Стивен Эриксон - Врата Смерти(пер. И.Иванова)
Взяв чашку, старик кивнул Маппо и Икарию, приглашая последовать его примеру.
— Ему повезло, что у него такой кроткий и терпеливый хозяин… Эй, пошевеливайся, бесхвостый пес!
Слуга достиг окна и скрылся внутри.
— Он — дар Амманаса. Отдаешь одну жизнь, взамен получаешь другую. Одна рука старая, другая — новая. Остается только сожалеть. Впрочем, сами увидите.
Веревка колыхнулась. Верховный жрец залпом допил вино, бросил чашку в песок и поковылял к веревке.
— Только бы не перетерлась. Давай, поднимай!
Старик обхватил руками и ногами узлы веревки.
— Верти! Ты оглох, что ли? Поднимай, говорю тебе!
Искарал вместе с веревкой пополз вверх.
— Подъемный ворот, — сказал Икарий. — Штука нехитрая, но удобная.
Маппо поморщился: действие сока джегуры кончилось, и у него опять заныли плечи.
— Ты, надо понимать, ожидал чего-то другого.
— Тесемский монастырь, — произнес Икарий, наблюдая, как старик перелезает через окно. — Место врачевания, место уединенных размышлений. Хранилище древних свитков и книг. Когда-то здесь было полно ненасытных монахинь.
— Ненасытных? — переспросил Маппо.
Полуджагат кивнул.
— Представь себе.
— Жаль, что они погибли.
— Очень жаль.
Веревка снова поползла вниз.
— Монахинь не стало, а одни лишь уединенные размышления повреждают разум. Искаралу не позавидуешь. Воюет с бхокаралами и слушает голос бога, а на самом деле — голос собственного безумия…
— Однако в этом месте осталась сила, — тихо сказал Икарий.
— Согласен. Когда мул подбежал к пещере, там открылся проход.
— Тогда почему верховный жрец им не пользуется?
— Сомневаюсь, друг мой, что мы легко поймем Искарала Паста, — ответил Маппо.
— Сейчас для нас главное — попасть наверх. — Ты прав, Икарий.
Неожиданно полуджагат коснулся его плеча.
— Маппо, я хочу тебя спросить.
— О чем?
— Из моего колчана пропало несколько стрел. На лезвии меча я обнаружил следы крови. И потом, эти жуткие раны у тебя на шее. Скажи, мы… сражались? Я ничего не помню.
Трелль ответил не сразу.
— Видишь ли, Икарий, пока ты спал, на меня напал леопард. Я сначала выпустил в него стрелы, а потом добил твоим мечом. Такой пустяк. Если бы ты не спросил, я бы и не вспомнил.
— Опять, — прошептал Икарий. — Опять я выпал из времени.
— Успокойся, дружище. Ты ничего не потерял.
— Почему я всегда слышу от тебя только этот ответ? Неужели тебе больше нечего мне сказать?
— Я же не виноват, Икарий, что в такие моменты не происходит ничего важного.
ГЛАВА 3
Из всех промалазанских сообществ, существовавших в те времена на захваченных землях, наиболее известными были «красные мечи». Они считали себя носителями нового мышления, видевшими в укреплении Малазанской империи несомненное благо. Однако жестокое обращение с инакомыслящими соплеменниками сделало этот псевдовоенный культ предметом откровенной ненависти.
Жизнь под ярмом. Илем ТротФелисина неподвижно лежала, придавленная Бенетом. Наконец его тело содрогнулось в последний раз. Спазм страсти погас. Бенет отвалился и схватил прядь ее волос. Фелисина увидела его пылающее чумазое лицо и сверкающие глаза, в которых отражался свет масляной лампы.
— Скоро, девочка, это начнет тебе нравиться, — сказал он. Стоило Бенету лечь с ней, как внутри Фелисины вспыхивала едва сдерживаемая дикость. Нет, не отвращение, а что-то иное, чему она не могла дать названия. Она знала: это состояние пройдет. Должно пройти.
— Да, Бенет, — покорно сказала Фелисина. — Скажи, ты дашь ему день отдыха?
Пальцы Бенета больно дернули ее за волосы, потом отпустили.
— Раз обещал, дам.
Он отодвинулся и стал застегивать штаны.
— Не понимаю только, чего ты так хлопочешь об этом старике. Ему и месяца здесь не протянуть.
Шумно дыша, Бенет разглядывал Фелисину.
— Клобук тебя накрой, девчонка, а ведь просто красавица. Только не лежи подо мной бревном. В следующий раз будь поживее. Не пожалеешь. Я сумею тебя отблагодарить. Добуду тебе мыла, новый гребень, вошебойку. Обещаю, ты будешь работать здесь, в Закавыках. Доставь мне удовольствие — и у тебя будет все.
— Подожди еще немного, — попросила она. — Скоро боль пройдет.
Вдали ударил колокол одиннадцатой стражи. Фелисина и Бенет находились в дальнем конце рудника, называемого Закавыки. Эту штольню пробивали «гнилоногие» — каторжники, у которых от отатаральской руды начинали пухнуть и гнить ноги. Штольня была невысока; добираться сюда пришлось чуть ли не ползком. В воздухе удушливо пахло отатаральской пылью и известняком, покрытым мелкими капельками влаги.
К этому времени все каторжники были обязаны вернуться в поселение, однако Бенет — правая рука капитана Саварка — находился на особом положении. Заброшенную штольню он объявил своей собственностью. Сегодня была их третья встреча. Фелисина успела немного привыкнуть, а тогда, в первый раз, ей казалось, что она умрет. Не успели их пригнать в Макушку — поселение каторжников в Досинской яме, — как Бенет ее заприметил. Он был рослым, в плечах даже шире Бодэна. Сам каторжник и подневольный, Бенет, по сути, владычествовал над другими каторжниками. Местные власти это устраивало. Бенет был человеком опасным, жестоким и… на удивление обаятельным.
Плавание на невольничьем корабле преподало Фелисине столько уроков жизни, что она едва успевала перевести дух. Очень скоро она поняла: ее тело — это товар, который можно выгодно продавать. Покупателей хватало. За это Фелисина получала от корабельных стражников дополнительную пищу, поддерживая себя, Гебория и Бодэна. Разумеется, никто не дал им отдельной каюты. Но от тех, под кого ложилась Фелисина, зависело, в каком месте приковать того или иного узника. Их троих поместили на пандусе, что выгодно отличалось от вонючего, залитого водой трюма. Вода, смешанная с нечистотами, доходила там почти до колен. Узники заживо гнили в ней, дыша губительными испарениями. Некоторые тонули: кто от истощения и болезней, кто от безысходности.
Узнав, чем куплены их относительные удобства, Геборий возмущался и говорил, что ему такие жертвы не нужны. Поначалу Фелисина сжималась от стыда. Но затем историк прекратил свои гневные речи — ему тоже хотелось жить. Бодэн вел себя по-иному. Он оставался бесстрастным, как будто Фелисина была ему совершенно незнакома. Он молчаливо поддерживал ее сторону, а в Макушке сразу же постарался снискать расположение Бенета. Между Фелисиной и Бодэном возникло нечто вроде взаимовыгодного союза, и, когда рядом не было Бенета, малазанский разбойник оберегал ее от превратностей каторжной жизни.
