Марина и Сергей Дяченко - Алена и Аспирин
Парень уронил камень и скрылся с глаз. Аспирин толкнул пленника в щель между гаражами; вспышка охотничьего азарта сходила на нет. Тащить пацана в милицию? Через два квартала?
— Говори, как зовут и где живешь, а то яйца повыдергиваю.
— Да за что?! — глаза пленника бегали.
— А ты знаешь, за что… Не уйдешь. Вычислю. И дружка твоего. Говори!
Он стукнул парня лбом о стенку гаража. Вроде бы несильно; гараж глухо ухнул.
— Бери свои деньги! — завизжал парень. — Мне, может, жрать нечего! Бери, подавись…
И он вдруг заревел, горестно, слюняво и сопливо, и Аспирин осознал свою полную власть над этим жалким, скверным, трусливым и жестоким созданием, которое будет жить и портить все, к чему прикоснется, ломать и топтаться, плевать и гадить, а если осмелится — то, возможно, и убивать.
Ему захотелось еще раз его ударить. Бросить на замлю и бить ногами. Раз и навсегда указать червяку его место. Смешать с дерьмом.
Пацан ревел, пуская слюни. Аспирин увидел себя со стороны: взрослый дядька, выкручивающий руки подростку.
Он плюнул. Оттолкнул мальчишку на стенку гаража. Не оборачиваясь, зашагал к дому. На ходу брезгливо вытирал руки о штаны. Во рту таял железный привкус.
Алена стояла там же, где он ее оставил. Все так же прижимала к груди Мишутку. Аспирину захотелось сорвать злость на ней; он подошел и остановился рядом.
Она молчала, привычно опустив плечи. Маленькая. Худая до прозрачности. Бледная. Насчастная.
Он проглотил слюну:
— Пошли…
Она вошла за ним в лифт. И так же молча — в квартиру. Аспирин отправился сразу в ванную; ему вспомнился вечер, когда он ударил ее — и долго потом не мог отмыться.
— Не убивать же его, — пробормотал он, оправдываясь. — А в милицию тащить — бесполезно. Что же… никто не станет возиться… Пока не вырастет и не попадется по-настоящему…
Прижимая к груди Мишутку, Алена ушла к себе в гостиную. Открыла пианино. Аспирин навострил уши, и не зря: прозвучала новая музыкальная фраза, она тоже содержала скрытый смысл, Аспирин чуял это — но не мог понять.
— Ты… говоришь? — он остановился на пороге комнаты.
Она оторвала взгляд от клавиатуры:
— А ты понимаешь?
— Нет, — после долгой паузы признался Аспирин.
Алена закрыла пианино:
— А ты и не можешь понимать.
— Куда уж мне, — согласился Апирин. — Послушай…
Они не разговаривали уже много недель. Не считать же разговорами чередование служебных слов: пойди-принеси-доброе утро.
Аспирин запнулся. Алена смотрела в пол, и это было хорошо: подари она сейчас свой обычный презрительный взгляд — и он ушел бы, ни о чем больше не спрашивая.
— А с кем ты говоришь, если я все равно не могу понять?
Она помолчала.
— Сама с собой, — призналась наконец. — Знаешь… мне просто надо было идти, как будто я их не вижу. Надо было идти…
Аспирин перевел взгляд на Мишутку.
— Ну что ты смотришь на него, как на мясника! — в глазах Алены была теперь прежняя злость. — Он не убийца… если его не вынудить.
— Ладно, — сказал он примирительно. — Я просто не могу понять, как ты с таким защитником можешь их, мелких скотов, бояться.
— Ты ничего не можешь понять, — сказала она горько. — Один из них, если хочешь знать… может быть моим братом. Любой. Может, он себя не помнит. Может, он сошел с ума от всего этого… мира, стал его частью… даже самой скверной частью… Я все время об этом думаю, думаю… он потонул в ненависти, как в дерьме, сам стал куском ненависти… и страха. Он вот так… превратился в такое… а эти проклятые пальцы не хотят слушаться!
И она изо всех сил ударила правой рукой по пальцам левой. Замахнулась еще раз, но Аспирин схватил ее за руки:
— Тихо! Истеричка…
Она задергалась. Аспирин был сильнее. Она поддалась, вздохнула, несильно оттолкнула его:
— Все… Отпусти.
Он выпустил ее руки. Она ушла на противоположный конец комнаты, уселась на диван рядом с Мишуткой. Аспирин запоздало испугался: что, если бы эта тварь сочла его поступок — агрессией?
— Ничего не бывает сразу, — сказал он, отступая к двери. — Нельзя выучиться играть за один день. Даже на трещотке.
— Мне надо заниматься, — сказала Алена глухо. Аспирин вспомнил, что и ему пора в «Куклабак».
Когда он вернулся — в половине третьего ночи — Алена все еще играла. Негромко. Щипком.
* * *— Алексей, — сказал консьерж Вася. — Можно тебя на минуту?
Аспирин подошел к стеклянному окошечку, обрамленному памятками и объявлениями. Облокотился о дощечку-подоконник:
— Да?
Консьерж Вася был не в духе.
— Дочка твоя… такое мне сегодня выдала… Я к ней по-доброму: что там в школе у тебя? Если первая смена, чего по утрам шатаешься? А если вторая — так ты по вечерам со скрипкой ходишь… Отец, мол, знает, что ты прогуливаешь? А она мне… вот ей-богу, если бы моя внучка такое кому-то выдала, снял бы ремень да и надавал бы по первое число.
— Матом, что ли? — спросил озадаченный Аспирин.
Вася насупился:
— Если бы матом… А так — слова такие… хуже чем матом, ей-богу. И смотрит… как будто я грязь! Хуже грязи!
— Разберусь, — пообещал Аспирин.
Алены не было дома. В холодильнике он нашел куриное жаркое, взял себе порцию, разогрел в микроволновке. Интересно, а консьерж Вася гипотетически может быть Алениным братом? Падшим, условно говоря, ангелом, который не помнит себя?
«Смотрит, как будто я хуже грязи». Аспирин прекрасно знал, как выглядит этот Аленин взгляд. Многократно испытал на себе.
Он дожевывал последний кусок мяса, когда зазвонил телефон.
— Алло?
— Добрый день, — незнакомый женский голос. — Можно Алексея Игоревича?
— Да. Это я.
— Здравствуйте. Я учительница Алены из музыкальной школы, Светлана Николаевна меня зовут. Я хотела бы с вами поговорить. Лучше бы при встрече, но если вы заняты…
— Я очень занят.
— Тогда можно по телефону, — согласилась трубка. — Я педагог с пятнадцатилетним стажем, и ни разу — ни разу! — у меня не было таких учеников, как ваша дочь. Она поздно начала, конечно, поздновато. Но она очень талантлива. А что самое главное — она одержима музыкой. У нее несомненно большое будущее, очень большое…
— Чем я могу вам помочь? — грубовато оборвал Аспирин.
Трубка не смутилась:
— Я вот что хочу сказать. Вам, конечно, будут делать всякие предложения.
— То есть?
— В десятилетку, разумеется. Возможно, вам будут сулить разное… чтобы вы сменили педагога. Решать, разумеется, вам, но я бы посоветовала не спешить. У меня четверо выпускников блестяще закончили училище… Одна девочка поступает в консерваторию… А в десятилетке очень часто калечат детей, морально ломают их, понимаете, мне бы не хотелось, чтобы такой дар, как у Алены… Чтобы он стал удовлетворением чьих-то амбиций…
