Лана Тихомирова - Властелины Пограничья
Доктор мысленно плюнул.
Поработав полтора часа, Виктор заявил, что устал и, что закончит после, если будет можно. Полотно, судя по всему, намечалось эпическое. Огромный лист бумаги на первый раз был покрыт густо темно-серой краской. Виктор бродил вокруг мольберта, как кот вокруг крынки молока. Он получал явное удовольствие от процесса рисования. На следующий день Виктор пришел в кабинет, но тот был занят. Больного не пустили. тВиктор разволновался, он пошел было к доктору, но повернул к себе. В конце концов, он осел у Пенелопы.
Та была в лирическом расположении духа, ей было скучно. Все чаще с ней начинались такие приступы беспричинного хорошего настроения, словно между ней и Кукбарой установился временный мир.
- Ты понимаешь? Там моя картина, я должен сейчас… потом не смогу… пока я помню… я не спал ночь… я боялся забыть… - сбивчиво объяснял Виктор, - Я - человек искусства, живу образами… и если сейчас… я потеряю образ и все… уже не вспомню, он умрет, так и не воплотившись.
Этот бессвязный монолог продолжался минут пятнадцать, к концу Виктор начал говорить, о том, что его картины хорошо продавались, потому что он никогда не терял образов. Пенелопа устала от него, но и бросить не могла. Молча положила перед ним лист бумаги и акварель, которая валялась у нее просто так без дела.
Виктор глубоко вдохнул, но выдохнуть уже не мог. Он буквально набросился на краски, кисти и бумагу, повторяя то, что делал вчера. На лбу его проступил пот, когда он закончил с темно-серой краской. Он долго прерывисто дышал, поглядывая то на Пенелопу, то на лист. Ни того, ни другого он не видел. Наконец, он собрался с мыслями и пальцами нанес темно-зеленую краску.
Пот капал с кончика носа и подбородка, Виктор не замечал этого, только пару раз убрал налипшие светлые волосы со лба. Осмотрев проделанную работу, Виктор решил бросить все и стремительно зашагал по маленькой палате Пенелопы, роняя ее стулья.
- Что тут у нас? - бодро вошел доктор и сильно удивился присутствию Виктора.
Пенелопа прислонила палец к губам и похлопала рукой рядом с собой. Доктор послушно аккуратно сел рядом с ней.
- Творит, не мешай, - довольная, как кошка, сказала Пенелопа.
- А чего вытворяет хорошего? - гулким шепотом спросил доктор.
- Картинку рисует. Уже один творческий кризис с ним случился. Жду второго, - с удовольствием заявила Пенелопа.
- Я тебе прямо завидую. Попкорна тебе не хватает или сладкой ваты для полноты ощущений.
- Курить хочу и чипсов, - отозвалась Пенелопа.
- Чипсов не обещаю, а курить - на, кури! - доктор подал ей портсигар и зажигалку.
Пенелопа взяла свою пепельницу и толкнула оконную раму.
Виктор, услышав мелодичный тихий перезвон стекол в раме, насторожился, вздрогнул, и снова сел за листок. Он взял белой краски и мизинцем стал что-то рисовать.
- А кисти? - спросил доктор.
- А зачем? - пожала плечами Пенелопа.
Так продолжалось минут пятнадцать. Когда Виктор, наконец, откинулся на спинку стула и посмотрел на доктора в упор. Таких ясных серо-зеленых глаз ван Чех у него раньше не видел. Создавалось впечатление, что Виктор абсолютно адекватен, только не в этом измерении.
Виктор доктора не видел, он подошел к окну и вдохнул запах сада, где цвели во всю белые деревья.
- Это чертовски увлекательно, но меня больные ждут, - скептически заметил доктор.
- Ну, и иди. Я за ним присмотрю, - Пенелопа легла на бок и хитро посмотрела на потягивавшегося ван Чеха.
- Присмотрит она. За тобой бы кто присмотрел, - нежно сказал доктор, поправляя халат и шапочку, - Кстати, ты его не искала? Там, у себя?
- Искала, - кивнула Пенелопа и зевнула, - Не нашла. Мы с Кукбарой с ног сбились. Нет, его там.
- Там же все есть! - удивился доктор.
- Этого там нет. Не можем найти.
- "Нет" и "не можем найти" - разные вещи, - назидательно заметил доктор.
Пенелопа пожала плечами и состроила доктору глазки. Ван Чех довольно улыбнулся, вздохнул:
- Все, ушел я, нет доктора, не-ту, - трагически пробасил он и вышел. Виктор только сейчас заметил, что доктор тут был, удивленным взглядом проводил его спину из палаты.
Дер Таш снова сел за листок. Долго всматривался в него, и вдруг выпучил глаза. Пенелопа хихикнула, выглядел он очень потешно. Но ступор больного продолжался очень долго. Более двадцати минут Виктор сидел, не меняя позы. Пенелопа встала и тихо подошла к нему.
- Виктор, - позвала она. Он не отзывался. -
Виктор, - Пенелопа ущипнула его. Реакции ноль.
- Проснись, Виктор, - прошептала она в самое его ухо.
Больной подскочил, как он удара током и даже не обернулся на Пенелопу, та тяжело вздохнула.
Виктор взял кисть и обмакнул ее и стал рисовать по всей своей мазне треугольники. Они были направлены вверх и вниз по очереди. Руки Виктора действовали четко, будто он был роботом. Работа была окончена спустя минут пятнадцать. Без сил он откинулся назад и опустил руки.
- Чаю хочешь? - предложила Пенелопа. Ее не слышали, - Ну, как хочешь, - пожала плечами она.
Виктор обмакнул кисточку потоньше в зеленую краску и подвел свои треугольники ею. Попытки хоть как-то нанести тени Виктору не удались.
- Я это тебе оставлю, - гордо сказал Виктор, презрительно глядя на свое творение.
- Мне это зачем? - недоумевала Пенелопа.
- Понадобится, - с нажимом сказал Виктор.
В дверях палаты он столкнулся с доктором, учтиво ему поклонился и как-то цветисто поздоровался.
- Мой шедевр готов! - так же гордо сказал он ван Чеху.
- Я рад за вас, - доктор проникся высотой момента и решил подыграть, - могу я узреть его?
- Нет, ни в коем разе, - отрезал Виктор.
- Почему? Могу я узнать?
- Шедевр малой формы предназначается даме, а вам, большое полотно. Но вот проблема, я не могу войти в мастерскую.
- Там занятия целый день сегодня, - задумчиво потеребил отрастающую бородку ван Чех.
- Даже когда я расписывал потолки в капелле, было не так тяжело добраться до места работы, - фыркнул Виктор и просочившись мимо доктора ушел к себе.
- Капеллу он расписывал… ага… - пробормотал доктор.
- Дашь шедевру посмотреть? - улыбнулся доктор Пенелопе.
- Да забирай, она мне не нужна, эта твоя шедевра, - в тон доктору кривлялась Пенелопа.
- Ну, как я могу, отобрать у дамы ее шедевру, - обольстительно улыбнулся доктор.
- А вы, доктор, такой, - состроила глазки Пенелопа.
- Ах, прошил те дни, когда я грабил города и веси, съедал по семь младенцев за одни присест и считался грозой морей и суши, - досадуя, вздохнул ван Чех.
- В тебе умер великий актер, Октео, - улыбнулась Пенелопа, - Если бы я не знала тебя тощим патлатым студентом-троечником, то поверила бы. Доктор уже рассматривал бумажку, еще влажную от краски.
