Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

— Да? — спросил человек, открывший дверь.

Позади него Лира увидела людей за столом, аккуратно составленные сумки с золотом, бумаги и ручки, стаканы и кувшин с можжевеловой.

— Я хочу поехать на Север, — сказала Лира так, чтобы все услышали. — Я тоже хочу спасать детей. Для того и сбежала от миссис Колтер. И еще до этого хотела спасать моего друга Роджера, кухонного мальчика из Иордана. Я хочу поехать и помогать вам. Я знаю штурманское дело, могу делать магнитные измерения на Авроре, я знаю, какие части медведя можно есть, и еще много всякого полезного. Вы пожалеете, если приедете туда и окажется, что я вам нужна, а вы меня не взяли. Ведь сказала вам женщина, что могут понадобиться женщины для разных ролей — так могут и дети понадобиться. Вы же еще не знаете. Поэтому вы должны взять меня, лорд Фаа, извините, что помешала вашему разговору.

Она уже стояла в комнате, все мужчины и их деймоны смотрели на нее, кто весело, кто с раздражением, а она не сводила глаз с Джона Фаа. Пантелеймон сидел у нее на руках, и его кошачьи глаза горели зеленым огнем. Джон Фаа сказал:

— Лира, не может быть и речи о том, чтобы подвергнуть тебя опасности, так что не морочь себе голову, детка. Оставайся здесь, помогай Ма Косте да прячься получше. Больше ничего от тебя не требуется.

— Но я учусь понимать алетиометр. С каждым днем он становится понятней! Он вам понадобится обязательно!

Джон Фаа покачал головой:

— Нет. Я знаю, тебе очень хочется на Север, но, думаю, даже миссис Колтер не собиралась тебя взять. Если хочешь увидеть Север, тебе придется подождать, пока не кончатся все неприятности. А теперь ступай.

Пантелеймон зашипел, но деймон Джона Фаа снялся со спинки кресла и подлетел к ним, хлопая черными крыльями — не грозно, а напоминая о хороших манерах. Лира повернулась на пятках, когда ворона скользнула над ее головой, а потом снова повернулась к Джону Фаа. Дверь захлопнулась перед ней с решительным щелчком.

— Все равно поедем, — сказала она Пантелеймону. — Пусть попробуют нам помешать. Все равно поедем!

Глава девятая

ШПИОНЫ

За несколько дней Лира составила десяток планов и с раздражением отбросила: все они сводились к тому, что надо спрятаться, а как ты спрячешься на узком каяле? Конечно, для самого путешествия понадобится большое судно, а она слышала достаточно рассказов и знала, что на большом судне есть много укромных мест: спасательные шлюпки, трюм, какие-то твиндеки; но сперва надо попасть на судно, а из Болот добраться до него можно только в цыганских лодках.

А если, к примеру, даже она сама доберется до берега, то можно залезть не на то судно. Вот будет весело — спрятаться в шлюпке, а проснуться на пути в Верхнюю Бразилию.

Между тем, словно дразня ее, днем и ночью вокруг кипели сборы. Она крутилась возле Адама Стефански, наблюдала, как он выбирает добровольцев для боевого отряда. Приставала к Роджеру ван Поппелю с предложениями насчет запасов: он не забыл снежные очки? Знает, где лучше всего раздобыть карты Арктики?

Больше всего ей хотелось помочь Бенджамину де Рейтеру, разведчику. Но он исчез наутро после второй Сходки, и, естественно, никто не мог сказать, куда он делся и когда вернется. За неимением его Лира прилепилась к Фардеру Кораму.

— Лучше всего, если я буду помогать вам, Фардер Корам, — сказала она, — ведь я, наверное, больше всех знаю о Жрецах и сама чуть не стала одним из них. Может, я помогу вам разобраться в донесениях мистера де Рейтера.

Старик пожалел непокорную, отчаявшуюся девочку и не стал ее прогонять. Он беседовал с ней, слушал ее воспоминания об Оксфорде и о миссис Колтер, наблюдал, как она возится с алетиометром.

— А где эта книга со всеми символами? — однажды спросила она.

— В Гейдельберге.

— И есть только одна такая?

— Могут быть другие, но я видел только ее.

— Наверняка есть в Оксфорде, в Бодлианской Библиотеке.

Она не могла налюбоваться на деймона Фардера Корама — такого красивого ей еще не приходилось видеть. Если Пантелеймон превращался в кота, то в тощего, лохматого, колючего, а Софонакс — так ее звали — была золотоглазая и изящная до невозможности, вдвое больше обычной кошки и с густым мехом. Когда на нее падал солнечный свет, мех вспыхивал множеством оттенков — бежевым, коричневым, кукурузным, золотым, осенним, красного дерева, — такими, что и названий им Лира не могла придумать. Ей страшно хотелось потрогать этот мех, потереться о него щекой, но, конечно, она этого никогда не делала: тронуть чужого деймона было бы немыслимым нарушением этикета. Деймоны трогать друг друга, конечно, могут, и даже драться; но запрет на прикосновение к чужому деймону настолько вошел в кровь и плоть каждого, что даже в бою воин не прикасался к деймону врага. Это было исключено. Лира не помнила, чтобы ей кто-нибудь говорил об этом: она это просто знала, так же инстинктивно, как чувствовала, что тошнота неприятна, а покой приносит отдых. Так что, хотя она восхищалась мехом Софонакс и даже размышляла о том, каков он на ощупь, ей и в голову не приходило дотронуться до нее, и она ни за что бы не дотронулась.

Софонакс была настолько же гладка, здорова и красива, насколько морщинист и слаб Фардер Корам. Возможно, он был болен или же изувечен, но ходить он мог, только опираясь на две палки, и постоянно дрожал, как осиновый лист. Однако ум у него был сильный и ясный, и Лира скоро полюбила его — и за обширные познания, и за твердость, с какой он ею руководил.

— Что значат эти песочные часы, Фардер Корам? — спросила она однажды солнечным утром, сидя в его лодке. — Стрелка все время к ним возвращается.

— Если приглядеться внимательнее, очень часто можно найти разгадку. Что это маленькое у них наверху?

Она приблизила лицо к алетиометру.

— Это череп!

— Так что он, по-твоему, может означать?

— Смерть… Это смерть?

— Правильно. Выходит, одно из значений песочных часов — смерть. Первое значение, конечно, — время, а смерть — второе.

— Знаете, что я заметила, Фардер Корам? Стрелка останавливается там, когда делает второй круг! На первом круге она вроде спотыкается, а на втором останавливается. То есть показывает второе значение, так?

— Возможно. А что ты у нее спрашиваешь, Лира?

— Я думаю… — Она запнулась, вдруг сообразив, что на самом деле задавала вопрос, хотя и безотчетно. — Я просто выбрала три картинки, потому что… Понимаете, я думала о мистере де Рейтере… Я поставила стрелки на змею, на тигель и на улей — спросить, как у него идет разведка, и…

— Почему эти три символа?

— Я подумала, змея — это хитрость, она нужна разведчику, а тигель может означать, ну, знание, ты его как бы выпариваешь, а улей — трудолюбие, потому что пчелы все время трудятся; так что из труда и хитрости получается знание, и это как раз дело разведчика. Я поставила на них и придумала в голове вопрос, а стрелка остановилась на смерти… Вы думаете, он правду показывает, Фардер Корам?

— Что-то показывает, Лира. Не знаю только, правильно ли мы его понимаем. Это большое искусство. Хотел бы я знать…

Он не успел закончить фразу, его прервал настойчивый стук в дверь, и вошел молодой цыган.

— Прошу прощения, Фардер Корам, только что Якоб Хюисманс вернулся, он сильно ранен.

— Он был с Бенджамином де Рейтером, — сказал Фардер Корам. — Что случилось?

— Не хочет говорить, — ответил молодой человек. — Пойдите к нему, Фардер Корам, он долго не протянет, у него кровотечение внутри.

Фардер Корам и Лира встревоженно переглянулись, и в следующее мгновение Фардер Корам уже ковылял на своих палках со всей быстротой, на какую был способен, а его деймон неслышно ступал впереди. Лира пошла за ними, подпрыгивая от нетерпения.

Молодой человек отвел их к лодке, стоявшей у свекольного пирса, и женщина в красном фланелевом фартуке открыла им дверь. Она посмотрела на Лиру с подозрением, и Фардер Корам сказал:

— Хозяйка, важно, чтобы девочка тоже послушала Якоба.