Глен Кук - Седая оловянная печаль
Питерс остановился, поднял фонарь и внимательно посмотрел на меня.
– Не шутишь? Снэйк. Но почему, черт возьми, Снэйк?
Попытаться вспомнить, кто где сидел, когда я отпер дверь и выпустил Снэйка? Пустое: любой человек с хорошим слухом мог разобрать, что он сказал мне дурацким театральным шепотом. Может, он хотел, чтобы убийца знал. Может, строил какие-то планы, но они обернулись против него. Но я бы близко к себе не подпустил человека, про которого точно знал, что он убийца. Настолько близко, чтоб можно было накинуть петлю.
– Нашел, – сказал Чейн.
Находка оказалась полусгнившим кусочком кожи, зацепившимся за куст. Мы вновь построились шеренгой и пошли дальше.
– Расскажите мне о Квике, – попросил я.
– Не могу, – ответил Питерс. – Я практически не знал его. Он тоже не любил общества, как и Снэйк, почти все время проводил один. Из него слова нельзя было вытянуть. Но он воображал, что ни одна баба перед ним не устоит. Если хочешь разузнать о нем, поспрашивай девчонок в «Черной акуле». Я только могу сказать, что генерал его знал и работал с ним в связке. Как и со всеми нами.
Я проходил мимо «Черной акулы» по дороге к дому Стэнтнора. Мрачного вида забегаловка. Я собирался разведать, какое пиво там подают. Теперь есть повод заглянуть туда.
– Чейн, а ты что-нибудь знаешь о нем?
– Нет. Противный был тип. Я не огорчился, когда он ушел. Они со стариком вечно собачились. На деньги Квик, сколько я его знал, всегда плевал. Просто больше некуда было деваться.
– Тайлер?
– Ничего не знаю. Знаю только, что в «Черной акуле» его уважали. Он был настоящим оборотнем, этот Квик: как завидит бабу, меняется на глазах. Я думал, что он нашел себе местечко получше – вот и все.
Прекрасно. Живые чудные, а мертвые и того чудней.
Мы пытались, пока не потеряли след, найти еще какие-нибудь зацепки. Двигались еле-еле.
– Кто это делает, Гаррет, как ты думаешь? – спросил Питерс.
– Понятия не имею.
– Он скажет, когда останется один из нас, – поддел меня Чейн.
Вмешался Тайлер:
– Я бы поставил на Снэйка. На островах он вконец спятил. Помешался на убийствах. Бывало, надоест ему сидеть сложа руки, соберется и идет охотиться в одиночку.
Я знавал нескольких таких парней. Они как наркоманы. Привыкли на войне убивать и не могли остановиться. Только смерть могла избавить их от этой дурной привычки.
Питерс нашел место, где высокая трава была слегка примята. Видимо, мертвяк тут остановился. Мы снова напали на след. Он привел нас к той самой трясине, о которой говорил Питерс.
– Вы когда-нибудь слышали о кефах-душителях? – осведомился я.
– О кефах? Каких кефах, ты сказал?
– Душителях. Вроде как племя такое. Профессиональные убийцы. Вернее, религия предписывает им убивать.
– Черт возьми, кефы живут минимум в двух тысячах миль отсюда. Я их в глаза не видел.
Меня тоже Бог хранил от этого удовольствия.
– Они вроде эльфов.
– К чему ты о них начал?
– Снэйк был задушен их удавкой, ритуальным шнурком. Надо полагать, в ваших краях это не самое распространенное орудие убийства.
Насколько я мог разобрать при свете фонаря, Питерс был изумлен. Бог мой, до чего мерзкая у него физиономия.
– А что скажете о боевом кинжале Венагетского полковника? У кого здесь есть подобные сувениры?
– С черной ручкой и чеканкой серебром? Длинное лезвие?
– Да.
– Можно полюбопытствовать, почему ты спрашиваешь?
– Можно, но я не отвечу. Сначала расскажите мне об этом ноже.
– У Снэйка был такой. Во время одной из своих отлучек он убил полковника, а кинжал взял себе, – сказал Чейн.
– Проклятие!
– В чем дело?
– Этим ножом его и зарезали – потому что номер с удавкой не прошел, а преступник торопился. Нет, вы подумайте! Его собственным кинжалом! Черт возьми, еще окажется, что он покончил самоубийством!
Похоже, негодяй был не столько умен, сколько дьявольски везуч. Слишком много случайностей играло ему на руку.
– Бог мой! – охнул Чейн.
– Что еще? – спросил Питерс.
– Посмотрите-ка.
Мы подошли к нему. Чейн поднял фонарь повыше.
Теперь в траве было два следа, футах в двух друг от друга. Мы с Питерсом обменялись взглядами, потом посмотрели на Чейна.
– Тайлер! Иди сюда.
Но Тайлер не пришел. Мы заметили свет его фонаря невысоко над землей, как будто он встал на колени и что-то разглядывает.
– Секунду.
– Что ты видишь?
– Похоже…
Какое-то движение у него за спиной.
– Осторожней, сзади!
Мертвяк схватил Тайлера за горло и поднял в воздух. Шея бедняги хрустнула, он пискнул, как придушенный кролик, фонарь его упал на землю и разбился. Керосин загорелся, огонь лизал ноги трупа. Он поднял Тайлера над головой и отшвырнул в темноту, затем повернулся к нам.
– Расходимся, – велел я.
– Черт тебя возьми, надо что-то делать, а не глазеть, – огрызнулся Чейн.
Керосин догорел. Ни трава, ни мертвец не занялись: отсыревшее топливо плохо горит.
– Надо расчленить его, как того, первого, – сказал я.
– Нечего болтать, делать надо, – повторил Чейн.
Увы, он был прав. Мертвецу было без разницы, на кого нападать. Он ненавидел всех живых. Если бы дело было в Тайлере, он бы тут же распался на куски, исчез – полностью отмщенный и удовлетворенный. Но он не успокоился. Он жаждал нашей крови.
Ничего, с тремя ему не сладить. Мы двигаемся быстрее, и у нас оружие. Но труп наступал, а не так-то просто расчленить тело, которое не лежит спокойно в гробу, а преследует тебя.
Но через несколько минут испуг начал проходить и ко мне вернулась способность соображать.
– Кто это был?
– Пончик, – ответил Чейн, сосредоточенный, как часовщик, каждое движение которого должно быть точно рассчитано.
– Пончик? Что за имя такое?
– Прозвище, – прояснил Питерс. – На самом деле его звали Симон Ривервэй. Но он не любил это имя. «Пончик» ему нравилось больше. Так его прозвали женщины в Фулл-Харборе: говорили, что он сладенький, как пончик.
Чудно. Я размахнулся, хотел ударить мертвяка по шее. Он вытянул руку, пытаясь помешать мне, и удар сломал ему запястье. Но существо воспользовалось тем, что я потерял равновесие, схватило меня другой рукой и крепко держало за рукав. Все, каюк тебе, Гаррет, промелькнуло у меня в голове. Чейн поднял обе руки над головой и со всей силы рубанул мертвеца. Он попал ему по плечу, и тот отпустил меня.
– Я твой должник, Чейн.
Я отскочил на несколько шагов и, готовясь последовать примеру Чейна, поставил фонарь на землю.
Труп последовал за мной – и удружил Питерсу. Тот подскочил сзади и ударил его под коленки, перерезав сухожилия. Он продолжал надвигаться, но уже значительно медленнее. Казалось, это не кончится никогда. Но все-таки мы сладили с ним. Он упал и больше не вставал. Тогда мы для пущей уверенности искрошили его на мелкие кусочки. За работой страх прошел. Я поднял фонарь.
