Александр Гуров - Ученик некроманта. Мир без боли
— Чего вам? — устало произнесла она.
— Впусти путников, — попросил, будто потребовал, Батури.
— Кровопийцу? — криво усмехнулась старуха.
Клавдий невольно поразился ее догадливости, но, не выдав своего удивления, добавил:
— И двух людей.
— Милости прошу, — повела она рукой, пригласив войти, и отошла с дороги. — Вы, девоньки, маски-то наденьте, что лежат на табурете у порога. Иначе хворь вас свалит — мор в деревне.
Девушки, обрадовавшись, вдвоем протиснулись в землянку, разыскали на небольшой треноге маски, похожие на клювы ворон, нацепили их, отчего стали выглядеть смешно и нелепо. Батури не спеша, вальяжно вошел следом, и тут же его взгляд упал на прикрытую тонким шелком колыбель.
— Здесь ребенок? — почему-то взволновался вампир. Глаза его напряглись, забегали, губы беззвучно зашевелились, словно он начала колдовать. — Ребенок заражен? — спросил Батури, когда волшба не дала никакого результата: колыбель была под защитой неведомых ему чар.
— Дитя здорово, а я вот — нет, — буднично, безразлично ответила старуха, пожав плечами.
От спокойствия и холода, которые прозвучали в голосе обреченной, даже у Батури сжалось сердце. Он искренне считал, что перед смертью люди всегда хватаются за жизнь, дорожат последними мгновениями, но теперь понимал: иногда надежда умирает далеко не последней.
— И что с ним будет?
— Почитай, что и со всей деревней — не жилец он: не мор его приберет, так голод.
— И ты сидишь здесь и ничего не делаешь?
— Кровосос с душой! — хозяйка всплеснула руками и ухмыльнулась, обнажив редкие прогнившие зубы. — Хех, забавная штука.
— Не забавнее, чем старуха, убивающая детей…
Анэт смотрела на Батури, слушала его слова и не верила своим ушам. В ее сознании жестокий и грубый вампир не подходил на роль защитника детей. Несомненно, мать, или бабка — да любая женщина, не делающая всего возможного для спасения ребенка, заслуживает осуждения. Но что ей остается, если даже взять свое дитя в руки, не обрекая на гибель, не в ее силах?
— То-то гляжу: витязь ко мне пожаловал, — усмехнулась старуха. — Воин из Мрака! А теперь пораскинь умом, милок. Все селения вокруг вымерли. Я, почитай, одна осталась. До городища далече, а я ноги еле волочу: стара, больна. Стало быть, не добраться. Да и мор, надо думать, не токмо у нас буянит — повсюду. Выходит, не спасти мне дитя.
— Я спасу, — заверил вампир.
— Ведомо мне, что ты удумал: зверем его сделаешь, дабы он, как и ты, кормился чужой кровью. Нет, милок. Лучше пусть со мной дитя сгинет, нежели зверем станет.
— Я сделаю из него Высшего. В десять лет он уже достигнет голконды и не будет нуждаться в человеческой крови.
— Не дам дитя — и вся недолга! — отрезала старуха.
— Хозяюшка, будьте добры, дайте нам еды в дорогу, — попросила Анэт.
— Мы уже день ничего не ели, — добавила Энин.
— Все, что в погребе сыщете, себе берите. Всяко мне жить недолго осталось.
— Спасибо, хозяюшка! — обрадовались девушки и, обгоняя друг друга, выбежали из комнаты в поисках погреба.
— Чем околдовал живых? — спросила старуха, проводив двух сестер каким-то злым, презрительным взглядом. — Чего они за кровопийцей хвостом волочатся?
— Как тебя зовут? — вместо ответа спросил вампир.
— Виерой величают.
— Значит так, Виера, мне нужен этот ребенок. Я обещаю воспитать его достойно, в любви и достатке.
— Нет, милок, не воспитаешь. Охотится за тобой тот зверь, что изрыгнул всех вас, кровопийцев, на свет божий. Ты не думай, знаю я, кто ты: Клавдием тебя величают. И не удивляйся, узнала тебя по вещице, что за поясом носишь, — старуха пальцем указала на «смерть Каэля», и Батури невольно притронулся к рукояти кинжала. — Охотится за тобой зверь, — повторила она, — и добычу свою не упустит. Не жить тебе, милок, как есть, не жить. А ежели дитя с собой возьмешь и кровопийцей сделаешь, то не видать ему ни изобилия твоего, ни любви, ни жизни людской. Не воспитаешь — нет, не дашь силы своей темной и будет дитя моё рассвета бояться, в канавах отираться, себя за убийства творимые проклинать.
— Каэлю меня не найти. Моему слову можно верить. Отдай ребенка по-хорошему, иначе заберу силой.
— Не заберешь, — невозмутимо ответила старуха. — Охраняют люльку чары, с которыми и тебе, милок, не совладать. Решишь силой дитятко взять — и себя, и его погубишь.
Клавдий беззвучно выругался, понимая, что старуха не блефует. Колыбель защищало столь мощное колдовство, что Батури даже не смог взглянуть на ребенка сквозь призму магического зрения.
— Глупо, Виера, глупо, — не показав нарастающего гнева, хладнокровно сказал вампир. — Если бы не твое колдовство, я б отправил тебя в мир теней раньше положенного срока, но… вынужден смириться с твоим решением.
Сестры, вдоволь наевшись, стали вытаскивать из погреба остатки еды, которую запасливая хозяйка приготовила на зиму — все равно ей не суждено было пережить эту зиму.
— Котомки сыщите на кухоньке, — предупредила Виера. — Бежать я думала, да не успела: мор и мной, старухой, не погнушался.
— Спасибо, хозяюшка, — кивнула Анэт и принялась утрамбовывать поклажу.
— Вы практикуете магию, — заговорила Энин. — Возможно, у вас есть инструментарий для приготовления эликсиров и зелий?
— В погребе, дочка, в углу, за холстом из кожи. Ты забирай, мне оно уже без надобности, а так хоть добрую службу сослужит.
— Скорее злую, — уточнил вампир.
— Спасибо, — криво улыбнулась Энин и быстро ушла. Анэт к этому времени уже закончила собирать еду в дорожные мешки, но осталась на кухне, не пожелав встревать в разговор вампира и старухи.
— Что случилось с другими селянами? — спросил вампир.
— Известно, что: померли. Я махнула рукой на старые обиды: ведьмой меня обругивали, камнями бычьи пузыри на окнах рвали, глазели недобро, со злобой. Махнула, говорю, на обиды рукой, из последних сил снесла их на братскую могилку и по донекромансерскому обряду подожгла. Тогда, видимо, хворь и подхватила.
— Как же у тебя, тщедушной, хватило сил, чтобы всех перетащить?
— Эстер — помощник, — пожала она плечами.
— Почему позволила болезни себя скосить? Ты же заклинательница не из последних…
— Больно уж ты любопытен, милок. Шли бы вы отсюда, пора вам в путь-дорогу.
Заметив Энин, вернувшуюся с мешком для алхимических опытов, Батури подумал, что если даже ведьма смирилась со смертью от чумы, то рыжеволосая обречена. Главное, вытолкать ее за пределы Хельхейма до того, как закончится тормозящий эликсир и болезнь окончательно подкосит девушку. Иначе жизнь самого Батури оборвется — так накажет за нарушение клятвы клеймо Эльтона.
