, пока люди Гаулта будут заняты, гоняясь за нами — и Гаулт знает это; поэтому он бросит всех, кого сумеет собрать, к холмам, чтобы помешать им. Вот как пойдут дела. Мы должны идти вверх, по самым далеким тропинкам, мы должны идти по ночам и надеяться, что нигде не наследим — засады будут на всех дорогах, до которых люди Гаулта успеют добраться.
Это казалось похоже на правду. Это казалось очень похоже на правду, после стольких обманов и ошибок.
— Почему мы должны верить тебе? — спросила Моргейн. — Ты уже ошибся дважды, Чи.
— Я не хочу умирать. — Голос Чи дрогнул. Он наклонился вперед в седле, холодном ветер трепал рубашку, туго облегавшую плечи. — Как перед Богом, леди — ехать туда, куда вы хотите, означает сунуть голову прямо волку в пасть. Я знаю, что ошибался. И нет мне извинения, хотя я надеялся, что мы поедем быстрее, и думал — напрасно — что хорошо знаю то место. Но вот это место я действительно хорошо знаю. Я здесь жил. И — клянусь жизнью! — на этот раз я не ошибусь.
— Мы не можем больше гнать лошадей, — проворчал Вейни. — Лио, кого бы мы ни встретили, нам от них не убежать.
Моргейн взглянула на него. На мгновение в ее глазах появилось выражение, которое он хорошо знал и боялся — нетерпение, которое могло убить их. Потом рассудок победил.
— Недалеко отсюда я знаю место, — очень спокойно сказал Чи, — где можно разбить лагерь.
Место оказалось поляной, хорошо укрытой между деревьями, через которую тек ручеек, пробивавшийся через камни — не слишком много воды, решил Вейни, когда они прискакали туда, но вполне достаточно. Он спустился на землю и внезапно обнаружил, что все кости болят, кольчуга давит на плечи намного сильнее, чем два дня назад, когда он надел ее. — Давай я, — сказал он, перехватывая поводья Сиптаха, пока Моргейн спускалась с жеребца: серый собрался воевать с украденным гнедым мерином, уши напряжены, движения полны лошадиной хитрости — еще не прямой вызов, но по дороге к нему, слегка увеличенная агрессивность, которая означала, что все три лошади в опасности.
— Он ненавидит гнедого, — сказала Моргейн, протянула руку и, рванув за подбородочный ремень, заставила серого посмотреть на нее. Она ласково потерла нос жеребца, как будто тот был маленьким детским пони. — Не беспокойся, я возьму его в руки. Он разволновался из-за Эрхин.
Щеки Вейни покраснели. Это слишком походило на упрек, и ударило по больному месту.
А Чи, очень разумно, привязал свою лошадь подальше от Сиптаха, на маленькой прогалине среди сосен — хотя бы сосны здесь такие же, как в Эндар-Карше; среди камней зеленели клочки травы.
Расседлывая кобылу, Вейни взглянул мимо плеча Эрхин в сторону Чи. — Небеса знают, — сказал он Моргейн, — что в мешках, которые он получил вместе с лошадью.
— И мы узнаем, — тихо сказала Моргейн, ставя на землю оружие Чи, которое Сиптах так долго нес. — И пускай он сам везет свои доспехи, когда мы опять поскачем. Хуш, Хуш. — Серый попытался заржать, она протянула руку и, схватив жеребца за уздечку, несколько раз сильно дернула. — Ну, ты, веди себя получше.
Но жеребец из Бейна помотал головой и все равно негромко заржал, а Эрхин, стоявшая рядом, вздрогнула. — Еще одно сражение, — улыбаясь сказал Вейни. — Среди многих других неприятностей.
— Эти другие неприятности жалят в два раза больнее, — сказала Моргейн, и раздраженно посмотрела на него, как будто хотела сказать, что природа такая, какая есть.
— Можно избавиться от гнедого.
— Я не просила.
Да, конь Чи мешал, и здорово мешал. Вейни стиснул челюсти, снял с кобылы седло и вытер ее с ног до головы, пока Моргейн делала то же самое с серым, улучшив его настроение.
Потом подошел Чи и принес седельные сумки, висевшие на гнедом.
В руке он держа складной нож.
Чи поднял руку и протянул Вейни нож, рукояткой вперед, а седельные сумки поставил на землю. — Не думаю, что вам понравится, если эта штука будет у меня, — сказал он и, когда Вейни протянул руку и взял нож, добавил. — Обыщи сумки, если хочешь. Или меня.
Вейни уставился на него. Дело чести: верят они Чи или нет.
— Да, — мгновенно сказала Моргейн, в таких делах не колебавшаяся ни на секунду.
Или потому, что ее вассал заколебался.
