Свободный (СИ) - Афинский Владислав

Так было и с Лансемалионом. Его определили в отряд Упорный, который насчитывал более сотни пехотинцев. Большинство из них было вооружено щитами и копьями, ведь состоял отряд из преимущественно простых смертных. Что и логично, ведь сама Смиренная Тысяча состояла по большей части из кателиев, ниже которых были только рабы. А все чего-то стоящие маги, как правило, имеют статус алетиса и выше.

Так что отряд Упорный сражается по старинке, строем. Кроме того, в их случае к снаряжению относились куда строже, как и с подобного рода прошениями. Что и логично, ведь если вдруг в первом ряду из десяти человек девять будут со щитами, а один дурень с шестиметровой пикой или не дай бог луком, то враг умрёт со смеху.

Исключением в таких отрядах становились волшебники. Так, например, право на своё личное вооружение имел командир отряда Упорный, который являлся магом и использовал особое копьё в качестве проводника своей силы. Исключением также являлись маги поддержки, которые стоят позади строя и помогают простым солдатам чарами. И речь не о броске всяких огненных шаров, подобное использование энергии хар просто нерационально.

Чаще использовались порывы воздуха, чтобы отклонить снаряды врага. Маги земли вместо метания булыжников, превращали землю перед строем в грязь или зыбучие пески, останавливая стремительные натиски противника. Огненные маги пробовали поджигать щиты, а маги воды могли превратить грязь в гололёд. Всё это оказывалось куда эффективнее, нежели бросков сосульками, от которых спасает обычный деревянный щит.

И непосредственно до магов поддержки, как показывает практика, добираются лишь в самом конце, когда строй уже разрушен, а отряд скорее всего разбит и отступает. Поэтому даже не самым сильным магам зачастую позволяли использовать то оружие, с которым он будет эффективнее без учёта строевого боя. Хотя никто не запрещал оставить выданное снаряжение. Что уж говорить, многие так и делали, ведь такая штука как щит полезна всегда и каждому. За исключением тех, кто может делать свою кожу прочнее стали.

И если оружие себе ещё кто-то мог выбирать, то вот броня, как правило, у всех была выполнена в одном стиле, разве что иногда мог иметься маленький герб собственного рода, но на общем фоне это всё незаметно. Даже офицерская броня не столь отличается от брони обычного рядового. Индивидуализм по максимуму оставался в Эдеме, здесь каждый солдат лишь очередной незамысловатый винтик слаженного механизма, каждая деталь которого легко заменяется в случае нужды.

— А теперь нужно разобраться со вторым вопросом, — произнёс себе под нос Лансемалион, оглядывая таких одинаковых солдат.

В чём же заключался второй вопрос? Как уже говорилось, маги поддержки не специализируются на прямом контакте с врагом. Часто они тратят всё своё время на то, чтобы совершенствовать одно-два простых заклинания из ряда уже названных. В результате страдают навыки ближнего боя. Кроме того, зачастую они теряют сознание в процессе боя, отдавая все силы в последнее заклинание. А ценность каждого такого мага слишком высока.

Поэтому к магам поддержки приставляли что-то вроде телохранителя. Иногда роль телохранителя мог выполнять офицер отряда, рядом с которым маг отряда постоянно был рядом. Иногда выделяли кого-то из простых солдат, выбирая самого надёжного и готового, отдать свою жизнь в случае нужды за более перспективного бойца в лице волшебника.

По одиночке магов поддержки старались никогда не оставлять. Даже если он за стенами, за спинами пикинёров, в центре отряда, всё равно должен быть его напарник или кто-то другой. Потому что враг будет всячески стараться убить в первую очередь именно мага поддержки всеми различными способами от нападения лёгкой конницы с тыла, до меткого выстрела грифонового наездника. А с учётом того, что весь бой маг поддержки находится в полной концентрация на своих заклятиях, он легко может не заметить даже медленно летящий от врага снаряд, оставляющий за собой огненный шлейф на небесах. Фактически маг поддержки в момент сотворения своих чар становится уязвимее даже ребёнка.

И пусть Лансемалион Бальмуар легко мог одновременно драться и создавать заклятия, но правила есть правила. Поэтому и ему требовался защитник. Кто-то из этих надменных бездарей, обиженных на свою судьбу кателиев, с презрением во взгляде на равных себе. Они не в силах изменить свою судьбу, потому что не способны даже взглянуть в лицо правды, где отражается каждый их изъян. Всё что им остаётся — жаловаться и винить других, попутно самоутверждаясь за счёт ещё более слабых и никчёмных. Поэтому первым делом они начали отпускать между собой шутки о странном солдате с огромной сумкой барахла за спиной. Наивный чудак с таким глупым взглядом…

И среди всего этого сброда, к Лансу направился один. Широкий в плечах, настоящая гора стальных мышц, покрытый чёрной как уголь кожей, этот орк был выше двух метров и за спиной нёс секиру, которую бы не подняли даже трое крепких мужчин человеческого вида.

— Гнарг Дурзол, приветствует великого воина, — мощным голосом, напоминающим рык зверя, произнёс чёрный орк, ударяя себя в грудь и слегка опуская вперёд торс и голову.

— У нас непринято кланяться, тем более в армии, — сурово произнёс мгновенно нахмурившийся аристократ.

— Это не поклон. Жест означает воинское уважение среди моего народа.

— В Эдеме этот жест используют рабы к хозяевам.

— Да, вы правы… — теперь уже орк нахмурился, смотря как некоторые из кателиев уже принялись отпускать новые порции презренных шуток в сторону бывшего раба. — Я ещё не совсем привык к вашим обычаям. Но знаю, что магам поддержки требуется защитник.

Ланс уже узнал этого орка. Недавно о нём писали в Саросе. Гнарг Дурзол, чёрный орк, одолевший на арене взрослого алантийского змея с помощью одной лишь физической силы. В тот день он заслужил свободу, с которой не знал, что делать. Оказавшийся на свободе, без покровительства хозяина он теперь был предоставлен сам себе.

— Почему вы решили, что я великий воин? — решил спросить Ланс под новый поток смешков со стороны.

— Шаги ваши тише шелеста травы, легки как дуновение ветра. За спиной вы несёте сумку с кучей гремящего снаряжения. Десятки килограмм неудобно закреплены за спиной, но ваши мышцы даже не напряглись. Я слышу глупые смешки вокруг, но вижу среди снаряжения очень много интересного. Копьё из пустынного древа обладает превосходным древком, но наконечник из какой-то стали. Лезвие классического топора Ландосийских солдат, изготовленное из особо зачарованного сплава, оно никогда не тупится, но древко из обычного, кажется, дуба. Инкрустированный кристаллами лук позволяет создать большее натяжение и наделить оружие гибкостью, но сами эти кристаллы являются также отличными катализаторами магической силы магов людей. Вы не будете драться всем этим барахлом, вы лишь возьмёте лучшее и создадите нечто новое. Вы артефактолог, с крайне развитой магической силой, почему-то отправленный на передовую в качестве мага поддержки. Я воевал с людьми в прошлом мире, я знаю о чём говорю. Вы не так просты, как кажетесь, потому что простые люди не оставляют таких глубоких следов. Вы меньше меня в объёме, но весите столько же, а может и больше. И в ваших глазах я вижу смерть, которую вы наблюдали в том числе сами и далеко не один раз, зачастую и вовсе становясь её вестником. Вы сокрушите своими заклинаниями множество врагов, а я в свою очередь остановлю своей секирой любого, кто прорвётся слишком далеко.

Орков зачастую считали тупоголовым видом смертных, в основном из-за зеленокожих собратьев другой расы. Однако чёрные орки, жители горячих песков, не только смогли выжить под смертельными лучами солнца. Они строили великие города, являлись умелыми инженерами, а их культура порой оказывалась богаче многих эльфийских племён. И пусть они уступали в физической силе зеленокожим, однако их интеллект был на порядок выше.

И каждое сказанное Гнаргом слово заставляло заткнуться всё больше случайных зрителей из числа людей и зверолюдов. Всему сказанному они находили наглядные подтверждения. К сожаленью, только после этого монолога они смогли увидеть множество ускользнувший от взгляда деталей. Сами того не желая, они признавали правоту чёрного орка, но всё равно не исчезло презрение в их глазах. Пусть Дурзол и являлся теперь кателием, но раньше он был рабом.