Мост Невинных (СИ) - Торн Александра

Солерн знал квартал, где располагалась мастерская краснодеревщиков — отца и сыновей Рено, к которым обратились Дюфуры для реставрации эскриты. Дознаватель быстро шел мимо темных домов с закрытыми ставнями. Николетти с недовольным видом следовал за ним по опустевшим улицам — он еще в лодке снова выразил весьма скептическое отношение к воодушевившим Солерна мыслям.

Уже начало смеркаться. Хорошо бы вернуться в Бернарден до ночи — четырех гвардейцев слишком мало, чтобы дать отпор народным толпам, если те снова решат побеседовать с регентом по душам. Хотя Байола пока хранила грозное молчание, а горожане не показывались на центральных улицах, Ги знал, что окраины не спят так же, как Сен-Нерин.

Двери и окна мастерской были заперты. Солерн велел гвардейцам ждать поодаль и постучался. Вчера вечером он послал к себе домой за обычной одеждой, без геральдических цветов и роз Монбрианов, и сейчас ничем не отличался от тысяч дворян, наводнивших столицу из-за траура по старому королю и в ожидании коронации нового. На стук долго никто не отзывался, но Ги трудился, не покладая рук, и наконец из-за двери глухо буркнули:

— Чего надо?

— Открывайте, — отозвался Солерн. — Есть заказ.

В двери медленно отворилось крошечное окошко. забранное решеткой. В нем показались темно-карие глаза под густыми черными бровями.

— Заказ? — подозрительно осведомился бровеносец, видимо — Мишель Рено, владелец мастерской. — Какой к черту заказ в такие-то времена?

— Мы хотим заказать шкатулки и сундуки для приданного моей дочери.

— Какие еще мы?

— Я и мой отец.

Николетти рядом нетерпеливо засопел, но пока вел себя прилично. Рено обшарил их долгим взглядом и буркнул:

— Расценки вдвое выросли. Времена на дворе не сахар.

— Ладно. Что поделаешь, — философски заметил Солерн, — времена временами, а хорошие женихи на дороге не валяются.

— Что верно, то верно, — согласился Рено. Заскрипели засовы, и дверь приоткрылась ровно настолько, чтоб Ги и Николетти смогли по одному протиснуться в узкую щель.

— Народец ныне пошел очумелый, — изрек хозяин; двое его сыновей или помощников целились в визитеров из старых мушкетов, стоя на лестнице на второй этаж. — Всего можно ожидать.

— Вы Мишель Рено? — спросил Николетти.

— Он самый. Откуда вы о нас узнали?

— От моего друга, Луи Дюфура, смотрителя архива в Анжеррасе. Я хочу заказать у вас несколько шкатулок, в том числе эскриту по ренольской моде, в подарок внучке.

— Это можно, — сказал Рено. — Хотя мы сейчас работаем не так шустро.

— Отчего же?

— Так вот от этого, — мебельщик ткнул пальцем в закрытое окно. — Я тут только с сыновьями остался. Работники кто разбежался, кто попрятался. На улицу выходить страшно, каждый день то режут кого, то душат.

— А недавно виселицу устроили, — пробасил один из его сыновей. — Прям у моста.

— Кретины, что с них взять, — буркнул Рено-старший. — Бузят против регента, а проку? Этого удавят, другой на трон влезет, и что? Будто чего поменяется, тьфу.

Николетти ядовито улыбнулся, глядя на Солерна.

— А вы, мессир, откуда будете? — спросил второй сын мебельщика.

— Аржель, — ответил дознаватель. — С юга за Тийонной. Мессир Дюфур рекомендовал нам вашу мастерскую, особенно тех, кто работал над эскритой. Мы надеялись, что они возьмутся и за наш заказ, — Солерн протянул хозяину список имен. Рено пробежал его глазами и покачал головой:

— Нет, из них всех я разве что Нуаро могу обратно притащить. Он на соседней улице живет…

— Жил, — вмешался старший сын. — Недавно уехал, повез жену и детей в деревню, подальше от бардака. Остальных я уж месяца три как не видел.

— Еще двое с этими полоумными, — добавил Рено. — Но я от них держусь подальше. Мало ли что может взбрести на ум кретинам. Сегодня хотят утопить короля, завтра всех младенцев подряд начнут душить.

Ни сам мебельщик, ни его сыновья способностями мастеров не обладали, судя по спокойствию Николетти. Значит, диким мастером был кто-то из списка. Но Ги даже не успел придумать следующий вопрос, чтобы без подозрений выведать, где их найти — комнату заволокло давящим ореолом, который прополз прямо в душу, и Николетти сказал:

— Ну все, поиграли — и хватит. Положить, — сыновья Рено покорно уложили мушкеты на пол. — Стоять, — дернувшийся было к двери Рено-старший замер.

— Какого черта?! — рявкнул Солерн. — Не лезьте, я ведь уже…

— Вы так до следующего месяца будете с ними ворковать. У меня нет столько свободного времени. Почему вы вообще это затеяли?

— Чтобы их не прикончили! Ваш чертов дикий мастер имеет привычку убивать всех, кто видел его в лицо!

С физиономий мебельщиков схлынули последние живые краски. Они могли только в ужасе таращить глаза на старика, пока он не разрешит им шевельнуться. Младшего начала колотить крупная дрожь.

— Ах да, и верно, — покивал ренолец, присел на край стола и бросил Рено-старшему: — Подойди.

Щека мебельщика судорожно задергалась — но его сил хватило лишь на несколько секунд сопротивления. Мастер прижал пальцы к его вискам и впал в задумчивость, прикрыв глаза.

— Вы тоже, — велел он спустя минуту. Изучив таким образом сыновей Рено, Николетти забарабанил пальцами по столу.

— Ну что? — спросил Солерн.

— Он велел им забыть, — ответил старик.

— Забыть что?

— Личность дикого мастера, разумеется. Какой странный гуманизм…

Дознаватель поперхнулся. Николетти окинул мебельщиков оценивающим взглядом:

— Проще было бы приказать этим бугаям перебить друг друга. Или утопиться, благо мост и река под боком. Странно.

— Ну так прикажите им вспомнить.

— Человеческая память — не ковер, на край которого можно сперва набросить платочек, чтобы скрыть пятно, а потом сдернуть. Если мастер прикажет человеку что-то забыть, то он и забудет, навсегда. Вернуть эти воспоминания уже нельзя, именно поэтому нормальные, обученные мастера к такой мере прибегают редко.

— Однако, — пробормотал Солерн. — Я допрошу соседей. Черт побери, не может же один мастер стереть память всем жителям квартала!

— Я бы смог, — меланхолично изрек Николетти; Рено-старший задохнулся. По лицам его сыновей струился пот. Ги, проглотив и это откровение, спросил:

— А дикий мастер?

— Кто знает… в целом, это не трудно и усилий не требует.

Солерн тихо выругался и, поскольку терять было уже нечего, представился:

— Старший королевский дознаватель. Мы разыскиваем мастера, примкнувшего к бунтовщикам. По нашим сведениям, он работал здесь. Принесите списки всех работников. Они у вас есть?

— Неси, — просипел Мишель Рено сыну. — Бухгалтерские книги. Там есть, где оплата работникам.

— Карандаш или перо с чернилами тоже. Когда принесут книгу, назовете всех ваших работников, которых помните.

— Метод исключения… долго. Ты, — Николетти повернулся к второму сыну Рено. — Я хочу осмотреть дом. Пойдешь со мной. А вы двое — подчиняйтесь дознавателю.

Пока старый ренолец изучал дом, Солерн занялся бухгалтерскими книгами. Но, к его разочарованию, Мишель Рено смог вспомнить всех работников, даже временных. Назвал он и всю прислугу, которая сейчас разбежалась. Неужели дикий мастер не работал у мебельщиков, и все напрасно, и надо начинать сначала?

— Идите сюда, — вдруг раздался голос Николетти с лестницы. Солерн поднялся на второй этаж, где размещались спальни семьи Рено. Младший сын неуверенно мялся у двери в небольшую комнату.

— Что здесь?

— Гостевая.

— Нет, — глаза Николетти блеснули. — Тут кто-то жил постоянно. Здесь есть еще три обжитые комнаты — по одной для сыновей и спальня хозяина. А эта тогда для кого?

Солерн внимательно осмотрел спальню. В ней не было личных вещей или мелочей вроде расчески или бритвы, но в сундуке дознаватель нашел одежду, которая была бы слишком мала и Мишелю Рено, и его сыновьям, аккуратно сложенные и завернутые в тряпицу чертежные принадлежности и немного книг — их часто читали, судя по состоянию страниц и обложек. Они были посвящены породам дерева, искусству резьбы и составам лаков и красок.