Сага о халруджи. Компиляция. Книги 1-8 (СИ) - Петрук Вера
Сложив руки на коленях ладонями вверх, Арлинг загнул большие пальцы внутрь, предупреждая, что сейчас не лучшее время для выяснения отношений. Впрочем, он не был уверен, что его поняли. Старый жестовый язык, которым пользовались некоторые наемники Сикелии, учили не во всех военных школах провинции.
Тем временем, Сокран прилюдно уничтожал племянника.
– Пятьсот тысяч золотых султанов ты подарил пустыне. Позволь узнать, откуда такая щедрость? Разве этому тебя учили в Самрии? Какое безрассудство! Если бы ты потерял деньги твоего отца, мы все решили бы здесь, на семейном совете. Но добрая половина расходов была покрыта за счет общей казны Гильдии.
Сокран многозначительно замолчал, и Арлинг догадался, что он обводит взглядом присутствующих. Рафика не вмешивался, словно происходящее его вообще не касалось. Куда сильнее удивляло поведение Сейфуллаха. Зная его вспыльчивый характер, халруджи ожидал бурной реакции на слова Сокрана, однако, казалось, что мальчишка был полностью поглощен едой.
По едва ощутимому колебанию воздуха Регарди догадался, что Сейфуллах согласно кивал дяде в ответ. Новая тактика или скрытая истерика? Впрочем, запаха журависа не чувствовалось, и это радовало. Плохо было то, что телохранители родственников Сейфуллаха все-таки оказались из «рыбьей» школы. «Карпы» любезно представились, пустив едва заметную дробь по полу кончиками пальцев.
– Если бы он пожертвовал пустыне только деньги, – продолжил Сокран, – мы могли бы закрыть на это глаза, с условием, что Сейфуллах со временем возместит ущерб всем пострадавшим семьям. Но люди! Люди важнее золота! Что ты знаешь о человеческой жизни, мальчик? Она бесценна. Не стоит пытаться изображать того, кем мы не являемся. Разве тебя посылали командовать армией наемников? Нет. Тебя отправляли с миссией, значение которой было куда важнее любой военной кампании. Я всегда был против присутствия солдат в караване, но меня не послушали. Где были твой разум, твое врожденное чувство осторожности, которыми так славится мой брат? О чем ты думал, когда решил оказать сопротивление превосходящим силам противника? О чем думали твои офицеры, чьи услуги мы оплатили столь дорого? Впрочем, большая их часть оказалась мудрее сына моего брата, перейдя на сторону чужеземцев. А ты, тот, на кого Гильдия столь опрометчиво возложила такую ответственность, как командование караваном, ты решил сотворить чудо, выставив горстку наемников против многотысячной армии! Погибли не только воины, но и купцы. Полсотни человек из торговых кланов не вернулись в город. А это наша кровь, и она не смывается, Сейфуллах.
– Пожалуй, не стоит быть таким строгим, дорогой брат, – вмешался молчащий до этого Тимрет. – Нам все-таки вернули верблюдов и почти всю выручку. Сейфуллах молод и горяч, но он дошел почти до самого Балидета. Через земли керхов, между прочим.
– Любезный брат, не осмелюсь возражать твоей превосходящей мудрости. Захватчики поступили щедро, отдав нам наши же деньги. Но если мы вспомним истинную цель путешествия Сейфуллаха, то утраты представляются невосполнимыми. Начнется война, и пока Маргаджан не захватит остальные города Сикелии, дорога в Фардос и другие торговые земли для нас закрыта. Достоинства мужа проявляются в путешествии. Пусть Сейфуллах вернет кадуцея. Для столь высоких миссий ему стоит подрасти.
Сокран замолчал, и Арлинг понял, что все смотрели на Рафику. «Карпы» тоже подобрались, несомненно, чувствуя гордость за красноречие господина.
– Что ж, – задумчиво произнес старший Аджухам. – Пусть скажет слово в свою защиту сам Сейфуллах.
Арлинг почувствовал, как мальчишка кивнул, небрежно отложив в сторону кусок баранины. Такого отменного аппетита его господин не проявлял уже давно.
– Почтенные гости, уважаемый отец, – начал свою речь Сейфуллах. – Пышный букет похвал, благоухание которых посрамит мускус самрийской каборги, будет наградой Сокрану Аджухаму, соловью красноречия, певчей птице из садов ясного слога, жаворонку в цветнике веры! Он возлагает на голову венец мудрости и носит одежды жизненного опыта. Он первое звено в цепи праведников, лучезарный свет и честь мира, да увековечит Омар его величие!
Сейфуллах остановился, чтобы отхлебнуть айрана из чашки, но Регарди показалось, что он сделал это, чтобы скрыть с трудом сдерживаемую улыбку. У Арлинга появились большие сомнения в том, что мальчишка не баловался журависом. Похожие подозрения возникли и у остальных членов семейного совета, которые в гробовом молчании слушали сына Рафики.
– Стряхни с себя пыль ненависти и злобы, дорогой дядя! – дерзко продолжил Сейфуллах. – Не иначе, как ваша великая мудрость подсказала закупить моим воинам гнущиеся мечи из дешевой стали и больных баранов, которые пали от язвы в первый же месяц. А сто тюков мокрого шелка – чей это был товар? Любой купец из каравана подтвердит, что на мешках стояло клеймо Сокрана Аджухама. Почтенные гости, уважаемый отец, я должен был продать сто тюков гнилого мокрого шелка нашим друзьям из швейного братства Муссавората. Несомненно, дальновидный дядя решил таким образом устранить конкурентов, даже не поставив меня в известность о качестве этого не самого дешевого товара. Любезный Власт, глава братства, согласился принять в обмен на брак столько же тюков муслина, что, конечно, не одно и то же. Вряд ли он захочет покупать у нас еще раз. Но все эти мелочи подобны пылинкам перед лицом неисправимых поступков, совершенных верным слугой вашим, Сейфуллахом Аджухамом. Меня обвиняют в излишней щедрости, оттого что я подарил пустыни столько золота, но сравнивать изливающую дождь тучу с дарами и щедростью моего дяди – великая несправедливость и явное заблуждение. Швейные фактории в Иштувэга в первый раз за много лет не купили нашу ткань, потому что с прошлого года делают ее сами. Помниться, Сокран Аджухам был очень доволен своей поездкой в Иштувэга. Во сколько вы оценили этих милых насекомых, дядя? В школах нас учат беречь и охранять национальную гордость Балидета, а, вступая в Гильдию, мы даем торжественную клятву никогда не вывозить куколок шелкопряда Мианэ за пределы долины. Да, им придется несладко в непривычном климате Иштувэга, но несколько колоний вполне могли выжить. Для торговли с соседними городами шелка хватит едва ли, но вот Иштувэга уже не будет нуждаться в наших услугах. Бесценный подарок, не правда ли, дорогой дядя?
– Ах ты, щенок! – вскричал Сокран. Арлинг чувствовал, как напряглись карпы, и взмолился, чтобы семейная ссора не перешла в семейное побоище.
– Дьявол говорит устами мальчишки! Знаешь ли ты, какая кара ждет того, кто посмеет вывести куколки шелкопряда из Балидета?
– Значит, вы согласны со всем, кроме вашей причастности к продаже куколок в Иштувэга? – деловито осведомился Сейфуллах и воткнул ложку в ореховую халву. В воздухе ароматно запахло молоком и миндалем.
– Да как ты смеешь!
– Последний раз в Иштувэга заходил ваш караван. И в отличие от нас, рядовых членов Гильдии, вас, дорогой дядя, не обыскивает охрана перед отъездом из города. Куколки шелкопряда такие маленькие, что их можно спрятать в любую коробку из-под чая, не так ли?
– Дорогой мальчик, для таких обвинений должны быть очень весомые доказательства, – вставил Тимрет, беспокойно ерзая на подушке.
– Да, кстати, совсем забыл, – спохватился Сейфуллах. – Как раз перед отъездом из города ко мне подошел один купец, который назвался Женгардитом Заулом. Оказалось, что он хорошо знаком с Сокраном Аджухамом и желал бы встретиться с ним снова, как и в прошлом году. Я заверил его, что мы с дядей – лучшие друзья, и что я могу передать на словах все, что пожелает мой новый знакомый. Убедившись, что я достоин доверия, купец Заул поведал, что хотел бы приобрести такую же партию красивых бабочек, которую Сокран продал ему в году Слона. А чтобы слова не остались лишь колебанием воздуха, он передал мне записку. Для вас, дядя.
Гости напряженно замерли. Молчал и Сокран.
– Да вот неудача, – протянул Сейфуллах, горестно вздохнув. – Ко мне боги не столь благосклонны, как к моему дорогому родственнику. Записка сгорела вместе с тремя купцами, двумя наемниками и пятью слугами, которые спали и не успели выбежать из горящего шатра, когда на наш лагерь напал любимый нынче Маргаджан.