Серена Валентино - Чудовище. История невозможной любви
— Тогда они твои, — ответил он, и его охватило неведомое раньше чувство. То, что начиналось для него как поиск возможности сблизиться с Белль ради того, чтобы снять проклятие, превратилось в нечто иное, в чувство, которого он не мог понять.
Ему нравилось делать Белль счастливой.
— Ах, огромное спасибо!
Книги! Книги сделали ее счастливой. Она не была похожа ни на одну из девушек, которых он знал раньше, и Чудовище подумало, что, пожалуй, это ему очень нравится. Нет, он был уверен, что это ему нравится.
ГЛАВА XXI
Красавица и Чудовище
Сестры были в панике. Даже они смогли увидеть, что Белль стала теплее относиться к Чудовищу, а сам зверь — ну, он испытывал что-то совершенно необычное для себя, и это смертельно пугало ведьм.
Они должны что-то предпринять.
Поскольку сами ведьмы были по макушку заняты наблюдением за Белль и Чудовищем, они решили, что за Гастоном присмотрит Фланци, и послали ее к нему. Ведьмы были так заняты, что не покидали свой домик из-за боязни упустить удобный случай, чтобы поглубже вонзить свои когти в иссохшее сердце Принца.
— Только посмотрите, как они играют в снегу! — злобно прошипела Руби.
— Отвратительно! — брызнула слюной Марта.
— Взгляните, как она смотрит на него! Застенчиво пялится из-за дерева! Вы же не думаете, что она влюбилась в него, верно? — визжала Люсинда.
— Это невозможно!
Теперь сестры все время следили за Белль и Чудовищем, и с каждым днем их опасения подтверждались. Становилось совершенно очевидным, что эти двое влюблены друг в друга!
— Эти чертовы слуги совершенно нам не помогают! При каждой удобной возможности поддерживают этот роман! — вопила Руби.
Когда Цирцея возвратилась из поездки в замок Морнингстар, Руби, Марта и Люсинда были в полной панике. Услышав, как Цирцея вошла в дом, все трое дружно обернулись и уставились на остановившуюся в дверях младшую сестру.
— О, привет! — в один голос воскликнули они. После бессонных ночей, проведенных в раздорах, подсматривании и плетении интриг, ведьмы выглядели смертельно уставшими и слегка спятившими.
Цирцея сразу догадалась — что-то случилось.
— Как это все понимать? — спросила Цирцея.
Люсинда попыталась сделать хорошую мину, но, не видя себя в зеркале уже несколько дней, не знала, как ужасно она выглядит.
— О чем ты, дорогая? — невнятно сказала она, подергивая щекой.
Цирцея нахмурилась и внимательно посмотрела на сестру, словно видела ее насквозь.
— Этот кавардак! Чем, черт побери, вы здесь занимаетесь?
Сестры просто стояли и молчали. На этот раз им нечего было сказать. Локоны Люсинды свалялись, ее прическа напоминала сейчас воронье гнездо с торчащими из него сухими травинками, к волосам прилипли капельки свечного воска. Красная шелковая юбка Руби была усыпана серым пеплом, воткнутые в прическу перья торчали еще более странно, чем обычно, а лицо бедной Марты было перепачкано каким-то оранжевым порошком.
Ведьмы делали перед своей младшей вид, что все нормально, — будто Цирцея была дурочкой или ослепла и не могла заметить, что здесь что-то происходило.
— Колдовали, как я вижу, — сурово заметила Цирцея. — Но я не желаю знать, чем вы здесь занимались! Право слово, не хочу иметь ничего общего с вашими делами! Ну, может быть, кто-нибудь догадается спросить меня о том, как прошла моя встреча с морской ведьмой?
— И как все прошло? — прохрипела Руби. — Ты передала ей привет от нас?
Услышав голос сестры, Цирцея вздрогнула, но решила ни о чем не спрашивать.
— Все прекрасно, она была очень довольна обменом, — сказала Цирцея. — Знаете, из всех ваших странных приятелей Урсула, пожалуй, самая лучшая. Она такая забавная.
Сестры дружно рассмеялись хриплыми, севшими от бесконечных выкриков голосами.
На этот раз Цирцея все же не удержалась и спросила:
— Ну, а если серьезно: что вы здесь делали? Посмотрите на себя. Вы растрепаны, взлохмачены — а что случилось с вашими голосами? Почему вы охрипли?
Сестры переглянулись, Люсинда кивнула, а Руби вытащила из своего кармана ожерелье.
— Мы дарим его тебе! — сказала Руби, покачивая висящим на кончиках ее пальцев ожерельем, пытаясь таким образом отвлечь внимание младшей сестры. Ожерелье было чудесное, из светло-розовых камней в серебряной оправе.
— Да! Мы дарим его тебе, Цирцея! — подтвердила Марта, а заподозрившая подвох Цирцея прищурилась и спросила:
— Вы думаете, я глупенькая и меня так легко сбить с толку?
— Мы думали, оно тебе понравится! — театрально нахмурилась Марта. — Примерь его!
Люсинда подскочила к Цирцее как взбудораженная маленькая девочка — только с изможденным бледным лицом и размазавшейся на губах кроваво-красной помадой.
— Да, примерь его! Думаю, на тебе оно будет смотреться просто восхитительно.
Люсинда зашла за спину Цирцее и приложила ожерелье к ее шее.
— Хорошо, хорошо! Давай примерим, если ты этого так хочешь, — сказала Цирцея.
А как только Люсинда защелкнула застежку, Цирцея повалилась на руки ожидавших этого сестер.
— Все хорошо, сестричка, спи!
Три ведьмы отнесли Цирцею в ее комнату и положили на мягкую пуховую перину, где младшая сестра уснула блаженным сном, давая старшим сестрам беспрепятственно продолжать их жуткие затеи.
— Мы разбудим тебя, когда все будет кончено, сестричка, и ты еще поблагодаришь нас за то, что мы отомстили за твое разбитое сердечко.
— Никому не дадим обидеть нашу младшую сестренку!
— Тсс! Ты разбудишь ее!
— Ее ничто не разбудит до тех пор, пока мы не снимем ожерелье с ее прелестной маленькой шейки.
— Она же не рассердится на нас, правда?
— О нет, не рассердится, мы же делаем это ради ее собственного блага!
— Да, для ее собственного блага!
ГЛАВА XXII
Волшебное зеркало
За последние несколько дней сестры узнали о Белль и Чудовище достаточно, чтобы догадаться, к чему все идет. От их ежедневных веселых игр, наблюдения за птицами и отвратительных нежных взглядов ведьм буквально тошнило. Слава владыке ада, Белль и Чудовище были слишком застенчивы, чтобы самим сделать первый шаг, поэтому проклятие ведьм оставалось в силе. Теперь сестрицам нужно было сосредоточить свое внимание на том, кто сможет разлучить Белль и Чудовище прежде, чем случится непоправимое, — и у ведьм возникла идея.
Они вновь собрались у камина, и на этот раз принялись сыпать в огонь серебристый порошок, разбрасывавший искры и распространявший вонючий запах.
