Донован Фрост - Храм ночи
Правда, ответственные пред настоятелями за сношения с греховным миром братья несколько встревожили его известием о многих странных смертях, сопровождавших перемещение груженых телег, к каковым при внимательном рассмотрении оказались причастны весьма умелые и ловкие слуги Торкиля.
Однако, опережая реакцию настоятеля и посвященных жрецов, в новые Пуантенские поселения полетели гонцы из замка. Посланники пеллийского владыки бегло ознакомили богомольцев с деяниями некоторых излишне любопытных приверженцев Золотого Льва, от взгляда которых смиренный слуга Асуры Торкиль и укрыл до времени покинувшие свои храмы сокровища. В Пуантене попереживали, повздыхали, но, оплакав безвинно погибших, решили, что деловая хватка Торкиля хоть неожиданна, но уместна.
Погружение в изучение различных книг по истории и географии обитаемого мира и окружающего бесформенного хаоса привело Торкиля к идее создания самостоятельного государства, куда не было бы хода различным варварам с их животными страстями и фальшивыми идолами. Торкиль видел на месте «нечистых» земель Немедии и Аквилонии новое королевство, населенное лишь хайборийцами. Он прилежно изучал методы, с помощью которых в Кхитае вывели табуны неподражаемых боевых коней, влекущих в бой, гремящие броней и сверкающие изогнутыми хищно косами, колесницы, — кхитайцы скрещивали гирканских тонконогих скакунов с невзрачными, но удивительно сильными и покладистыми конями тундровых безымянных кочевников. Помня заветы ученого отца, сказавшего как-то, что «не так важно, на что нацелила человеческая воля труд, и не так важно, что получилось, ибо для просвещенного человека интересна сама закономерность, влияющая на природу вещей».
Торкиль намеревался добиться чистоты в замутненной смешениями крови хайборийских народов, насаждая в новой стране идею обязательных браков с гандерланцами, сохранившими наибольшую схожесть с предками расы, завоевавшей Ахерон.
Так как культ Митры, по мнению Блистательных, стал по своей простоте и незамысловатости доступен искажениям со стороны «диких сообществ», его отбросили. Мастер принял так кстати подвернувшееся учение об Асуре, не вдаваясь в детали, по причине того, что оно тоже имело старейшее хождение среди хайборейцев, хотя и не всеми приемлемое. К тому же рано или поздно могла возникнуть проблема с возвратом храмовой казны ее законным владельцам, а он планировал к тому времени переместить пуантенские поселения на территории, подконтрольные ордену. По замыслу Торкиля, почитатели Асуры должны были признать, что стать государственной религией в чистокровном хайборийском государстве, пусть и под ненавязчивым руководством Ордена, — дело, за которое стоит раскошелиться.
Таковы были незамысловатые идеи и дела, приведшие вылеченного почитателями древнего божества отпрыска пеллийских графов к созданию тайной организации аквилонско-немедийского дворянства, которая готовила для начала небольшое восстание в мирных землях пограничья двух величайших королевств континента.
Подземелья, где играл некогда бледный и тощий ребенок Эйольва-Первопроходца, вызывавший своими красными глазами, слезящимися от факельного дыма и привычного полумрака, вздохи удивления у славившегося несокрушимым здоровьем отца, стали местом сбора заговорщиков.
Сама обстановка — груды золотых и серебряных монет, россыпи драгоценных камней, изящной утвари, полузасыпанные в изящных украшениях статуи мифологических существ вкупе с дрожащим светом факелов и масляных светильников, давящие каменные своды, эхо, звуки капель, бьющихся об сокровища, — создавали некий мистический ореол, который и способствовал возникновению в среде заговорщиков различных обрядов, способных ужаснуть любого, не связанного ни с какими религиозными таинствами дворянина Немедии или Аквилонии.
А служитель Митры, оглядев пещеру, наверняка бы решил, что его похитили почитатели Сета или Нергала, и ввергли в жуткое узилище, где сейчас расступятся стены, и отовсюду начнут появляться во плоти все его ночные кошмары вкупе с ожившими демонами со страниц святых книг, призванных вселить трепет в нерадиво верующего.
В последующие годы в подземелье стали происходить довольно странные и пугающие события, что могли смутить здравый рассудок любого случайного свидетеля. Однако человеку в здравом уме нечего было делать в этом замке, а в голове Торкиля, замутненной чтением рукописей, привезенных отцом из Вендии и Кхитая, его не было ни капли.
Итак, Мастер Ордена Блистательных, замкнув за собой дверь сокровищницы, оказался у самых корней горы, на которой исстари высился замок его предков.
Торкиль поспешно сорвал с себя плащ, изукрашенный спутниками Митры. Орденские рыцари считали, что часть «небесного воинства Асуры» была признана вырождающимися аквилонцами спутниками мелкого и второстепенного божка Митры, посему «стражи всех пяти стихий и всех пяти сторон света» почитались наравне с Иными, Теми, Внешними.
Данные эпитеты относились к центральным фигурам орденского пантеона, покровителям Блистательных. А посему хоть и истинным, но второстепенным сущностям не место среди Тех, кто проник Извне и витает в святом месте, именовавшемся Гротом Заклинаний.
Посреди Грота, прямо в тускло мерцающих грудах монет с полустертыми ликами былых земных владык, высился стол, а рядом с ним — ряд сидений, явно напоминающих троны аквилонского и немедийского владыки в миниатюре. Таковым способом Блистательные, как бы попирали права неправедных владык нечистых стран. Грот Заклинаний освещало странное густое сияние, льющееся отовсюду, и одновременно ниоткуда.
Воздух, явственно пахнущий свежестью, колкий и холодный, как морозным утром в поле, словно светился сам по себе и колыхался, собираясь в некие сгустки, меж которыми двигались едва различимые для глаз потоки и водовороты, перемещавшиеся безо всякой логики и порядка.
За столом, на маленьких тронах, сидело трое младших Блистательных, которые при виде своего Мастера вскочили и отдали ему некое подобие немедийского воинского приветствия обнаженными клинками.
— Слава Им, кто Вовне, Вокруг и Внутри Нас! — прозвучало странное приветствие.
Сверкающий воздух взвихрился, тени шелохнулись.
Глава шестая— А все же, рыжая борода, мне кажется, что костоправ должен быть не такой, — проговорил Хольгер, наклонившись к пегой лошади, на которой трусил его собеседник, Эгиль.
Ванир, которому, видно, этот спор давным-давно надоел, сплюнул через плотно сжатые губы:
— Ну, конечно, костоправ должен быть старикашкой, замшелым, как валун с местных гор, и с филином на плече. А из беззубой пасти вонь, как из гармовой глотки.
