Евгений Щепетнов - Охотник
— Знаю, как не знать? — с горечью сказала Надиена, тяжело вздохнув и отвернув голову в сторону. От Нинухи крепко пахло немытым телом, потом, застарелым перегаром и свежим водочным духом от пролитой на грудь паленой водяры.
«Что-то надо делать!» — пришла в голову мысль, и тут же затерялась в горечи решения, которое придется принять. Кодекс лекарей гласил «Не навреди! Не употреби умение во вред людям!» Увы, Надиене не раз, и не два приходилось нарушать этот кодекс. Иначе просто не выжить. Иначе — не выжить.
— Что зыркаешь глазенками-то? Думаешь — не докажу? Думаешь — обстряпаете с Сереженькой своим, да с детишками твоими- похороните меня? А вот хрен тебе! Я всем сказала, что к тебе пойду! Вот только не сказала — зачем! Пока не сказала!
— Это хорошо, что не сказала — бесцветно сказала Надиена, и поманила пальцем — Иди сюда. Я дам тебе часть денег сейчас, остальное завтра, хорошо?
— Завтра до обеда! — торжествующе хохотнула Нинуха, и пошатнулась — Сколько сейчас даешь? Вот я же знала, что у тебя бабки есть! Знала! Денег она не берет, курва старая! Берешь! Все берут! Дураков нет!
— На, возьми! — Надиена сунула руку за пазуху, Нинуха приблизилась, наклонила голову, следя за рукой лекарки, и тогда старушка другой рукой быстро коснулась виска женщины, вложив в выплеск максимальное количество Силы, которое сейчас могла себе позволить. Увы, она такеще и не восстановилась до конца после работы с Сергаром.
Нинуха, как подкошенная рухнула на землю, выключенная так же верно, как если бы ее стукнули поленом по давно немытой голове.
Надиена прислонилась к стене, ощущая, как бьется сердце, норовя выскочить из груди. Давно надо было провести ообряд обновления, но дети?! Внуки?! Как она будет жить, не касаясь их тел?! Не видя их лиц?! Не слыша их голосов?! Ох, боги… как ей выдержать?! Вернее — сколько еще она может выдержать? Колдовать становится все сложнее, колдовство отнимает жизненные силы, и восстанавливаться все труднее. Колдовство — сродни физической выносливости — чем ты слабее, чем дряхлее, тем меньший запас волшбы в твоем «кошельке». Если как следует перенапрячься, не уследить за расходом — можно и в гроб загреметь.
Постояв, посмотрела по сторонам (не видел ли кто-то?!), уцепила Нинуху за толстопалую руку, и пятясь — как муравей здоровенную гусеницу — потащила женщину во двор. Старые мышцы скрипели, суставы трещали, в глазах плыло, но туша монстроидальной пьяницы медленно, но верно вползла во двор и устроилась на траве-подорожнике, ровным газонным слоем укрывавшей площадку перед летней кухней.
Надиена нарочно не бетонировала эту площадку, несмотря на то, что Матвей зудел об этом регулярно, раз в месяц — это точно. «Мам, давай забетонирую! Мам, грязища! И машину поставить некуда! Ноги все пачкать!»
Не понимают — нельзя заковывать землю. Нужно подпитываться от нее Силой! Ходить по ней босиком! Глупенькие… не зря она выбрала это место, не зря. Здесь — место Силы. Если бы не оно… конечно, в старом доме пятно больше, энергии больше, но чтобы построить новый, не сносить же старый дом, в котором было так хорошо, в котором выросли дети? И в котором лежал муж… такой красивый… даже в гробу.
Надиена разулась, встала босыми ногами на прохладную, щекочущую ступни траву, подвигала пальцами, чувствуя, как по ступне пробежал муравей, торопящийся по своим делам, закрыла глаза и мгновенно подключилась к ручейку Силы, помчавшейся в нее живительным потоком. Вздрогнула, захлебнулась от наслаждения, от переполнившей ее сласти, радости, от восторга, распиравшего душу! И закрыла поток. Хватит! Иначе можно потеряться в этом ручье энергии. Слаба стала. Душа едва держится в ветхом теле. А ведь когда-то она могла и без подзарядки! Восстанавливалась за минуты! Эх, где они, ее двадцать лет?! Как давно это было, как давно…
Отбросив лишние мысли, снова наклонилась над Нинухой, возложив на нее обе руки — ладонями по вискам. Секунда — женщина вздрогнула, дернулась, открыла глаза и тут же закатила их под набровные дуги, уставившись на лекарку красными прожилками белков. Тело Нинухи затряслось, ноги мелко задрожали, забились в судороге так, что заскрипели сухожилия, перенапряженные до предела. Затем женщина обмякла, безвольная, как кукла.
— Ты забыла про сына, ты забыла, зачем приходила ко мне, про Самсоновку, про инвалида, про участкового. Когда очнешься — пойдешь домой. Ты никогда не приходила ко мне. И ты больше никогда не будешь пить спиртного. Если ты выпьешь хоть каплю — тебя вырвет, и будет нести три дня. Запрет на спиртное! Навсегда! Навсегда! Навсегда!
Надиена оторвала руки от головы Нинухи, опустилась на траву и снова подключилась к источнику Силы. Минута, две — она снова была полна, но физических сил хватило только на то, чтобы сидеть прямо, на падая на бок.
— Оххх… — Нинуха встала, покачиваясь, схватившись рукой за голову, непонимающе оглядываясь по сторонам. Увидела открытую калитку, и тихо, как зомби, вставший из могилы, побрела к выходу. Надиена проводила ее взглядом, а когда та вышла и пошла по пустынной улице, поднялась, закрыла дверь. Теперь нужно было что-нибудь съесть и отдохнуть. Физические силы на исходе.
Уже засыпая на кровати в спальне, услышала звонок сотового телефона — судя по мелодии, звонил Матвей. Но сил подняться не было. «Потом, все потом!» — промелькнуло в голове, и Надиена уснула.
Чтобы никогда уже не проснуться.
Ей было не восемьдесят. Ей было сто четырнадцать лет. Вернее — этому телу.
А прожила она от «рождения» в новом мире девятьсот пятьдесят три года.
Надиена Голударк, урожденная Сиамаг, Высшая Клана Уард, Потомственная магиня, лекарка, дочь великого ученого, лекаря милостью Создателя, Амароля Сиамаг.
Да покоится ее тело с миром!
Да найдет ее душа новое, благородное, молодое тело!
* * *Сергар проснулся от ощущения того, что левая нога немилосердно чесалась. Так чесалась — что терпеть не было никакой возможности. Он пошевелил пальцами, подтянул ногу поближе к руке, и… окончательно проснулся. Проснулся, и… едва не завопил от радости! Ноги двигались! Он мог сгибать в коленях, шевелить пальцами ног, он чувствовал прикосновение руки, когда касался колена, бедра, лодыжки!
Ура! Ура! Славься! Славься, великая лекарица бабка Надя!
Сергар быстро оделся, и поскорее переместился в кресло — ноги еще не годились для хождения, не держали. Мышцы атрофировались, «усохли». Нужно было заново учиться ходить, на костылях — благо, что костыли дома были, у дяди Пети. Остались от кого-то от соседей. Деревянные, но крепкие — он показывал, в сарае лежат.
«Вот как встанешь на ноги, пацанчик, я тебе их и подгоню! Будешь на клюшках шкандыбать, а как навостришься — вернешь!»
