Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 2. Крепость Теней
Добыча лежала в стороне под охраной фьяллей. Но сначала Торвард подошел к погибшим и остановился над телом Кетиля Лохматого. На самом деле особой лохматостью тот не отличался, но ко времени его появления в дружине там уже был один Кетиль – по прозвищу Лысый. Поэтому когда кто-нибудь упоминал Кетиля, обычно следовал вопрос: «Какой Кетиль – Лысый?» – на что обычно следовал ответ: «Да не Лысый! Лохматый!» Так и пошло… Потом появился еще один Кетиль, по прозвищу Орешник, три года назад погиб Кетиль Лысый, а вот теперь и Кетиль Лохматый. И это был девятый телохранитель, которого Торварду пришлось хоронить.
– Снимите. – Он кивнул на серебряную гривну, украшавшую грудь погибшего. Такие гривны в виде толстого серебряного прута, с драконьими головами на концах, скалящими зубы друг на друга, в дружине носили конунговы телохранители.
Хильдир по прозвищу Золотые Штаны наклонился и снял гривну с шеи мертвого так бережно, будто тот еще мог чувствовать боль.
– Надевай, – велел Торвард.
Телохранителей должно быть четверо, и Хильдир для этого вполне подходил.
Оружие, украшения и пояса погибших фениев сложили в уцелевшие уладские щиты. Куча получилась внушительная. Гривны, цепи, перстни, браслеты, застежки… Стоя над ними, Торвард равнодушно разглядывал всю эту груду сокровищ и даже поддел носком башмака откатившийся браслет. Сейчас это все не имело в его глазах никакой цены. Он отчетливо понимал, что пришел на Зеленые острова за испытаниями своей удачи – и именно испытания и были нужны ему, а не вся эта чешуя…
– Пока делить не будем, – объявил он вождям и дружине, внимательно наблюдавшей за ними. По толпе пролетел вздох разочарования, но никто не возразил. – Будем возить как общую собственность до конца похода, а не то каждый будет беречь свое и будет у нас не войско, а ерунда.
На самом деле ему просто не хотелось возиться.
– Оружие если кому нужно или приодеться кто хочет – можете взять. – Он кивнул в другую сторону, где были свалены кучей окровавленные плащи и накидки. – Только постирайте сначала.
– Красное на красном не видно, – фыркнул Эйнар и тут же крикнул: – Моя вон та, что сверху, с золотой бахромой!
– Займись, борода, а? – Торвард просительно глянул на Халльмунда. Делить добычу – задача и право конунга, но сейчас ему до смерти было неохота перебирать окровавленные тряпки.
Халльмунд стал разбирать кучу, встряхивать смятые, слипшиеся комки. Почти все вещи оказались порваны или разрезаны клинками, почти все – вместе с телами прежних хозяев. Кровавые пятна усеивали дорогой шелк и тонкую шерсть. Но победителей это не смущало – на каждую вещь находился желающий. Приложив рубаху или накидку к себе и прикинув длину и ширину, удовлетворенный новый владелец тут же отправлялся к реке – простирнуть, чтобы до утра подсохло. А дыры и зашить можно – нитки с иголками у каждого были с собой в кожаной сумочке на поясе.
Эйнар первым прибежал на берег, волоча вожделенную накидку из алого шелка с золотой бахромой. Но еще ему хотелось бы башмаки поновее, а то свои совсем протерлись. Ненадолго отойдя и вернувшись, он застал на берегу удивительное зрелище – какая-то женщина стирала его добычу в реке, плача и причитая.
– Это еще что? – Эйнар оторопел. – Ты кто, красотка?
Женщина поражала воображение самим своим видом: в красной одежде, с длинными рыжими, почти красными волосами, она стояла на коленях у реки, полоща в воде алую накидку, и струи воды, касавшиеся накидки, приобретали кроваво-красный цвет. И такие же кроваво-красные слезы текли по лицу причитающей женщины. Сумерки уже сгущались, но ее было отлично видно, до мелочей, словно она сама светилась изнутри. Будто не замечая сбегающихся фьяллей и не слыша их криков, плакальщица продолжала свою страшную работу.
На крики подошел и Торвард.
– Вождь благородный, Лойдир острооружный, сын царственного Дерева Побед, пал в кровавой битве, и нет таких рук, что отстирали бы кровь с его одеяний! – приговаривала женщина. – Кровью течет река Снатха, и кровавые слезы исторгло горе из глаз богини! Пал на холодную землю мой возлюбленный, пал на мою грудь отважный воин, но не воспрянет он боле и не подарит Снатхе любви! Случилось деяние, пролившее кровь, и совершил его король кораблей из-за моря! Горе мне, Снатхе, ибо попирает меня его дерзкое воинство.
Торвард слушал, и волосы шевелились у него на голове – он понял, что снова видит богиню этой земли.
– Горе и тебе, король кораблей! – Снатха вдруг подняла на него глаза, и они сверкнули, как два шлифованных граната в свете огня. – Горе и тебе, король раздоров! Кровь и раздор ты приносишь повсюду, куда ступит твоя нога, и ничто не уймет ярость твою.
Перед Торвардом вдруг появилось древко копья – кто-то подал, догадался. Безотчетно Торвард сжал его, и в этот миг Снатха бросилась на него. Вскочив, она мгновенно приняла облик белой телки с рыжими ушами, и ее красные глаза горели яростью. Войско, которое никогда не давало повода заподозрить себя в трусости, с криком отшатнулось и по первому побуждению бросилось врассыпную; несколько человек, наоборот, пытались протолкаться поближе к конунгу, образовалась свалка.
А Торвард, при виде телки опомнившись, перехватил копье поудобнее и бросился навстречу. Весь вечер он бродил как в полусне, но теперь наконец проснулся: стихия битвы пробудила его и вдохнула новые силы. С диким рычанием белая телка бросалась на него, норовя то боднуть, то ударить копытами, уворачивалась от копья, но Торвард все же изловчился и ударил ее в грудь.
Раздался крик, и перед ним снова предстала женщина в красной одежде. Стоя на коленях, она зажимала ладонью рану на груди.
Торвард застыл в двух шагах перед ней, опустив копье, но в любой миг готовый отразить новое нападение. Женщина медленно подняла голову и глянула на него сквозь волну красновато-рыжих, как начищенная медь, волос, и ее глаза сверкали багровым огнем.
– Ты нанес мне рану острым железом, и сейчас у меня нет сил противиться тебе, – проговорила она. – Но и ты не избежишь острого железа и не уйдешь из битвы, ликуя! Я, Снатха, скорбящая по своему сыну и возлюбленному, предрекаю: в следующей же битве ты будешь ранен так же тяжело, как я, но не скажу, сумеешь ли ты выжить. Не пройдет и девяти ночей, как на мою землю ступит нога рига Брикрена Биле Буады, и острое железо в его руке поразит тебя.
С этими словами она с трудом поднялась на ноги, повернулась и ушла в реку. Струящаяся из-под пальцев кровь орошала ее путь, оставляя большие черные пятна. Мелькнула ее голова и пропала в волнах, и только красные волосы еще некоторое время были видны на поверхности. Потом исчезли и они, но вся вода реки, окрашенная закатом, казалась красной.
