Маргит Сандему - Околдованная
— Ничего нельзя выносить со двора! Мы имеем не больше, чем требуется нам самим. А эта Силье не имеет на самом деле никакого права…
Бенедикт был довольно пьян, хотя было еще совсем рано. Он поднялся, собрав всю свою ущемленную власть.
— Мы имеем больше, чем достаточно. Силье получила еду от нас, а ты смеешь идти против моей воли. Да я лишу наследства твоих объевшихся выродков!
У Абелоны перехватило дыхание.
— Ты не можешь этого сделать!
— Для этого имеются возможности.
Абелона была не настолько глупа, чтобы не понять его намерений. Она бросила на Силье взгляд, полный такой ненависти, что…
Она оставила дорожный сундучок без дальнейших комментариев и, тяжело ступая, отправилась наверх. Все понимали, что последнее слово еще не сказано.
— Иди, Силье, — мягко сказал старый художник. — С тобой и детьми ничего не случится, даю клятвенное обещание.
Растроганно улыбаясь, она поблагодарила всех и ушла.
Был ясный день без солнца, но со снегом, который светился под индиго-синими облаками. Ей нужно было добраться до дороги наверху на холмах. Снег был неглубок, он еле доходил ей до лодыжек, на ней были высокие сапоги. Через некоторое время она вышла на узкую лесную тропинку, и идти стало легче. На дорожке не было следов, так как всего два дня тому назад шел снег. Подъем был крутым, и через некоторое время ей пришлось остановиться, чтобы отдышаться. Внизу под ее ногами лежало селение, церковь, речка, где водится лосось, хутор Бенедикта и другие постройки, разбросанные вокруг усадьбы… Теперь Страна Теней находилась как раз прямо перед ней. Отсюда, сверху, она выглядела иначе…
Силье повернулась, чтобы идти дальше, и резко остановилась, напуганная. Она чуть было не шагнула прямо на него. Он стоял, оперевшись одной рукой на сосну. Снег, вероятно, заглушил звук его шагов. Она смотрела на него испуганными глазами. Ее сердце колотилось. Это было почти так же, как при их первой встрече. Сейчас он выглядел так же великолепно, так же странно и зверинообразно — с глазами, светившимися при слепящем дневном свете. Но сейчас они, казалось, смотрели неприязненно.
И это внушающее ужас существо она видела в таких скандально-интимных сновидениях! Она явно сумасшедшая! Силье пыталась побороть страх, овладевший ею. Если он сделан из плоти и крови, то тоже нуждается в пище и человеческом тепле. Растерянно она протянула ему сундучок.
— Я принесла вам немного еды, господин. Ведь сегодня Рождество и…
Он протянул руку и взял сундучок.
— Ты не должна была сюда приходить, Силье, — сказал он недовольно. Его лицо было словно высечено из камня, а глаза говорили о том, что он хочет соблюдать дистанцию.
Она резко повернулась.
— Мне хотелось только этого.
Он взял ее за руку.
— Однако сейчас ты здесь и выглядишь замерзшей. Я должен, конечно, позаботиться о том, чтобы ты могла согреться, Пойдем! — сказал он бесцеремонно и показал жестом, что они должны продолжить путь наверх к его хижине.
Они шли по тропинке, не говоря ни слова. В снегу оставались отпечатки его ступней. Безумная мысль посетила ее: что, если бы здесь не было следов? Тогда бы, по всей вероятности, она бы с воем бежала отсюда со всех ног. Силье не осмеливалась смотреть на него. Это было страшно и унизительно, оттого что она все еще чувствовала влечение к нему, ощущала, как ее грудь словно цепенела от желания, когда он взял ее за руку. И как он разозлился на нее за то, что она пришла! Это было больно!
— У вас гости? — коротко спросил он. И на том спасибо! Во всяком случае, он говорил с ней.
— Да, — вздохнула она. — Из-за них у нас не все в порядке.
Поскольку он явно ждал услышать больше, Силье, запинаясь, рассказала об Абелоне и ее детях и обо всех изменениях в доме, о разговоре на кухне.
— Последнее, что ты сказала, я не понял как следует, — прервал он ее. — Бенедикт задумал жениться на тебе?
— О нет, этого он, конечно, не думает!
— Так это можно понять. Как иначе можно лишить наследства детей Абелоны?
Силье призадумалась.
— Он пришел ко мне однажды вечером… и наговорил очень много глупостей. Но он был пьян, и я не обратила на это внимания. Я выставила его за дверь. Можно себе представить, что у него были тогда какие-то неясные планы.
Ее спутник долго молчал. Она бросила на него быстрый и робкий взгляд. Его челюсти были так плотно сжаты, что губы побелели. Тогда он сказал:
— Ты изменилась, Силье. Ты полна страха. Что случилось?
Она сделала глубокий вдох и сказала:
— Я узнала ваше имя. На этот раз настоящее имя.
Он помолчал одно мгновение.
— И все же ты пришла?
Его голос звучал почти агрессивно. Силье поежилась, словно пытаясь сжаться.
— Вы никогда не сделали мне ничего плохого, — сказала она тихо. — Кроме того, вы сказали, что нуждаетесь во мне.
— Я сказал? Это было безумно с моей стороны. И так же безумно с твоей придти сюда.
Силье хотела узнать, почему, но не решилась спросить об этом вслух. Она пыталась скрыть свое разочарование и обиду.
— Мне нужно поговорить с вами сейчас. Все стало так трудно там внизу на хуторе… это с вашим именем. Я растеряна, беспомощна и неуверенна. Мне необходимо узнать больше. Не будете ли вы так добры.
— Это, пожалуй, лучше всего. Но сначала ты должна перестать называть меня господином. Ты же теперь знаешь мое имя и знаешь, что я никакой не господин.
Вокруг стояла ничем не нарушаемая тишина… Но вдруг лес расступился, и взору Силье предстала маленькая хижина, иссеченная непогодой и солнцем. Дымок все еще клубился через отверстие в крыше. Он открыл дверь, она нагнулась и вошла. Когда дверь за ними закрылась, у них возникло особое настроение, которое она не могла объяснить. Она назвала бы его доверительностью.
Это была курная избушка с очагом посреди пола, то, к чему она привыкла дома. Лишь у Бенедикта она попала в более благоустроенное жилье. Господская усадьба, где работал ее отец, в расчет не бралась. Она принадлежала людям, стоявшим так высоко над Силье и ей подобными, что это были как бы два разных мира. Здесь же все было устроено по-старинному. Вдоль стен стояли скамьи, простые шкафы и короткая встроенная кровать… Дым очага собирался под крышей и выходил наружу через отверстие, которое было также единственным отверстием, пропускавшим свет. Оно закрывалось тонкой кожей какого-то животного и сейчас было приоткрыто. Поперек хижины, под крышей была единственная балка, на которой висел на цепочке котел.
Силье протянула замерзшие руки к огню. Чуть помедлив, он взял у нее бархатный плащ и повесил его сушить, внизу плащ был влажным от снега.
— А твои сапоги?
— Они плотно сидят. Я их лучше оставлю на себе. Она говорила тихим неуверенным голосом, опасаясь перемены его настроения. Он кивнул и предложил ей сесть на самую широкую скамью, покрытую овечьими шкурами. Сам он сел на скамью по другую сторону очага.
