Алексей Герасимов - Констебль с третьего участка
Освободив икону от обертки мы аккуратно, стоймя, водрузили ее на стол старшего инспектора. Наш штатный художник пригляделся, и потрясенно ахнул.
- Да это же Эндрю Флорин, лопни мои глазоньки! - пораженно воскликнул он. - Но что за негодяй покрывал изображение лаком? Это же бронирование, а не олифление... Постойте, да оно отслаивается.
Мистер О`Хара провел рукавом по поверхности, и на столешницу посыпались темные чешуйки лака, открывая нам удивительно яркие, словно только что нанесенные, краски.
- Сможете привести образ в нужное состояние? - напряженно спросил инспектор. - Это позволит нам привлечь на свою сторону Церковь, что в свете сегодняшних событий будет не лишним.
- Да, но... Нужна не простая, но именно иконная олифа, а у меня ее нет.
- Льняное масло, отбеленное под действием дневного света в продолжение двух лет и вареное затем со свинцовыми белилами или свинцовым глетом? - спросил доктор Уоткинс, и, получив утвердительный ответ, произнес: - У меня есть. Осталось от одного дела... Можете послать ко мне домой, инспектор - миссис Кристи знает, где это.
- К обеду закончите, мистер О`Хара?
- Помилуйте, сэр! Я-то, положим, и к утру закончу, но олифе полтора дня надо сохнуть!
- Ну это-то уже вопрос решаемый... - пробормотал инспектор.
В дверь постучали, и на пороге появился Стойкасл - нынче он был дежурным по участку.
- Сэр, - обратился он к мистеру Ланигану, - осмелюсь доложить, сегодняшний задержанный здоровяк пришел в себя.
- А! Прекрасно. - потер руки старший инспектор. - Давайте-ка его сюда, голубчика... Мистер О`Хара, скажите, как долго Вы будете удалять старый лак?
- С четверть часа, может немного больше. - пробормотал художник не отрываясь от занятия. - Если констебль будет столь любезен, что подержит икону это время.
- Что же, мистер Вильк, не откажете в любезности? - спросил мистер Ланиган.
- Не откажу, сэр. - еще четверть часа без сна я переживу, а поглядеть, как облик святой будет выглядеть без этой, раскритикованной нашим художником лакировки, было страсть как интересно.
Да и конка еще не ходит, а тратиться на кэб (тем паче идти домой пешком) что-то не хотелось.
Вскоре Маккейна, в наручниках, доставили в кабинет.
- Лучше мне не дергаться. - хмыкнул он, покосившись на меня, и тот предмет, что я держал в руках.
- Уж будьте так любезны. - ответил мистер Ланиган, и, кивнув на стул, добавил: - Присаживайтесь.
Задержанный последовал его указанию (пара констеблей, ну просто на всякий случай, осталась стоять рядом с ним), а старший инспектор, сложив руки в замок, посмотрел на него долгим взглядом.
- Скажите, мистер Маккейн... Это, кстати, Ваша настоящая фамилия?
- Да, сэр. - ответил тот.
- Так вот, скажите нам мистер, зачем Вы убили мать Лукрецию?
- Что?!! Да я... - преступник хотел было в возмущении подскочить, но был остановлен тяжелой рукой Мозеса Хайтауэра. - Э, нет, сэр, вот это Вам на меня повесить не удастся! Уж чего-чего, а этого-то я точно не делал!
- А что же делали? - мягко поинтересовался доктор Уоткинс. - Ну, кроме того, что проникли в женскую обитель без дозволения настоятельницы или лица ее замещающего, что действующим законодательством трактуется как святотатство, и оказали сопротивление полицейскому? Ведь это Вы похитили сестру Епифанию, верно?
- Моя вина, сэр. - ответил Маккейн, тяжко вздохнув и поникнув даже как-то. - Не знаю как Вы про это прознали... Но она жива и здорова! Я собирался ее отпустить когда вся эта катавасия со старинными чертежами закончится, ей-богу, сэр!
- Где Вы ее держите?!! - хлопнул ладонью по столу мистер Ланиган.
- В домике, который снимаю, Коннахат-лайн сорок пять, в подвале. Я оставил ей еды и воды, перед тем, как отправиться на дело, сэр, так что...
- Констебль Стойкасл! - крикнул старший инспектор.
Когда тот явился, Ланиган распорядился отправить в дом Маккейна дежурный наряд, и доставить в участок удерживаемую там монахиню.
- Ну а теперь, - сказал Уоткинс, - расскажите нам, что же Вы искали в тайнике аббатисы.
- И на кого работаете. - добавил старший инспектор.
- Сэр... Я не знаю, на кого я работаю. Мне никогда не доводилось видеть этого человека.
- Так! - насупился Ланиган. - И Вы полагаете, будто я в такое поверю?
- А пускай мистер Маккейн расскажет нам свою историю с самого начала, инспектор. - предложил доктор. - Ведь сотрудничество со следствием, если я верно помню, смягчает вину.
- Вплоть до перевода в разряд свидетелей - зависит от степени сотрудничества.
- Что же... - вздохнул арестованный. - Я расскажу вам, господа, историю своей жизни и падения.
Он помолчал немного, собираясь с мыслями.
- Происхожу я из небогатого дворянского рода в Дамфрисе, что в Стрэтклайде.
- Англичанин? - удивился Макензи.
- Шотландец, сэр! - с негодованием ответил Маккейн. - И именно это стало причиной моих горестей. После несчастливой битвы при Куллодене, почти полторы сотни лет назад, как все вы знаете, хайленднры во главе с Джорджем Мюрреем запросили помощи в Эрине, и короновали вашего короля Донхада шотландской короной. Стрэтклайд же достался англичанам, и скверные оказались это хозяева для нашей земли. Нет таких притеснений, что не чинили бы они шотландцам, имевшим несчастье оказаться под управлением британской короны. Арендаторов сгоняли с земель, дворян лишали их ленов... Мы бунтовали, но бунты быстро и жестоко подавлялись, а в землях наших селилось все больше и больше англичан. Что я рассказываю, вы сами все это прекрасно знаете, господа.
Он покачал головой.
- Как и многие в юности, я мечтал о свержении ненавистного владычества, и вступил в тайное общество заговорщиков - "Круг Чертополоха", надеясь или победить, или с честью погибнуть в борьбе. Увы, прекрасному порыву моей души не суждено было сбыться. Мои соратники, смирившись с невозможностью открытого противостояния Лондону, решили действовать путем террора: убивать английских поселенцев, жечь их фермы, и чиновников англичан они тоже приговорили к смерти. - Маккейн вновь тяжело вздохнул. - Незадолго до того, как я вступил в их ряды, одно из покушений вышло удачным - был убит проезжавший через наш городок лорд-протектор Глазго. Надо ли говорить, какие силы были брошены на поиск его убийц? Я, в отличие от большинства членов "Круга Чертополоха", не обладал еще навыками уходить от слежки, путать следы и скрываться. Англичане без труда меня арестовали, хотя я-то как раз был и не при чем, и приговором мне должна была стать виселица. Тут-то я и попался на крючок своим нынешним хозяевам. Будучи отнесен к особо опасным преступникам, злоумышлявшим против короны, я был заключен в одиночную камеру, где дожидался судилища и казни. Надо ли говорить, насколько я был угнетен? Никому не хочется умирать в семнадцать лет, и я не был исключением, однако твердо был намерен не выдать никого из своих товарищей с "Круга Чертополоха" - тем паче, что и известны мне были весьма и весьма немногие.