Сергей Житомирский - Будь проклята Атлантида!
— Такого бы раба в хозяйство, — сказал подошедший смотритель, сменив этим направление мыслей Храда.
— Хозяйство! Много нынче надо бронзы, чтобы оно не зашаталось! Но у старого Храда кое-что есть! — Он брякнул кольцами за пазухой. — И два мешка добычи! И награда от Подпирающего.
— Большая? — спросил кто-то.
— Мог взять сто плащей земли и пять рабов, или триста плащей и одного раба. Я выбрал, — он поднял толстый палец, — триста плащей и раба, и не прогадал. Дикие дохнут, а земля нет! — Он захохотал, довольный шуткой.
— Ты мог выбрать любого раба на корабле? — спросил смотритель.
— Ха, на корабле! Любого из всей своры, взятой Тифоном!
— И взял того щенка, которого привел сюда?
— Взял этого и не прогадал! — оскалился Храд.
— Смотрите, люди! Он взял юнца, тощего, как весло, и притом гия!
Все засмеялись.
— Взял бы котта, — сказал торговец. — Уж эти живучи, так живучи!
— Или япта, — вставил старик, судя по запаху, приручатель волков. — Они хоть малорослы, но трудолюбивы. А гии — нет диких злее и упрямее!
— А я вот взял гия! — Храд вновь треснул тяжелой рукой по столу, и смех умолк. — И не прогадал! Знаю диких! Вот ты, — он ткнул пальцем в торговца, — что смотришь, покупая раба?
— Зубы, конечно, потом плечи…
— А я смотрю глаза! И ни разу не прогадал! У этого щенка живые глаза, и — попомните слово Храда — он принесет мне не одно звонкое колечко! — Отставной воин оглядел пожимающих плечами собеседников и, нашаривая отворяющий камешек, заспешил к своим мешкам.
Когда глаза свыклись с полутьмой, Ор увидел столбы, подпирающие потолок, неясные фигуры у стен. Свет пробивался из узких щелей наверху. Люди сидели и лежали, чутко слушая шаги атлантов за дверью. Едва шаги стихли, все поднялись с мест и разом заговорили.
Ора о чем-то спрашивали, но на странном языке, 3 котором мелькали атлантские слова, гортанные выкрики чернокожих, шелест яптской речи… Ор различил даже два-три гийских слова. Потом люди поняли, что перед ними свежий пленник, еще незнакомый с ут-ваау — смешанной из разных языков речью рабов. Несколько человек придвинулось вплотную, разглядывая Ора.
— Оэ! Ты гий? — спросил морщинистый раб с коротко подрезанной седой бородкой.
— Оэ! Я из Куропаток! — встрепенулся Ор, услышав речь родины. — Мы кочуем по Оленьей. А ты какого рода, Побелевший?
— Вряд ли ты знаешь мой род. Он идет от Изюбря. Наши места…
— Я знаю Изюбрей! — невежливо перебил старшего Ор. — У Севза было почти пять рук твоих братьев.
— Ты кочевал с Севзом! Севз! Севз! — зашелестело по подвалу.
Раздвинув возбужденных рабов, седой гий отвел Ора к стене, усадил на солому и закидал вопросами: верно ли, что Севз ударом дубины проламывает стены? И может вызывать молнии? Верно, что он поклялся освободить всех рабов? Затаив дыхание люди слушали ответы, которые Седой переводил на ут-ваау.
Поддаваясь мольбе в глазах слушателей, Ор по-новому видел и рассказывал прошедшие события. Да, Севз могуч, как десять мамонтов. Тяжкие ворота срываются с ремней, открывая ему путь. Молнии? Его меч быстрее молний! А когда на пути запенился Стикс, он велел… Рабы жадно ловили каждую подробность о битвах, бегстве ненавистных охотников за людьми, подвигах племенных вождей. Шепча проклятия, они слушали, как злобная атлантская колдунья напустила порчу на Могучего Быка. Это из-за нее не рухнули перед Севзом стены Анжиера. А в последней битве она отвела Вождю глаза, и он не увидел, что узкоглазые окружили его войско.
— Но ведь он не погиб? — с мольбой прошептал Побелевший.
— Нет! — Ор уже сам верил в это. — Добрые духи рано бросили на землю черную шкуру ночи, и она скрыла вождей от атлантов.
Рождалась легенда, которая от раба к рабу, из подвала в подвал пойдет по Срединной. И не один отчаявшийся, услышав ее, подождет звать смерть.
Скрипнул люк, люди метнулись к своим местам у стен. Атланты не любили бесед между рабами. За вошедшим стражем двое рабов несли корыто разваренных зерен. Рабы окружили еду, но никто не начинал, пока самый старый — сгорбленный пеласг, не взял первую горсть. Тогда к корыту со всех сторон потянулись руки, Ор с жадностью наполнил рот теплой кашей. Видя, что все съели первую пригоршню, старейший потянулся за второй. Третья оказалась последней.
Под утро Седой разбудил юношу. Пеласг, который вчера давал знак к еде, сидел рядом, кутая сутулые плечи в бурый балахон.
— Самый Старый хочет говорить тебе! — прошептал гий сонно моргающему Ору. — Вчера ты порадовал его вестями, и он дает тебе слова мудрости, которые помогают рабу сохранить жизнь.
Пеласг тихо заговорил, поблескивая черными глазами из-под спутанных волос. Старый гий переводил:
— Первая мудрость: никогда не перечь атлантам. Кричи: «Сделаю, повелитель!» — даже если веление невыполнимо. Возразишь — накажут за непокорность, не сделаешь — всего только за леность.
Вторая мудрость: на глазах у хозяев не будь спокоен. Делай мало, но двигайся много. Переставай, едва хозяин отвернулся.
Запомни третью мудрость: не ищи доброты от хозяев. Те, кого они наградят, — уже не люди. И рабы и атланты презирают их.
Последняя мудрость: чаще вспоминай свое племя, свою землю. Память ранит душу, беспамятство убивает ее.
Ор не все понял. Уж очень отличались эти правила от обычаев людей.
Люк со скрипом распахнулся. «Выходи! Выходи!» — кричали стражи. Всячески изображая поспешность, рабы суетливо семенили к выходу. Но два стража с дубинками успели изойти проклятиями, пока вереница рабов вытянулась во дворе. Их повели на берег облицованного камнем канала, где стояла ладья — без палубы, лишь с навесом над кормой.
Рабов загнали в середину, на груз из мешков и бревен. Стражи сели на корме, возле моряков. Туда же прошел Храд.
Над покатыми крышами окружающих домов поднимались дымки — видно, узкоглазые готовили еду. В проходе показался идущий к пристани мамонт с яптом на спине. Ор не так испугался, как вчера, но отодвинулся за большой кожаный тюк. Мамонт подошел к ладье, поднял хоботом конец каната, идущего от мачты, и протянул япту. Раскрыв рот, Ор гадал, что будет дальше.
Пока моряки убирали доску-сходню, погонщик закрепил канат на широком ремне, охватывающем грудь мамонта, тонко крикнул, и огромный зверь навалился на упряжь. Ладья тронулась. Двое моряков взялись за рулевое весло, не давая ей прижаться к берегу.
Долго плыли мимо пристаней со складами, потом вдоль участка, на котором несколько сот рабов ворочали каменные плиты. Возле дремало трое стражей с волками.
— Что они делают? — спросил Ор старого гия.
