Кристофер Раули - Величайший дракон
Сами драконы были безразличны к присутствию кавалерии, если не считать Пурпурно-Зеленого, который глядел на лошадей с совсем другими мыслями в голове.
Возможно, чувствуя его интерес, лошади становились нервными, несмотря даже на то, что их учили выносить близкое присутствие драконов. Пугливость скакунов расстраивала всадников, и они старались миновать драконов как можно быстрее. Драконопасы открыто скалились в сторону всадников и получали в ответ каменные взгляды.
Когда лошади прошли, Кузо приказал Стодевятому двинуться вперед, они возобновили марш и вскоре поравнялись с королевским Охотничьим домиком в Парке Ринз. По приказу они повернули головы налево и начали чеканить шаг.
Сонные стражники немного подтянулись и отсалютовали в ответ. Сквозь деревья дракониры видели, как просвечивают белые колонны старого домика короля Абелиса. Всем было известно, что королева пережидала чуму здесь, в своем домике. В городе это было воспринято как неизбежное, но и немного печальное событие. Королева не пользовалась такой уж большой любовью у народа.
Потом они прошли поворот к лесу Затерявшегося оленя, и у них ожили воспоминания о ночах, когда они копали погребальные ямы.
Всякая веселость покинула их, пока это место не осталось далеко позади.
«Жаль, что этот лес лежит так близко от дороги», – подумал Релкин. Печальные воспоминания омрачили этот маршрут, который они за несколько лет проделали уже сотню раз, а то и больше.
Это был хороший переход, он укладывался в один день, в основном по ровной местности и с несколькими питейными заведениями по дороге. Если они сохраняли твердый шаг, то обычно приходили в Марнери как раз, чтобы успеть дать драконам обильный обед, после которого те могли поплескаться в купальном бассейне. Кстати, именно эта последовательность событий весьма воодушевляла громадных вивернов, и они до самого Марнери сохраняли быстрый шаг. Но вот сегодня этот марш был омрачен тенью чумы.
Однако Релкин постарался отогнать от себя мысли о могилах и чуме. Он стал думать об Эйлсе, дочери Ранара, которая должна была к этому времени вернуться в город.
После того, как в городах разразилась чума, она уехала в Видарф, где помогала сестрам ухаживать за больными и умирающими. Релкин поблагодарил Старых богов, а заодно и Великую Мать, что те помогли девушке пережить все это. Он прекрасно понимал, через какой ад пришлось ей в свое время пройти.
Эйлса выдержала и теперь на короткое время вернулась в Марнери перед поездкой в Ваттель Бек. Она слишком долго не была дома. Ее родные требовали, чтобы она вернулась и приняла участие в жизни клана. Ведь она все еще оставалась дочерью Ранара, а это значит, была его наследницей, носительницей главенства над кланом. По крайней мере, пока не выйдет замуж за кого-нибудь из не входящих в клан. В этом случае главенство переходило к другой ветви семьи. Наиболее вероятно, клан должен был возглавить ее двоюродный брат Доррин.
Конечно, Эйлсу огорчала заметная потеря в статусе, а ее ближайшие родственники не только огорчались, но и, между прочим, все были на нее злы. Тем не менее, она твердо решила идти собственным путем в жизни. В этот путь вписывался и Релкин.
Релкин чувствовал, что ее разрывают переживания. Он чувствовал неприязнь ее родни, граничащую с ненавистью, ведь она стала угрозой их социальному статусу. Он знал, как все это ее мучает, но она продолжала держаться за него. И потому он был готов умереть за нее тысячу раз.
У Релкина были свои секреты, свои провинности, свои, если их так можно назвать, любовные приключения с Лумби и Ферлой, случившиеся за время долгого пребывания в Эйго. Он никогда не говорил о них с Эйлсой, а она никогда, похоже, ничего подобного не подозревала. Получалось так, что она верила, будто у него настолько чистое сердце, что он не может ни при каких обстоятельствах изменить ей.
Но Релкин оправдывался тем, что правда была не такой уж застывшей и раскрашенной в белое и черное и то, что произошло, было возможно только из-за уникальных и странных обстоятельств.
Тогда ему временами казалось вполне возможным, что, если он вообще выживет, то закончит свои дни затерянным в сердце Темного континента. Он будет жить среди Арду, хвостатого народца далеких джунглей. Чувство растерянности и бурные эмоции просто переполняли его. Он занимался любовью с Лумби, а потом с Ферлой, феей волшебного грота Мот Пулка.
Теперь казалось, что все это происходило в какой-то другой жизни.
Он любил Эйлсу больше всего на свете, как грешник любит истинного святого. И он любил ее за то, что она была готова так много отдать за их любовь. Со временем их планы только становились подробнее и четче. Они поженятся в Марнери, а затем переедут в долину реки Бур вместе с драконом, лошадьми и наемными рабочими и там построят собственную ферму.
К несчастью, на ближайшие десять лет Релкин вполне мог отправиться на острова Гуано.
Стодевятый, отдав четкий краткий салют страже, прибыл в Драконий дом с громкими победными криками. Пока подкатывали пиво, драконы разобрали котлы с едой. Драконопасы тем временем убрали инструмент и оборудование, а затем принялись за собственный обед. Релкин, уже выходя из дверей, прихватил краюху хлеба. Он ел на ходу, и к тому моменту, когда достиг конца идущей зигзагами Водяной улицы, у него осталась лишь небольшая корочка.
А пока он спускался с холма, он покончил и с ней.
К счастью, у Эйлсы была масса причин посетить юридическую контору Лагдален. Тетушка Кири сидела в приемной, пока он встречался с Эйлсой во внутреннем кабинете Лагдален. Это было единственное место, где они могли спокойно побыть вместе без посторонних. Релкин полдороги протрусил вприпрыжку, со все возрастающим возбуждением, и не открыл, а рванул дверь.
Гладколицый охранник внимательно осмотрел его, затем знаком разрешил ему пройти.
Релкин с удовольствием отметил, что со времен Аубинасского бунта поведение охранника улучшилось.
Эйлса ожидала его, очаровательная в своей клановой твидовой накидке и четырехугольной шляпе. Когда он вошел, она бросила шляпу на стул, бросилась к нему, и они обнялись.
Тетушка Кири нахмурилась, застонала и начала молиться, чтобы не только отвлечь себя, но и хоть как-то воздействовать на молодежь.
Когда эмоции несколько поутихли, он обрел голос.
– Я скучал, – сказал он.
– Я тоже очень скучала, – ответила она со слезами на глазах.
На этот раз объятия продолжались еще дольше. Тетушка Кири вынуждена была сосчитать клумбы с розами и одновременно помолиться Великой Матери за эту ветреную девчонку, которую ей приходится оберегать. Наконец молодежь разорвала объятия.
