Лана Тихомирова - Театр Говорящих Пауков Кукбары фон Шпонс
Я смотрела на это и не верила своим глазам: толпа неистовствовала!
— Под сиденьем вы найдете карту, сохраните ее до завтра.
Я засунула руку по сиденье и вытащила красивую картинку, под которой было подписано: "VI Любовники". Молодой человек и девушка выходили из леса на поляну, куда с другой стороны подходила пожилая пара. Для всех четверых, судя по лицам, это была крайне не приятная встреча.
— Могло быть и хуже, — улыбаясь, говорила Кукбара, заглядывая мне через плечо.
— Уйдите от меня, мерзкая женщина! — я дернула плечом.
— Ты так и не поняла, что я тут делаю?
— Людей убиваете, — буркнула я.
— Нет, я не просто их убиваю, я стараюсь делать это красиво.
Я была странно спокойна. Посмотрела на Кукбару свысока и ничего не ответила, а направилась к выходу.
Я проснулась в ординаторской, когда едва начало светать.
Медсестру я тут же попросила навестить Эдгара. Через четверть часа я узнала, что он умер от острой сердечной недостаточности во сне.
Глава 18
— Каковы итоги сегодняшнего дежурства? — доктор ван Чех был бодр и весел, но увидев меня, помрачнел.
— Эдгар умер, — спокойно ответила я.
Брови доктора взлетели вверх.
— Острая сердечная недостаточность. Очень быстро умер, во сне… Почти не мучился. Как хлыстом: р-р-раз…
— Достаточно! Я еще на стадии "острой сердечной недостаточности" все понял, — мрачно сказал доктор, побегал немного по кабинету и сел в кресло.
— Ты там была?
Я колебалась.
— По глазам вижу, что была. Смотри — доиграешься!
— А вы не знаете, что это значит? — я протянула ван Чеху карту.
— Милая картонка. Не знаю, правда. Можешь спросить у Пенелопы, она гадала на Таро.
— Ну, я пойду?
— Иди, конечно, я пока все дела улажу. Эту ночь я, вероятно, проведу с тобой. В смысле, я буду спать неподалеку.
— Я поняла, — кинула я. Схватила сумку и побежала к палате Пенелопы.
Она лежала под тремя одеялами, дрожа от холода. Белая шаль валялась на полу, возле стула.
— Пенелопа? — позвала я.
— Уходи, — тихо ответила она.
— Я хотела у вас узнать…
— Уходи, Брижит. Я не хочу с тобой говорить, ты сама ввязалась, сама и выпутывайся.
— Что значит карта "любовники"?
— Ты поддалась искушению, теперь выпутывайся, больше я тебе ничего не скажу.
Я постояла еще немного.
— Простите меня.
— А смысл? Если бы мое прощение тебе помогло — это одно, а так я могу прощать тебя сто раз: толку не будет!
Я ушла ни с чем, мутные пророчества не в счет. Дома меня мучили странные сны: не похожие на пограничье, но с полным эффектом присутствия кошмары. Меня постоянно сопровождал маленький паучок и ныл, что хочет есть.
Я проснулась к вечеру, раскалывалась голова.
Ван Чех встретил меня мрачный и суровый.
— Я не могу остаться сегодня ночью здесь.
— Не можете, так не можете, — я нервно теребила карту в руках.
— Тогда, счастливо оставаться, — за доктором захлопнулась дверь.
Я почувствовала себя брошенной и одинокой. Но были кое-какие планы на эту ночь.
Я отправилась к Виктору, как только стало совсем темно за окнами. Я погладывала на картину и играла на гитаре.
Виктор стал совсем плох. Он как будто бы ссохся. Сейчас он сильно напоминал сухой кленовый лист.
— Я найду тебя сегодня, Виктор. Я обязательно тебя найду. Я чувствую, что ты где-то рядом. Мы сможем выбраться.
Я не смогла больше сдерживать волнение, привязала к раме заранее припасенную шерстяную нить и нырнула в картину, как это делал Виктор.
Все зависит от того, как вы туда войдете, и что будете думать при этом. Прошлый раз с Кукбарой мы вошли спокойно, и воздух под нашими ногами был что паркет. В этот раз я самозабвенно летела вниз и думала про себя: "Господи, может быть, я была и не самым хорошим человеком! Я, конечно, не против, чтобы ты меня убил, но я все-таки еще молода и могу пригодиться!"
Падение кончилось, и тогда оказалось, что все это всего лишь профанация. Никуда я не падала. Следовало сделать вывод, и я его сделала, что передвижение тут зависит от внутреннего ощущения. Вчера я была спокойна, сегодня очень взволнована.
Передо мной маячил шатер "Театра", я прошла мимо. Интересно, он и должен так стоять или это опять сила привычки, просто потому что так и было в прошлый раз? Шатер стал зыбиться, и я твердо решила, что он должен быть. Рябь прошла, и теперь я смогла рассмотреть, как Кукбара гоняет хлыстом маленького паучонка. Тот шмыгнул в щель, через которую я подглядывала, и запрыгнул мне в руки.
Я спряталась за какой-то балкой и задержала дыхание.
Из щели высунулся хищный профиль Кукбары.
— Вылезай, скотина! Вылезай, не то хуже будет! Ну, как хочешь, паскуденыш! — Кукбара осеклась и принюхалась, — потом разберусь, — фыркнула она и скрылась.
Я рванула бежать, куда глаза глядят. К груди я прижимала клубок ниток и паучка. Он был теплый, шерсть жесткая. Рука, в которой был паучок, скоро стала липкой, я остановилась, чтобы посмотреть. Вся ладонь вымазана чем-то прозрачно-желтым и липким, что сочилось и раны паука.
Он слабо пищал, толком ничего сказать не мог.
— Мне тебя и перевязать нечем, горе ты горькое.
Пришлось рвать на лоскуты халат.
— Как тебя зовут? — спросила я у паука.
— Кристоф, — слабо ответил тот.
— Кристоф, помоги мне. Мне нужно найти безумие одного человека.
— Это почти невозможно, — слабо отвечал паучок, — нам закрыт путь туда.
Но если возможно это место подчинить, то я просто пойду вперед и буду думать о Викторе, звать его и тогда он сам найдет меня.
Так я и делала. Ноги были уже на пределе возможностей, и голос почти сел, когда я окончательно отчаялась. С чего я решила, что мне удастся туда пробраться и спасти Виктора?! Кому вообще нужно это спасение? Ради чего я тут торчу?! Паучонок еще это больной. Кровь (если это была она) остановлена. Обратно ему нельзя и что с ним делать?
— Кристоф. А ты знаешь, где сейчас твое тело? Можешь, его найти? — спросила я.
Паучок посмотрел на меня всеми восьмью глазами и раскатисто разревелся.
— Что ты?
— Я знаю, где оно, но не могу вернуться! Кукбара снова заберет меня и тогда точно убьет.
— Горе-горькое, И что с тобой делать?!
— Не знаю, — взвыл паучок с новой силой.
— Тише, не ори! — вдруг спохватилась я, — Чего ты вообще такого натворил?
— Я укусил человека, — на меня смотрело четыре пары невинно блестящих глаз.
— И всего?
— А он потом умер! — всплакнул малыш.
— Ой, страсти какие!
— Я был очень голоден, а он такой жирный шел, естественно я вцепился ему в шею. Он умер от испуга, а меня упекли. Потом появилась Кукбара, она была доброй и ласковой, заманила меня в театр. Я решил, что лучше уж пауком выступать, чем задыхаться в вонючей клинике. Но, оказалось, ничуть не лучше, теперь я вообще никогда не выздоровею, — паучок беззвучно зашелся.
