Дарья Еремина - Рождение Императора
Когда на степь упала ночь, я был на тринадцатой странице. Вымотанный, я поднялся на второй этаж.
Не зная, как развивать в себе чувствительность к новой энергии, я искал ее в окружающей степи. Очень далеко я находил людей, но расстояние не позволяло уже почувствовать оттенки и силу энергии. Найдя на востоке огонь и воду, я почувствовал и жизнь. Их было двое. И они приближались к башне. Больше в моей степи людей не было. Спустившись вниз, я прилег на тюфяк. Слева горел маленький костерок в каминном углублении, и на потолке прыгали быстрые тени. Устав от их пляски, я закрыл глаза и очень скоро уснул.
На следующий день я успел записать еще восемнадцать страниц. Следя за рассказами и образами Кам Ин Зара, я вспоминал прошедший год. Тягостное привыкание к степи. Жестокую зиму, чуть не убившую меня. Тоску по родителям и Целесс. И изнуряющее сильнее голода — абсолютное одиночество. С одной стороны я был рад ему: целые дни я мог посвящать книге и практике. Но с другой: не чувствуя людей вокруг, не видя лиц и улыбок, не имея возможности прикоснуться к Целесс — я сходил с ума.
Оставив мертвого летуна, на второй или третий день блужданий я нашел эту башню. Какую функцию она должна была выполнять посреди степи — предположить было сложно. Возможно, когда-то здесь пролегала граница между государствами. Возможно, кто-то ищущий одиночества возвел ее для себя. А может быть, когда-то здесь жил человек, нуждающийся в огромной степи вокруг для того, чтобы обезопасить окружающих от своих опытов и тренировок. Вокруг лежали сотни километров безжизненных просторов. Устрой я здесь собственную Северную воронку — никто и не заметил бы…
Пока не наступили жуткие холода, я успел подлатать новое жилище. Открыв замурованную дверь на второй этаж, приноровился проводить здесь вечера. Открытое всем ветрам пространство могло бы служить наблюдательным пунктом. И я наблюдал, с каждым днем осторожно пробираясь внутренним взором все дальше и дальше. Когда почувствовал энергию жизни от ближайшего селения, тут же пошел к нему. В спину дышала зима, к которой я был абсолютно не готов. Так тянулись дни, недели, месяцы… И единственный, с кем я общался, был Кам Ин Зар.
Утомившись от рассказов великого мага, я лег спать пораньше. Проснулся же от раздирающих степь раскатов грома. Сев на тюфяке, разжег погасший в камине огонь. Поежился, потирая плечи. Раздался настойчивый громкий стук в дверь. Я вздрогнул.
Все же путники не миновали моей башенки…
Отворив дверь, я вгляделся в темноту. Под сплошной стеной дождя стояли две фигуры. Мужчина был в коричневом балахоне с накинутым на голову капюшоном. Голова и половина лица женщины так же была прикрыта капюшоном плаща. Под ним я узнал серое платье псионика.
— Позволишь зайти? — Спросила она знакомым голосом.
Я отошел от двери, пропуская гостей. Когда дождь и мелькнувшая на прощанье молния остались за дверью, путники откинули капюшоны.
— Карел? — Изумился я, переводя взгляд на незнакомца рядом с ней. Он был темнолиц, почти черен. Раскосые глаза поблескивали на широком скуластом лице. Отсветы огня плясали на гладком черепе.
— Здравствуй, Андрес. — Проговорила Карел без эмоций.
— Здравствуй, Андрес. — Как эхо повторил незнакомец. Выговор его был мягким, а голос тихим и проникновенным. — Псионик помог найти тебя в степи…
Карел скинула плащ и усевшись на тюфяк, откинулась. Опомнившись, я показал незнакомцу на свой табурет у стола. Прикрыл и отодвинул книгу, опасаясь воды, стекавшей с гостя на пол. Когда я подогрел воду и заваривал чай, он продолжал:
— Меня зовут Эрхарт Тиза. Я пришел посмотреть последнюю страницу книги великого мага. И принес тебе дар: послание от нашей видящей.
Я обернулся к Карел, надеясь на пояснения. Но она безразлично мотнула головой. Тогда я подал чашку, принадлежащую этой башне так же как стол и табурет, гостю.
— Я пока не подобрал код к последней странице.
— Мы знаем. — Кивнул Эрхарт и сделал маленький глоток. — Не разгадав ее, ты не вернешься в Объединенные земли. Не вернувшись, не остановишь псионика. Не остановишь псионика — не омертвишь Воронку. И тогда она доберется до моей земли. И поэтому тоже я здесь.
Очень интересно…
Я прикоснулся к подбородку, поросшему наивным напоминанием о возможной бороде. При чем здесь я? Пусть во мне душа Император, пусть я сильный маг. Но в схватке равных псионика и мага всегда победит псионик! Да и не собираюсь я драться с ланитом, за плечами которого стоят все гильдии Объединенных земель, все ланиты и века жизни! Вернуться — значило бы подвергнуть опасности родных и близких мне людей! Не могу я пойти на это!
— Что за послание?
— Сначала страница.
— Я сказал, что не могу подобрать к ней шифр. Она не слушается магии. По крайней мере тех аналогий, которые я понял из текста.
Гость кивнул и встал с табурета, уступая мне место. Заинтригованный, я присел и открыл книгу на последней странице. Здесь была изображена женщина, песчаные барханы и оазис где-то вдали. Текст скрывал в том или ином виде шифр. Но я бился над ним уже второй месяц. Безуспешно.
— Кам Ин Зар был великим магом. Он прожил очень долгую жизнь, хотя на его веку было несколько разрушительных войн. Он сражался, творил, любил и имел детей.
— Я смотрел первую страницу. — Кивнул я.
— Последняя страница — это обратная сторона первой. То, что ни маг, но человек, оставил на последок. То, что не имея права скрыть, он отодвинул на самый задний план. Первая страница была о сильном маге. Последняя должна быть о слабом человеке…
Я опустил взгляд, кажется, догадываясь, о чем говорит посланец песков. Передо мной снова лежали крылья Им Каруса, сделанные для дочери. То, что руководило отцом запрограммировать крылья на падение на пике счастья… То же подвигло Кам Ин Зара написать эту последнюю страницу. И заложить в нее ту самую информационную составляющую, не пожелавшую мне поддаться. Наделить творение душой…
Возможно ли то, что воспринятый мной как аналогии магических преобразований текст является лишь пусковым механизмом для пробуждения моих собственных чувств? Ведь ни раз и ни два я встречал потоки для псиоников. Мог же Кам Ин Зар быть просто человеком?! Просто чувствующим, любящим, страдающим! Просто, желающим изложить миру о своей боли, потере и страхе. Даже, если бы это сделало его чуть-чуть менее великим…
Я пробежал глазами страницу. Потом еще раз. Черные прямые строки сливались в ажурных бессмысленных змей, ползущих по желтым барханам страницы. Отдельные слова вспыхивали перед мысленным взором и горели, нещадно паля своей никому не нужной искренностью. И это лицо в песках, что он потерял…
