Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту
Было странно, но этот пеший переход по узкой дорожке, где не пройдет машина, когда ты буквально дышишь в затылок впереди идущему, понравился мне больше всего, если такое вообще можно было сказать о нырке из мира в мир. Non sit tempus по-прежнему стремилось заполучить тебя в свои затерянные земли, но как-то спокойно, без огонька и фанатизма. Оно не цеплялось за каждую мысль, сомнение или неуверенность. Оно предлагало и искушало. Оно вело диалог.
А не прогуляться ли нам в темноте? Будет весело. Так забавно наблюдать отсюда за остальными, как они мечутся, бегают, сражаются, рождаются и умирают. Жизнь — самое бесполезное занятие на земле, вы не знали? Оно всегда приводит к смерти. Не хотите? Нет? Уверены? Что ж, вы пожалеете, но это ваше сожаление, вам с ним жить, вам с ним умирать. Печально…
Если бы тогда, на моем рекордном четвертом переходе, мне попалось такое безвременье. Я бы уже давно обживала темноту вдоль стежки и вглядывалась в лица идущих по ней людей и нелюдей. Угроза была именно в мягкости, в показном равнодушии, в иллюзии, что тебе предоставили выбор.
Я встряхнула головой. Такое non sit tempus мне нравилось, в этом и таилась опасность.
Тропка пошла в гору, и мысли, вложенные в голову безвременьем, стали затихать и отдаляться. Мы взобрались на пригорок и увидели Заячий холм. Одна из самых охраняемых стежек Северных пределов даже не была огорожена. У нечисти с заборами отношения сложные, но это пытались исправить. Несколько одинаковых холмов окружали центральный, выделявшийся своей непохожестью. Его вершину словно нарочно срезали гигантским резаком, и именно вдоль него тянулось небольшое, метров триста, ограждение. Железные листы, прибитые к врытым в землю столбам. Как и все благие начинания, это было брошено недоделанным.
— Хм, — раздался голос справа, — не знал, что кто-то еще помнит о калиновой тропе.
С большого валуна нам навстречу поднялся высокий мужчина. Он не скрывался, и тем не менее я заметила его последней.
— Игнат, — представился он, поднимая на уровень глаз миниатюрный стеклянный колокольчик, похожий мы вешали на елку, уж больно Алисе нравился его высокий тоненький перезвон. — Брежатый Заячьего холма. Представьтесь.
— Веньямин Яковлев, заложник, Юково, Северные пределы, — падальщик прошел мимо мужчины, тут же потерявшего к нему всякий интерес.
— Павла, явидь рода нелюдей, Юково, Северные пределы, — она намеревалась догнать Веника, когда брежатый преградил ей путь и, спохватившись, добавила: — Невер, мой сын.
Игнат посмотрел на колокольчик в своих руках и молча посторонился.
— Ольга Лесина, чистая, Юково, Северные пределы.
— Добро пожаловать в Заячий холм. — Игнат опустил руку. — Пусть бегущая вода смоет все ваши ошибки. Тот голубой дом, — он указал чуть левее подножия срезанного холма, — общежитие, или гостевой дом, возможно, там еще остались комнаты. — Он скривился и добавил: — В последнее время наша дыра стала очень популярна.
— Что думаешь? — тихо спросила явидь, когда мы спустились с пригорка, оставив Игната вне зоны слышимости.
— Что тут думать, — падальщик шел первым, — это уже не военное положение. Это война.
— Уверен? — нахмурилась змея. — Давно говорят, что южане точат зубы на север, слухи ходят давно, но дальше разговоров дело не заходит. Собаки лают — ветер носит.
— Слухи полезны, спроси у любого, кто наш враг, и ответят не задумываясь. Не надо думать, не надо сомневаться. Подумай, кому выгодна рознь между пределами? — Гробокопатель обернулся. — У брежатого в руках сигнальный артефакт времен, которые боятся помнить, не меньше. Повод прибегнуть к его помощи должен быть весомым. В эпоху Единения такие колокола останавливали армии.
— Правда? — Мне этот колокольчик не показался опаснее того, что висел у нас на елке. — Что он делает?
— Убивает чужеземцев, и количество не имеет значения. Пока на стежке есть Хрустальный колокол, не советую туда даже послов засылать, даже дружественных. Артефакту нет дела до политики. Он служит пределу, в котором находится, и уничтожает все, что к нему не относится. — Гробокопатель свернул с тропы направо.
— Эй, разве нам не в голубой дом? — спросила Пашка. — Игнат же сказал…
— Вот поэтому мы и остановимся в другом месте, — перебил Веник.
— Если бы с нами пришел Евгений, то… Что бы случилось? — продолжала допытываться я.
— Молись высшим, чтобы никогда не услышать бой Хрустального колокола. Дольше проживешь, — процедил падальщик и углубился в улицы Заячьего холма.
Стежка была линейной, очень напоминавшей планировкой Юково, разве что поменьше размером. Улочки тенями ложились на выпуклости холмов, теряя изначальную прямоту. Не могу сказать, что толпы туристов бродили туда-сюда. Северо-восточное направление выглядело более оживленным, дорога вела к приметному холму. На его плоской вершине, попирая все законы природы, и бил чистый, смывающий все наносное источник. Теперь хоть понятно, для чего пытались поставить забор.
Навстречу вылетел голубой москвич энных годов, надсадно взревел и, оставив темный вонючий выхлоп, скрылся за поворотом. Я задумалась. По калиновой тропе машину сюда можно было пронести разве что по частям. Еще два автомобиля были припаркованы на центральной улице чуть дальше, и еще один, судя по звуку, двигался где-то на соседней улице. Вывод напрашивался простой — здесь есть дорога. Нормальная автомобильная дорога, по которой прибывает большинство желающих увидеть источник. Стежка линейная, один ее конец мы видели, второй нет. Логично предположить, что более удобный путь располагается с другой стороны. Интерес вызывала осведомленность Евгения из Поберкова, что-то мне подсказывало, местные не показывают первым встречным тайные тропы.
Другой гостиницы мы не нашли. Глупо ожидать излишеств от затерянного села. У нас в Юкове комнаты сдает одна Танька, потому что зелья варить разучилась (по словам старика, вообще не умела), а жить на что-то надо. Моих спутников, устроившихся под мокрым, засыпанным листьями навесом, за столом некоего подобия уличного кафе отсутствие ночлега не волновало. Гибрид столовки и шашлычной под открытым небом, где на мангале жарят мясо неизвестного происхождения. В свете запрета на убийство людей запах вызывал аппетит. Кафе было сооружено на скорую руку, разномастные фанерные столики и табуреты, куда до них современному цветному пластику пивных палаток. Никаких тарелок и бокалов, железные миски и кубки, вытащенные из бабушкиного и прабабушкиного сундуков.
— Свинина, — поставил передо мной плошку падальщик.
