Вера Камша - Несравненное право
Его дом — Благодатные земли, и покинуть их для него было бы столь же странно, как для дельфина искать удачи на суше. Жаль только, что море нынче стремительно превращалось в болото…
Что ж, займемся самым простым. Для начала нужно что-то сказать людям Ягоба, подготовить их к тому, что на сей раз Счастливчик Рене не вернется.
— И долго ты собираешься предаваться столь бессмысленному занятию, как самобичевание? — Жан-Флорентин заговорил как всегда неожиданно. Философский жаб выглядел неважно, видимо, разлука с Рене повлияла на него больше, чем он хотел показать, но своей способности к максимам он не утратил. — Главное, — жаб поднял вверх изрядно усохшую и потускневшую лапку, — примириться с тем, что ты не можешь изменить, если уж ты не смог изменить то, с чем ты не в силах примириться. К тому же в происшедшем есть глубокий сакральный смысл. Вы, разрабатывая ваш план, совсем забыли о том, что Герику, когда она вернется (а она должна вернуться, так как в противном случае все случившееся было бы бессмысленным, а мироздание не терпит бессмысленности), нужно встретить.
Так вот, — Жан-Флорентин издал короткий писк, равнозначный откашливанию для двуногого оратора, и продолжил: — Совершенно очевидно, что Герика возвратится. Своевременно или несколько позже. И кто-то должен ее дождаться, ибо Эстель Оскора, не зная, что случилось за время ее отсутствия, может совершить непоправимые ошибки. А кто предупрежден, тот вооружен. И, разумеется, очень удачно, что ты — эльф, следовательно, практически бессмертен. Иначе тебе бы пришлось жениться, завести наследника, воспитать его, передать ему тайну, затем внушить ему, что он точно так же должен передать ее своему сыну, и так далее.
Это очень неудобно, особенно с учетом того, что людям свойственно забывать самое важное, сосредоточиваясь на второстепенных деталях, а также исправлять по своему усмотрению прошлое. Нет, очень удачно, что ты бессмертен…
Роман молча смотрел на маленького философа. В первый раз в жизни ему не было смешно от жабьих сентенций.
2231 год от В.И. 22-й день месяца Собаки. Последние горы— Я не понимаю, что с ним, — Гредда озабоченно склонилась над плачущим ребенком.
— Когда это началось? — Рэннок, спехом вызванный с Совета Старейшин, пощупал лоб маленького Стефана-Уррика. — Холодный…
— С самого рассвета — я проснулась от его крика. Рэннок! Дети так не кричат. Что-то случилось… Может, его отец или мать? Что-то с ними произошло? А вдруг Криза?!
— За девчонку не волнуйся, — буркнул старый вогораж, — она, хоть Уррик ее и взял, малому не родная кровь, да и с Урриком все должно быть в порядке… А женщину ту я не так уж давно видел. Она жена Шандера Таянского, с ней беды не должно быть. И, однако, это все неспроста.
Рэннок поднял плачущего малыша и принялся его раздевать.
— Гредда, ты сняла подарок Уррика?
— Какой? — женщина недоуменно подняла глаза. — Не понимаю.
— Черный браслет. Уррик получил его от дочери Инты и оставил своему сыну.
— Я ничего не трогала, — пробормотала Гредда, — да и как бы я могла!
— Посмотри, — Рэннок поднял ручку ребенка, — браслет исчез, но остался след…
Действительно, на нежной кожице явственно проступало темное родимое пятно, охватывающее запястье…
2231 год от В.И. 22-й день месяца Собаки. Эр-Атэв, Эр-Иссар— Я выслушал тебя, пастырь хансиров, — смуглая рука лениво потянулась к блюду невиданных в Арции фруктов, — ты получишь все, что просишь, и даже более того.
— Творцу угодно добро в отношении его смиренных слуг, — Иоахиммиус сохранял свою всегдашнюю доброжелательность и невозмутимость, хотя присутствие последователя безумного Баадука, к тому же непонятного, непредсказуемого и могущественного, не могло не смущать. Калифа же, похоже, общество клирика забавляло, во всяком случае, Иоахиммиус и последовавшие за бывшим кантисским кардиналом монахи вторую кварту сидели в Эр-Иссаре, окруженные вопиющей, по их мнению, роскошью, назойливо отвлекающей от молитв и праведных рассуждений. Майхуб и не думал отпускать гостей, заваливая их неуместными дарами, а самого кардинала удостаивая ежевечерней беседы. Однако на сей раз повелитель атэвов был несколько рассеян.
Иоахиммиус за проведенные среди князей Церкви годы научился распознавать настроение собеседника по едва заметным признакам. Кардинал не сомневался — мысли собеседника заняты чем-то очень важным. Майхуб коснулся пальцами кисти винограда, глядя куда-то вдаль, а потом подался вперед неожиданным резким движением. Полусонные глаза вспыхнули, безупречные брови сошлись на переносице; изнеженный красавец исчез, перед Иоахиммиусом сидел вождь — сильный, умный и безжалостный.
— Раскрой свои уши шире, пастырь хансиров, — Майхуб свободно говорил по-арцийски; в сочетании с сурианской витиеватостью в речах это пугало и сбивало с толку, — я берег эти слова для дея Арреджа, да освежит ветер его лицо, но следы Волка Эланда смыли волны, и я говорю тебе. Миджед не был предсказанной бедой, ибо родился глупцом, обманувшим себя самого, а глупый враг — не враг. Миджед стал кучей навоза, на которой взойдут семена истинного зла, — калиф вскочил и принялся расхаживать по затянутому белым переливчатым шелком покою.
Воистину, как лев в клетке, подумалось Иоахиммиусу, но слова атэва были разумны. Слишком разумны.
— Смрад этой кучи, — в Атэве царила летняя жара, но слова Майхуба обдавали зимним холодом, — покроет весь Север и достигнет Сура. Ты чувствуешь смрад и бежишь от него, пастырь хансиров. Не лги ни себе, ни мне. Бежишь, как бежит из города, куда прибило чумной корабль, умная мать, прижимая к груди младенца. Бежит, пока глупцы и скареды щупают ядовитые шелка и пьют смертоносное вино. Ваша победа отравлена. Дей Арредж понимал это, его сын слишком юн. Я протяну ему руку дружбы, но я не могу выжечь заразу, затаившуюся за проливом.
— Лев Атэва проницателен, — вставил Иоахиммиус, потому что было нужно сказать хоть что-то.
— Даже слепой фаррак[142] чует, когда надвигается шарк[143] и забивается под камни, потому что песок перестает быть защитой. Я знаю то, что я знаю. Дей Арредж не вернется, языком безумной старухи говорило Зло. Я два дня и две ночи провел с тем, что сотворил ваш пророк.[144] Даже младший помощник презреннейшего из золотарей поймет, КОГО судьба привела на корабль, уходящий в бездну. То, что предсказано, свершится. Придет то, что придет, и будет новый бой. Мы должны встретить врага с наточенными клинками, но сказано, что нет оружия смертоноснее знания, а ты — хранитель его.
