Авантюрист на поводке (СИ) - Тулинова Лена
– Извини, – немного помолчав, сказал Жерар. – Не буду лезть куда не просят. Пока больше не буду. Но мы всё-таки едем ко мне.
– Едем к тебе, – нехотя согласилась Макс. – Но за это я потребую от тебя запись твоего чистосердечного признания о том, что ты делал в день ограбления банка. Учти, всё это можно будет проверить.
– Хорошо, мадемуазель детектив. Я расскажу всё по возможности честно, – сказал Жерар. – Можешь даже нацепить на меня антимагическую ленту обратно, а потом применить заклятие честности.
– Я не…
– Я тебе подскажу, как это делается. И дам минерал, чтобы у тебя не упали силы посредине допроса. Я сделаю всё, чтобы ты уразумела, а потом убедила всех своих комиссаров: в ограблении банка я невиновен. У меня много грехов. Но я не краду чужие миллионы, – высказался Жерар.
И потом до самого дома молчал. Наверно, вспомнил, что мадемуазель детектив любит молчаливых мужчин.
ГЛАВА 22. Уютный дом
Не зря в одной умной книге было сказано: дом там, где тебя ждут. В какой именно книге, Макс не особо помнила. Но высказывание было чертовски правильное! Её обычно ждал слуга Ролан, и за это ему бесконечная благодарность… А больше никто. Обычно ей самой предоставлялась честь кого-то дожидаться. Иногда – впустую. Стоило припомнить двух или трёх мужчин, с которыми Макс пыталась выстроить отношения, чтобы понять: они от неё брали всё, что хотели. Но что получала сама Максис Жаклин? Пожалуй, только возможность заботиться о ком-то, что не так уж и почетно, если хочешь, чтобы заботились о тебе самой. Родители, кстати, всякий раз ожидали, что дело кончится замужеством, и один раз-таки почти дождались. Но завышенные ожидания – это вовсе не то, когда тебя ждут в уютно освещённом и согретом доме, с ужином и отдыхом. Макс привыкла не тосковать по этим простым вещам: в конце концов, был же Ролан…
А вот Жерара Мильфея ждали. В доме горел свет – не во всех окнах, но всё-таки. Над крыльцом висел яркий фонарь, озаряя вход. У двери, прислонясь к косяку плечом, стояла женщина в накинутом на плечи платке. Вся эта картина выглядела так, словно её написал какой-то искусный художник: синие сумерки, ясные звёзды, желтые отсветы фонаря, очертания дома и кустов, силуэт женщины с бликами света на лице и белом фартуке. Скорее всего, это опять была Полин.
Красиво! И завидно. Столь уютной и мирной картины она не наблюдала никогда в жизни. Может быть, от этого комок снова подкатил к горлу и захотелось чисто по-женски всплакнуть. Вместо этого она вышла из авто и хлопнула дверцей – сердясь на себя, ловкача и весь мир.
– Эй, мой детектив, – окликнул Жерар, выбираясь с водительского места, – не злись так. Говорят, от злости быстрее стареешь.
– Тебе не всё равно? – насупилась Макс. – Я в любом случае старше тебя.
– Лет на пять самое большее, – пожал плечами ловкач, подходя поближе и вместе с Макс любуясь домом, – точнее я всё равно сказать не смогу!
– Почему это?
– А я не знаю точно, когда родился. Моя мать охмурила некоего мсье Мильфея много лет назад, убедив его, что я плод его похождений, и мы поселились в его доме. Мсье Мильфей наивно влюбился, женился и признал меня своим. А маман через несколько лет сбежала, оставив меня в доме мужа! Мсье Мильфей схватился за сердце и в тот же день скончался, оставив мне, но не ей, целое состояние.
– То есть оно у тебя изначально неправедно нажитое, – заключила Макс.
– Ну нет, я же был ещё ребёнком и даже не мог ни от чего благородно отказаться, – засмеялся Жерар, но Макс послышались в его смехе невесёлые нотки. – К тому же это ведь не я охмурял своего благодетеля, а моя маман, которую я едва помню. Сказать по чести, я всегда думал, что он мой отец.
– Сколько тебе тогда было лет?
– Когда маман меня привела к мсье Мильфею? Года три или четыре, наверное. А когда он умер – лет семь. После этого мной занимался опекун, которому практически не было до меня дела. На моё счастье, он оказался достаточно честным, чтобы сохранить для меня дом и небольшую часть денег.
– Хороший же ходок был мсье Мильфей, если спустя три с небольшим года не мог вспомнить, спал он с этой женщиной или нет!
– Видишь ли, не все люди памятливы на лица и даже, гм, фигуры. А когда дело доходит до более интимных мест, мужчине уже не до воспоминаний.
– Фу, как ты можешь так о своих родителях?
– На самом деле отец был очень терпелив со мной. Твой Ролан мне его чем-то напомнил, тем более что мсье Мильфей тоже был немолод, когда всё это произошло. Ну и стоит признать, моя маман была та ещё ведьма, в лучшем смысле этого слова! И даже оставила мне на память что-то вроде милого семейного проклятия.
– Ага, а теперь скажи, что только из-за проклятия ты аферист, жулик и мошенник!
– Да не жулик, – махнул рукой Жерар, – я ищу приключения, а они меня, и мы очень удачно находим друг друга!
– Но любая афера – то, что ты называешь приключением! – строится на доверии. Ты предаёшь чьё-то доверие раз за разом, поэтому тебе ни за что не оправдаться!
– На самом деле да. Я несколько раз подстраивал такие штуки, которые нельзя оправдывать, что греха таить. Только люди, которые прониклись ко мне доверием, сами много кого надули и обманули.
– Хотелось бы верить, как говорится, да вера что-то закончилась, – презрительно фыркнула Макс. – В конце концов таксиста ты обманул чисто из любви к искусству, а не потому, что он кого-то надувал. И что там про несчастных, несущих последние гроши на домики для котят?
– А я никогда не прошу последние, – упорствовал ловкач. – Я за то, чтобы несли предпоследние тем, у кого ничего нет – котятам или ребятам, уже не так уж важно. Интересно, что не так уж много людей, которые действительно готовы помочь… И слушай, если ты своими глазами увидишь фонд бездомных котят, ты же мне поверишь?
– Как будто я не знаю, как фонды отмывают деньги! – снова зафыркала Макс.
– Но мой фонд будет не таким! Однако стой, что мы всё обо мне? Хочешь поговорить о чем-то другом? И давай пройдём в дом, ты позвонишь Ролану, а я дам указания Бени – пусть привезёт его сюда. И тогда Ролан побудет моим гостем: я ведь гостил не у тебя одной.
– Если он согласится, – с сомнением сказала Макс.
– А ты уговори! – пожал плечами Жерар.
Ролан воспринял звонок хозяйки прохладно.
– Передайте мсье Мильфею, что он очень любезен, мадемуазель. Но мне лучше остаться здесь. Вдруг кто-нибудь позвонит вам?
– Ролан, мсье Мильфей просил, чтобы вы были его гостем, – растерялась Макс.
– Это будет неловко, – сказал Ролан. – Мне не хотелось бы портить вам вечер, мадемуазель. Я буду рад отдохнуть в одиночестве и тишине.
– У мсье Мильфея очень молчаливые слуги, – сказала Макс.
– Это, конечно, прекрасно. Но зачем мне молчать с кем-то ещё, если я могу помолчать в одиночестве? Привезти вам с утра какие-нибудь вещи?
Макс, немного поразмыслив, согласилась с доводами Ролана. И попросила, чтобы он привёз ей туфли, брюки и короткую удобную куртку вместо надоевшего за сегодня пальто. Также она напомнила, что могут понадобится её записи. Ролан пообещал привезти и их.
Затем детектив позвонила в Соврю-мэнор. Узнала от Брюно, что Мари-Жанна вернулась и ужинает со всеми.
– Приложите усилия, чтобы Мари-Жанна завтра с утра была дома, – сказала Макс.
– Постараюсь её задержать, – ответил Брюно. – У меня тоже возникли подозрения, что не на занятия она ездит.
– Мадам Рузанне уже жаловались на то, что девушка их не посещает, – предупредила Макс.
– Мне об этом неизвестно, – сказал дворецкий. – В доме Гойи свои слуги.
А вот мсье Жильбер, которого Макс попросила позвать к телефону, был, пожалуй, грубоват. На вопрос о Флобере посоветовал не соваться не в своё дело и не бередить родительских сердечных ран.
Впрочем, затем Жильбер ответил на пару вопросов, и довольно экспрессивно. Чувствовалось, что ему хочется сдержаться и не выдать всех тайн, и по голосу чувствовалось, что мужчина нервничает.