Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — бургграф
— Если моя вина доказана... именно доказана, вы можете со мной разговаривать подобным образом. А пока что у вас есть только предположения, не так ли? И потому обращайтесь со мной соответствующим образом.
Он поморщился.
— Благородный да еще и образованный. Хлебнем с вами горя. Итак, вы спали и ничего не слышали?
— Точно, — подтвердил я, глядя ему в глаза.
Он неожиданно усмехнулся. Это выглядело устрашающе, словно волк оскалил клыки.
— Ничего, потруднее случаи распутывали.
— А что случилось? — настаивал я. Он прямо посмотрел мне в глаза:
— Да тут куча пьяных пыталась побуянить. Кто-то поджег кузницу, а другие в доме изломали мебель.
— Какой ужас! — воскликнул я. — Надеюсь, вы, как представитель закона, примете меры к буянам?
Он скривился:
— Кто-то уже принял. Я не указываю на вас пальцем, заметьте. Но сейчас ловят уцелевших, а уж они дадут показания.
За его спиной наконец переглянулись, ухмылки широкие. Я сказал осторожно:
— Ну вообще-то тот, кто перебил эту шваль, защищал дом, семью и всё имущество, что является... э-э... собственностью. Неотъемлемой и неотчуждаемой, вроде так. Священное право собственности. И кто посягнет на нее — должон умереть. Мол, протянешь руку — протянешь ноги.
Начальник стражи наконец-то посмотрел на меня с некоторым интересом, как на человека, хоть и перебившего кучу народу, а не как на загнанного в угол волка.
— Вообще-то да. Даже беглый взгляд... — Он запнулся, я спросил:
— Первые выводы уже есть?
— Да, — ответил он неохотно. — Поджигатель лежит с факелом в руке почти на пороге подожженной им кузницы. Еще двое грабителей остались прямо с награбленным в руках... так что убившему их ничего не грозит... Даже спасибо скажуг.
Я проигнорировал сладкого червячка на крючке, сказал с прежним возмущением:
— Какой ужас!.. И это в нашей цивилизованной стране! За что налоги платим?
Он дернул щекой:
— Выродки везде бывают.
Из коридора вбежал, отстранив помощников, молодой парень тоже с бляхой, сказал возбужденно:
— В доме полно убитых! Начали было крушить мебель, но...
— Сколько убитых? — оборвал Кренкель зло.
— Много, — ответил парень с восторгом. Он смотрел на меня блестящими глазами, как на героя. — Еще не подсчитали. Какой облом у... гм... тех, кто их привел!
Кренкель посмотрел на него строго, перевел горящий взгляд на меня. Я смотрел смирно, как зайчик, жующий травку. Кренкель поколебался, наконец прорычал:
— Вы из благородных, так что я поверю вашему слову, если скажете, что в течение суток никуда не скроетесь.
— Даю слово, — ответил я с готовностью. — А что, во мне будет необходимость?
— К вам еще будут вопросы, — буркнул он. — Да и не только у меня.
— А у кого?
— И повыше меня есть власти, — ответил он нехотя. — Так что будьте здесь.
— А в город мне выезжать можно?
Он поколебался, молодой парень и стражи смотрели на меня с удивлением, наконец ответил хмуро:
— Можно. Но я бы не советовал.
— Думаете, сбегу?
Он оглядел меня с головы до ног:
— Нет, вы ж из благородных! Честь дороже... Но в городе у вас не будет той защиты, что здесь.
— Спасибо, — ответил я. — В самом деле спасибо. Я всё это приму к сведению. Кстати, если не трудно, передайте местным мебельщикам, пусть привезут хорошие столы и кресла взамен разбитых. Я всё оплачу.
Он мгновение смотрел ничего не выражающим взглядом, затем кивнул. За ним вышли и его помощники. Я слышал голоса во дворе и в саду, народу прибавилось, трупы выносили и укладывали на телеги.
Появилась Амелия, в глазах страх и недоумение:
— Вы здесь?
— А где же еще, — ответил я легко. — Вы же сами мне выделили эту комнату. Дети в саду?
— Нет, я велела им не выходить из их комнаты. И не выпускать оттуда собачку.
— Она не выйдет, — сказал я. — Очень послушная. Сказал: жди — будет ждать. Тоталитарная собачка. Вы всё сделали верно. Надеюсь, они детей допрашивать не догадаются.
— Как вы?
Я сказал успокаивающе:
— Со мной в порядке. А кузница не так уж и нужна, если честно... И отстроить ее нетрудно. Мебель взамен побитой привезут сегодня же.
— Шутите?
— Начальник стражи обещал. — Ее глаза округлились:
— Сам господин Кренкель?
— Ну да, — ответил я легко. — Мы только защищались. Вот город и восполняет все наши убытки.
Она смотрела всё еще неверяще.
— Город?
— Городские власти, — пояснил я. — Они ведь отвечают за любые проявления в городе? Как за хорошие, так и не совсем?
Ее лицо стало задумчивым.
Глава 15
Амелия спит. Наверное, спит в соседней комнате. В мою незримым сквозняком тянет теплом ее тела, ее запахами, и, чувствую, что она не спит тоже. Не спит и прислушивается: не поднимаюсь ли с постели, не иду ли к двери, чтобы через минуту оказаться в ее постели.
Двое из моих друзей хвастливо рассказывали, что спали с женщинами вдвое старше их, а Дима Говорков хвастался, что еще когда мы протирали штаны в седьмом классе, он уже драл нашу классную преподавательницу. Прямо на ее столе. Мне лично не приходилось иметь дело с женщинами старше себя... во всяком случае, значительно старше. Хотя, конечно, при моих здешних размерах я выгляжу солиднее. Вообще есть такая разновидность мужчин, в юности выглядят старше своих лет, а в зрелости — моложе. Мне кажется, я из такого теста, но всё же не могу вот так встать и пойти в ее постель, хотя Амелия, вероятно, ждет...
Это не значит, что обрадуется и даст мне место, но наверняка ждет именно такого поступка. Чисто мужскова.
Я закрыл глаза и сказал себе твердо: что есть самец, есть мужчина, а есть высшее проявление мужественности — паладин. Паладин, понятно, и мужчина, даже самец, но в отличие от них умеет пользоваться столовыми приборами и обуздывать примитивные порывы плоти.
Сон пришел незаметно, снилась какая-то белиберда, которую я принимал как должное, а потом я парил над городской площадью, вдруг заметил одинокую женскую фигуру, ощутил неудержимый зов плоти, поспешил направить полет к ней под острым углом, надо успеть, смутное чувство подсказывает, что могу и не успеть, если начну прелюдии...
Она обернулась, я увидел смеющееся лицо, мои пальцы жадно ухватили ее за грудь, теплую и упругую, я выдохнул:
— Саня... что ты так долго...
— Ты был не готов, — ответила она, — а я сама... не могу...
Голос ее прерывался, а плоть то пропадала, то появлялась. Я сдавил ее в объятиях, жар в теле нарастает, спросил торопливо:
— Сегодня же снова нажрусь жареного мяса... Придешь?
— Буду стараться, — ответила она, — но сюда... трудно...
— Что мешает? — спросил я быстро.
— Город... — ответила она.
