Ник Перумов - Семь Зверей Райлега
— Я так и думал, — печально провозгласил он. — Иначе и случиться не могло. Меня, художника, стихотворца, давно отринувшего постыдные зовы плоти и естества демонов, призывают… — Он театрально махнул лапой — очевидно, стараясь изобразить горестный жест. Смертоносные когти так и сверкнули.
— У меня не было выбора, — с раскаянием произнёс Тёрн. — Но мы сделаем всё, чтобы вернуть досточтимого и высокоучёного мэтра Кройона домой.
— Кстати, о возвращении, — демон резко повернулся к дхуссу. — Как ты считаешь, досточтимый, как скоро мне удастся вернуться? Ведь для этого нам необходим тот самый шаман, что сотворил начальное призывающее заклинание, разве не так?
Тёрн заколебался, прикусил губу и ничего не ответил, даже не кивнул, но демон, похоже, принял его молчание за согласие.
— Один я туда идти не могу, — вслух принялся рассуждать демон. — Меня вновь опутают теми же самыми чарами. Значит… — пауза, и когтистый палец указал прямо на дхусса. — Значит, ты, досточтимый, должен мне в этом помочь!
— Это мой прямой долг, — и не подумал уклоняться тот.
— Хорошо… — казалось, Кройон даже растерялся от такой сговорчивости. — Но… я так полагаю… что сперва нам надо выручить вашу попавшую в беду спутницу?
— Или хотя бы убедиться, что на самом деле это всего лишь слухи, — докончил Тёрн.
Демон встряхнулся, словно отбрасывая последние сомнения.
— Хорошо! Сперва я помогу тебе, а потом ты поможешь мне. Досточтимый Тёрн — хозяин своего слова. Я, Кройон, — хозяин своего. Мне, как артисту, нужны новые впечатления и виды. Борьба со злом, защита слабых и невинных — что может быть благороднее? А потом я напишу поэму об этом… или картину… или и то и другое вместе.
— Счастлив был бы это прочесть, услышать или увидеть, — вежливо поклонился Тёрн.
— Увы, увы, досточтимый! Наш язык, язык демонов, очень сложен. Мы знаем вашу речь, так уж сложилось, но понять нашу поэзию… — в печали склонил голову Кройон. — Ну, например, м-м-м, надобно сказать, что ваши амфибрахий и амфимакр у нас…
— Э… гм… досточтимый господин демон Кройон, — опасливо произнесла Стайни. — А нельзя ли отложить этот, бесспорно, очень интересный и поучительный рассказ на потом?
— Что?., ах да, прошу простить недостойного, — тотчас осёкся и повинился демон. — Конечно, дело прежде всего. Досточтимая…
— Стайни.
— Досточтимая Стайни, если бы ты смогла…
— Конечно, — Гончая с трудом поднялась, поддерживаемая Тёрном за локоть. — Я… сейчас попробую.
Антрацитовые глаза закрылись. Стайни глубоко вдохнула и затаила дыхание. Тёрн и Кройон терпеливо ждали.
— А-ах… — наконец расслабилась, уронила плечи Гончая. — Учуяла я. Здесь она, неподалёку. Полдня пути примерно.
— Она жива? — тотчас спросил дхусс.
— Жива… как будто. — Могло показаться, в голосе Гончей скользнуло нечто напоминающее ревность.
— След можешь взять? — тотчас спросил Тёрн.
— Могу, — кивнула девушка. Правда, с видимой и вполне понятной неохотой.
— Тогда веди, — распорядился дхусс.
— А потом я вернусь, — мечтательно проговорил демон сентиментально вздыхая. — Мольберт, краски… пламя над скалами, в воздухе чёрные хлопья… поэтическая картина, и строчки так и просятся на кожу…
— Вы пишете на коже? — поинтересовался Тёрн.
— Ваша бумага у нас бы не выдержала, — захохотал Кроной. Громко, в полный голос, словно уже забыв, как бился, подобно рыбе, на крючке поймавшего его заклинания.
— Тише! — шикнул Тёрн, тотчас же добавив вежливое: — Тише, досточтимый Кройон. Таэнги слышат лучше любой другой расы, даже лучше сидхов. И про их обереги тоже нельзя забывать.
Демон поспешно захлопнул пасть — с таким звуком, словно упала крышка древнего сундука, окованного железом.
Через лес они пробирались долго — Гончая едва переставляла ноги, и в конце концов демон просто подхватил её на руки, то и дело спрашивая: «А теперь куда? А так правильно? Сюда надо? Левее? Правее?..»
День уже угасал, когда из тенистых лесных коридоров они выбрались на край обширного, тщательно возделанного поля. Колосья наливника стояли стеной, негромко шуршал ими ветерок, да от недальней деревни доносились беззаботные голоса. Казалось, таэнги ничего не замечают. Да и их знаменитых черепов-оберегов трое путников так и не встретили.
— Здесь, — обессиленно выдохнула Гончая. Чёрные глаза лихорадочно блестели, и под ними залегли глубокие тени. — Если снадобье меня не подвело… то в этой деревушке.
— Отлично, — прошипел Тёрн, осторожно, медленно приподнимаясь и окидывая взглядом мирно дымящее трубами селение таэнгов.
— Чего же мы ждём, досточтимый? — с плохо скрываемым нетерпением осведомился Кройон. — Если нас не ждут — ворвёмся, как подобает воинам, разгоним стражу, собьём запоры и…
— И на досточтимого Кройона вновь накинут поводок призывающих чар? — холодно отпарировал Тёрн.
— Да? Хр… гм… да, но тогда мне, недостойному, что, придётся оставаться сзади? — сперва озадачился, а потом возмутился демон.
— Почему же? Достаточно будет в нужный момент их напугать, отвлечь — а я сделаю остальное, — хладнокровно отозвался Тёрн, надо сказать, не всем удалось бы сохранить спокойствие, когда перед тобой возмущённый демон. Даже Гончая невольно ойкнула и на всякий случай отползла от Кройона подальше.
— Действуем так, — холодно и деловито, словно бывалый полководец перед битвой, заявил дхусс. — Досточтимый Кройон, не приближаясь к деревне, начинает топтать посевы…
* * *…Толкаясь и суетясь, таэнги торопливо выскакивали из круглых домишек, со всех коротких ног устремляясь к Столбу Предков, тотемному столбу, сердцу и душе каждого из многочисленных родов, разбросанных по безлюдным склонам Таэнгского хребта. Сегодня большой день. Всю ночь Призывающий, Провидящая и Водящий провели на крыше Большого Дома, наблюдая за движением звёзд и полётом духов, наутро объявив, что сегодняшний день как никогда благоприятствует появлению нового оберега на рубежах родовых земель. Костёр из любезных предкам веток, богато украшенный полевыми цветами: синие, голубые, малиновые венчики, резные тёмно-зелёные листья, почти скрывшие и хворост, и смолистые дрова. А в самой середине такой радостной, многоцветной горы торчал уродливый черный столб — таэнги не поленились, притащили в деревню здоровенный обрубок железного дерева, которое за долгие годы огонь сумел лишь чуть обглодать.
Восемь самых сильных воинов и восемь самых уважаемых матерей рода тянули на площадь связанную по рукам и ногам дикую сидху. Тянули на ещё одном обрубке железного дерева, тоже старом, покрытом многочисленными затёсами, шрамами, много где остались следы цепей. Этот обрубок, подобно своему собрату в костре, мог бы порассказать немало историй. На нём корчилось не одно создание, тщетно умоляя о пощаде или, напротив, храня гордое и презрительное молчание. Но это никого не заботило — всех ждал один конец, неважно, на костре или в котле.
