Лана Тихомирова - Легенда о Красном Снеге
На Фелию тяжелым грузом навалилось утро, она поднялась и грустно посмотрела на пустующую половину кровати. Павлес уже четвертый день спал урывками у себя в кабинете на жесткой кушетке, и то только тогда когда уже валился с ног окончательно. Слуги помогли королеве одеться, и она отправилась в молельню, где проводила очень много времени, чтобы вознести утреннюю молитву. Помолившись, за живых и усопших, за осажденный город, за друзей и за врагов, Фелия пошла в залу к завтраку, на котором должны были присутствовать опальные Доресы. Затемно король получил письма Сорокамоса и изъявил желание отзавтракать со своими бывшими министрами. Фелия всегда приходила первой, в нарушение этикета, но она лично
любила проверять готовность стола к завтраку.
Сериохус уже стоял на страже, зорко посматривая за королевой и официантами, во взоре его читалась какая-то неуловимая ласка, по его же мнению недопустимая.
Поправив ложечки и чашечки, Фелия исчезла из залы, чтобы вернуться туда уже с супругом. Когда король и королева Лирании вошли в столовую залу, Павлес выглядел уставшим, тяжелые мысли не давали ему уснуть, он так и не придумал, о чем будет говорить с братьями.
Доресы согласно протоколу уже были в зале, и поклонились в знак приветствия.
Павлес и Фелия сели на свои места и после краткого приветствия, молча, принялись за завтрак.
Докончив яичницу с ветчиной, король с невинным видом начал разговор:
— Насколько мне стало известно: Эолис понес первые потери.
— Сир, нам этого еще не известно, по нашим данным осада Эолиса только началась.
— Прекрасно, — спокойно скакзал Павлес, но что-то в его голосе заставило братьев вздрогнуть, — мне так же стало известно, что пушки, обстрелявшие "Грегарину" были тайно вывезены из Эолиса по конечной своей цели Сороса, но ни его, ни Лебедь-града не достигли. Как вы это все-таки объясните, мессир Сергиас?
Павлес впился глазами в министра: глаза младшего Дореса широко раскрылись, в них было море удивления, но не было страха, даже руки не дрогнули.
— Вы уже спрашивали об этом, сир, но откуда же вы решили, что пушки были направлены в Сорос, когда они были направлены в Ревень. Решение видимо было принято в обход
моего министерства.
— Владыка утверждает, что пушки из Эолиса были вывезены по вашему личному устному приказу.
Повисла пауза. Сергиас не дрогнул, Краем глаза Фелия заметила, как мелко дрожит в руке Жореса Дорес тоненькая серебряная ложечка.
— Но, сир, если нет приказа письменно… Кто угодно мог сказать, что приказ был дан устно.
— Но есть люди, которые так утверждают.
— У меня нет привычки отдавать приказы устно, — отчеканил Сергиас, — У того, кто это утверждает, есть какие-нибудь доказательства?
— Вы правы, мессир Сергиас, нам не могут предоставить доказательств, кроме этих слов.
Серебряная ложечка перестала дрожать и легла на стол.
Сергиас вскочил со своего места.
— Государь, вы отстранили меня от службы вашему величеству. Не считайте меня трусом, ваше величество, ваш отец знал мне цену.
Сергиас и Павлес мерились взглядами. Повисла тяжелая пауза.
Король медленно поднялся, не отводя взгляда и не моргая. Все остальные поспешно встали со своих мест.
— Сядьте, на свое место, мессир, — отчеканил король, — Я знаю вас достаточно, и мой батюшка хорошо знал вас, и рекомендовал, как первейшую опору трону. Но в той
ситуации, когда я не могу доверять ни вам, ни Владыке, нашей всегдашней опоре и гаранту многих положений и договоров заключенных с кланами Востока, я вынужден
опираться на самого себя. Займите ваше место, мессир.
Сергиас продолжал стоять.
— Я не могу сесть, когда стоите вы, ваше величество, — сказал Сергиас.
Происходящее начинало терять смысл. Нить событий начала ускользать и от короля и от бывшего министра, но и тот и другой силились сделать вид, что ситуация под полным
их контролем.
— Сам король велит вам сесть, — тихо прозвенел голос Фелии. В нем натянутой струной сквозили яростные властные нотки, а всей своей фигурой Фелия олицетворяла
оскорбленную королевскую власть всея Лирании.
Сергиас опустился на свой стул почти невольно. Следом сели и все остальные.
Завтрак был окончен через несколько минут.
Через четверть часа, Павлес мерил свой кабинет шагами и думал о происходящем. Фелия сидела тут же в уголку. Внезапно он порывисто кинулся к жене, встал перед ней на
колени и стал целовать ее руки.
— Крепись, любимая. Война началась здесь, в этом самом дворце, и длиться она будет дольше и страшнее чем там, в Эолисе.
Фелия почувствовала вдруг прилив силы и какой-то уверенности, прижала голову мужа к себе:
— Будь осторожен! Ты сражаешься не только за меня, не только за королевство, которое тебе даровано, правом рождения. Ты борешься за его будущее.
Павлес поднял голову и посмотрел на Фелию.
Она, слегка краснея, счастливо улыбнулась.
— Я буду осторожен, — сказал он, касаясь губами ее рук.
Они обнялись и застыли так, и горько, и сладко им было в этот момент. Оба переживали новое для них чувство, теперь их было трое у Лирании.
Глава девятая. Голоса в полях
Солнце по-летнему жарко заливало поля. На пастбищах терпко пахло цветами и навозом, и если бы кто-нибудь в тот момент оказался на отдаленном пастбище, то мог бы сквозь
оглушительный треск и гудение полевых жителей услышать голоса.
— Все идет наилучшим образом. Наш гонец прибыл к месту упокоения, — говорил тихий, шелестящий, безликий голос.
— Золото возьмешь у казначея, — отрезал жесткий голос, привыкший повелевать.
— Благодарю вас, сир.
— Послушай.
— Да, сир.
— Вы, верно служите мне, и прекрасно и точно выполняете все мои указания, и у меня есть к вам очередная просьба.
— Она настолько секретна, сир, что мы обсуждаем ее не дома, а в этой глуши?
— Да. Послушай меня. Есть властители, власти недостойные, они принесли бы больше пользы, если бы родились в семье раба или хлебопашца, и намного меньше вреда, если бы
были мелкопоместными дворянами…
— Мессир, недоволен королем?
— Нет, ты не так понял. Бендос Славный был королем, о котором Лирания теперь лишь может мечтать, а его сыновья, его слабое подобие, лишь тень, его былого величия, но я
не вправе осуждать нового короля, ибо ему сейчас важно набраться опыта в делах государства, на него свалилось слишком много и сразу, война, смерть, мы должны помочь
ему.
— Каким образом, сир?
