Василий Горъ - Нелюдь
— В Авероне. Отец…
Меченый нахмурился и сжал ручищи в кулаки. А мужик в рваном зипуне, сидящий за соседним столом, видимо, услышав слово «Аверон», мрачно пробормотал:
— А в столице вообще творится ужас что! Мой свояк — голубятник у его светлости Грасса Рендалла. Он говорит, что люди графа Иора убили Латирдана Шепелявого, захватили королевский дворец и теперь режут всех, у кого в кошеле есть хотя бы копье…
— Зачем? — непонимающе спросил говорливый.
— Как зачем? Чтобы освободить город от лишних ртов… и сделать чужие имения своими… — криво усмехнулся мужик с присыпанными мукой волосами.
— В столицу… идти… нельзя… — зачем-то пощупав свой посох, отрывисто сказал Меченый. — Где еще?
— А в Светлом лесу оранжевые постреляли отряд барона д'Атерна, мчавшийся на помощь его величеству… — отхлебнув пива, продолжил родственник голубятника. — Говорят, там вся дорога завалена трупами…
— Кого убили? — пролепетала я.
— Барона Корделла д'Атерн… — не глядя на меня, повторил мужик. Потом допил пиво, вытер усы рукавом и тяжело вздохнул: — Мда… Белые дерутся, а у черных — спины трещат. Эх, спрятаться б, покуда все не утихнет. Только вот было б куда…
Меня заколотило, как при лихорадке. Потом пересохло во рту, зашумело в ушах, а голоса посетителей черного зала «Коня и ястреба» словно отодвинулись куда-то далеко-далеко.
«Этого не может быть!!!» — спрятав лицо в ладони, мысленно твердила я. — «Не может! У папы — сильный отряд, и почти все воины — ветераны. Они не дадут застать себя врасплох…»
Мысли звучали разумно, но почему-то не убеждали: я, словно воочию, видела, как из-за деревьев вылетают арбалетные болты и с чавканьем впиваются в незащищенные кольчугой или латами места.
Потом руку обожгло прикосновение, а над правым ухом раздался хриплый голос Бездушного:
— Это слухи…
«Хорошо бы…» — вздохнула я. И увидела, как десница отца хватается за наконечник болта, возникший в щели шлема. Как он медленно клонится вперед, теряет стремя… Как его меч втыкается в землю и уходит в нее до середины клинка…
Картина была такой четкой, что я заставила себя открыть глаза и трясущейся рукой вцепилась в кувшин с медовухой.
— Это слухи… — забрав у меня кувшин и поставив его на противоположный край стола, повторил Кром. Потом поскреб щетину на подбородке и поинтересовался: — А из какого рода ваша мать?
Я вспомнила морщинистое лицо деда, его сухую, холодную, но очень широкую ладонь, так ласково прикасавшуюся к моим волосам, и острые колени, на которых мне так нравилось сидеть. Потом представила его бьющимся в агонии подобно тем грабителям, чьи души Кром забрал несколько часов назад и… мысленно попрощалась с жизнью:
— Со стороны мамы у меня никого нет. Так что идти мне некуда…
Глава 14. Кром Меченый
Седьмой день четвертой десятины второго лиственя.
«Со стороны мамы у меня никого нет. Так что идти мне некуда…» — мысленно повторил я и… непонимающе уставился на баронессу: кроме отчаяния, в ее голосе прозвучала совсем неуместная в ее положении решимость.
На мой пристальный взгляд девушка отреагировала… странно: криво усмехнулась, вскинула подбородок и расправила хрупкие плечи. Так, как будто мысленно бросала мне вызов.
Я слегка растерялся. Поэтому привычно потянулся к посоху, чтобы почувствовать пальцами оставшийся участок Пути и начать думать трезво.
Увидев мой жест, леди Мэйнария вздрогнула, как от удара, но подбородок не опустила. А ее глаза, еще мгновение назад полные слез, высохли!!!
«Ничего не понимаю…» — подумал я… и забыл про ее существование: с постоялого двора раздался истошный крик. А следом за ним — многоголосый гогот.
Я еще раз оценил высоту потолка, поудобнее передвинул перевязь с метательными ножами и снял с пояса чекан. Потом пересел поближе к краю лавки — так, чтобы, если что, стол не помешал мне встать — оглядел соседей и уставился на входную дверь.
Ждать продолжения событий пришлось недолго: не прошло и минуты, как створку вырвали наружу, и в проеме возник ухмыляющийся воин. В цветах графа Варлана:
— Ха-а-азяин! Ка-а-а мне!!!
За стойкой что-то звякнуло. Потом раскололось. Затем из-за нее вылетел Патар по прозвищу Червяк. И расплылся в «счастливой» улыбке:
— Что будет угодно вашей милости?
Здоровяк осклабился:
— Фсе! Фсе, что у тебя есть…
Червяк ошалело захлопал глазами, а потом склонился в поясном поклоне:
— Ваша милость изволит шутить?
— А че, я па-а-ахож на шутника? — удивился оранжевый. Потом повернулся к двери и заорал: — Слышь, Короб, тут грят, что я похож на шутника. Это правда?
— Издеваются, наверное… — ответили с улицы.
— Это ты зря… — здоровяк набычился, схватил хозяина постоялого двора за грудки и пару раз встряхнул.
Червяк взвыл:
— Что вы, ваша милость! Я не издевался-а-а!!!
Последнее предложение он проорал в полете. А потом потерял сознание от удара затылком о край одного из столов.
Сидящие за ним мужики съежились и втянули головы в плечи. А один дернулся так, как будто раздумывал, не залезть ли под столешницу.
Тем временем оранжевый сделал пару шагов вперед и упер в бока кулаки:
— Знач та-а-ак, ужин закончен! Па-а-аэтому вы фсе ща быро собираетесь и валите куда подальше… Ясна-а-а?
Со всех сторон загромыхали отодвигаемые лавки: жители Сосновки, зашедшие на постоялый двор, чтобы пропустить кружку пива, и большая часть постояльцев торопились выполнить приказ.
Я скрипнул зубами, подтянул к себе котомку, быстренько смахнул в нее все недоеденное, затянул бечеву, забросил на левое плечо… и замер, услышав очередную фразу здоровяка:
— Та-а-ак! А ты-то куда собралась?
— За мной! Быстрее!!! — одними губами прошептал я, подхватил с лавки котомку баронессы, вцепился в посох и метнулся к стойке.
От двери раздался звук удара, потом — короткий стон и… жизнерадостный смех оранжевого:
— Валят тока мужики… А а-а-астальные — а-а-астаюцца!!!
Двуликий смотрел на меня. Очень внимательно. Видимо, поэтому до вожделенной двери мы дошли незамеченными. И, скользнув за нее, оказались в коридоре, соединяющем подсобные помещения с обеими залами.
Со стороны кухни раздавались какие-то подозрительные всхлипывания, поэтому я, подумав, решил покинуть постоялый двор через белый зал. И, видимо, чем-то прогневал Отца-Отступника: не успели мы сделать и пары шагов по натертому до блеска полу, как распахнулась входная дверь, и в зал ввалилось двое оранжевых.
— Смотри-ка, Бездушный! — ошарашенно пробормотал первый. И зачем-то выхватил меч.
