Генри Балмер - Ключ к Ируниуму
Он не был обманут. Он действительно глядел с верхнего яруса настоящего дождевого леса. Медленно, с растущим пониманием и страхом, Престайн осознал настоящий статус этих деревьев. Ему было бы невозможно определить вышину джунглей, если бы, задыхаясь от изумления, он не увидел далеко внизу то, что показалось ему землей — или это были вершины еще одного яруса деревьев? Но группа гигантов упала, израненная лианами, лозами и паразитами всех сортов, и пробила брешь в вечном покрове джунглей, позволив проникнуть туда солнечным лучам. Престайн мог только гадать, на какой он находился высоте. Тысяча футов? Это казалось невозможным. Затем он вспомнил, сколько времени поднимался лифт, и понял, что глаза не обманываются в этой смутной перспективе.
Между деревьями порхали птицы и ярко окрашенные летающие животные. Деревья собра, должно быть, и были теми, чьи мохнатые, похожие на мячи для гольфа вершины он видит. Они тянулись во всех направлениях через сумбур зелени, образуя верхний ярус бесконечного леса. Сверху вершины этих деревьев казались твердой поверхностью, по которой можно было бы так же легко прогуливаться, как по травяному полю.
Престайн, конечно, знал, что эта поверхность существует как цельная, однако, рассеянная культурная среда. Никто не мог бы пройтись по ней на самом деле. Там, где нарушался этот покров, многочисленные растения жадно, бешено, с почти видимыми усилиями тянулись к свету. Перед тем, что творилось внизу, в самых глубинах, останавливалось любое воображение. Престайн знал, что биомасса земного тропического леса могла поддерживать пять ярусов деревьев. Глядя вниз, он видел три раздельных уровня, где определенные виды деревьев достигали своей наибольшей высоты, но даже не пытался угадать, сколько еще там могло быть. С изобилием воды и солнечного света остальное могло безопасно существовать здесь, в Ируниуме, так же как и на Земле.
— Странно, не так ли, — покровительственно сказал Кино. — Лес обрывается так внезапно — совершенно резкая граница, за которой начинается саванна. Ответ, конечно, кроется в том, что эта видимая линия отмечена началом скал с драгоценностями. Мы живем в Большой Зелени, потому что так безопаснее. — Он махнул маузером, и Престайн с Далреем пошли дальше. — Но мы разрабатываем саванну. Она тоже прекрасна.
— Лоза Ломбока, — спросил Престайн, — выросла там?
— Это всего лишь детеныш, — хихикнул Кино. — Внизу, в Большой Зелени Ломбоки и Нарвалы вырастают по-настоящему большими. Нам приходится постоянно проверять наши деревья, такие, как эта собра. Фига-душитель может зародиться из эпифита на дереве, достигнуть земли, убить дерево и занять его место под солнцем. Мы не хотим, чтобы это случилось с деревьями, в которых мы живем.
— И это безопаснее, чем жить на открытой местности?
— Конечно, безопаснее для нас, потому что у нас есть технология, позволяющая справляться с этими лишенными веток растениями. — Кино достал смятую пачку сигарет и предложил Престайну. — Закурите?
— Нет, благодарю вас. — Престайн не стал добавлять:
«Это грязная игра».
Они шли вдоль прозрачных стен, пока не достигли идущей вверх короткой лестницы. Значит, воздушная платформа имела не один этаж.
— Вы, — сказал Кино Престайну, — поднимайтесь наверх.
Вы, — повернулся он к Далрею, — ждите здесь. — Сигарета прыгала у него в губах, пока он курил в манере 1930-х годов. Престайн поднялся наверх, думая, какая гадость ждет его там. Он не забыл ни Мелнона, ни жуткую лозу, и почувствовал себя внезапно осознавшим оставшиеся без ответа вопросы. Лестница выходила в маленькую переднюю, совершенно непримечательную, и Престайн прошел к двойным дверям в ее конце. Он толкнул их, услышал плеск воды и мягкий девичий голосок:
— Входите же, Боб.
Это, подумал он не без юмора, становится интересным. Он вошел и тут же забыл о своей несерьезности. Секунду он стоял на пороге, ошеломленный открывшейся сценой. Без вопросов, сцена была обставлена на совесть. На мраморном полу стояла древняя греко-римская статуя. Завеса прекрасного душистого пара шла из ванны, где, как Диана среди своих леди, лежала девушка, полуприкрытая ароматной водой. Ее руки, ноги и тело были розовыми, а ногти ярко-алыми. Темные волосы, свернутые в прическу, в которой сверкали драгоценности, не были заключены в ужасную купальную шапочку. Три меднокожие девушки, почти такие же нагие, как и она, натирали ее, одна с мазями, другая огромной губкой, третья осторожно производила массаж дощечкой из слоновой кости. Они тихонько хихикали, пока он стоял, как гагара.
Из скрытых источников лилась музыка, тихая, изменчивая, ненавязчивая, но создающая атмосферу расслабленности.
— Вы немного рано, Боб. Но вы не возражаете, если я заставлю вас немного подождать?
Ее голос, мягкий и невесомый, показался Престайну очень приятным. Но теперь он смотрел на нее свысока, поняв, что она холодно наслаждается его неудобным положением. Она была очень хороша, с темными волосами, фиолетовыми глазами, со спелыми, мягкими и, наверное, восхитительными на вкус губами.
— Я хочу, чтобы вы сказали, что все это значит.
— Конечно, Боб. Поэтому я и попросила привести вас сюда.
Я надеюсь, Кино нашел вас в полном порядке?
— О, да. Он нашел меня. Он также нашел маленькую скулящую тварь по имени Мелнон и…
— Мелнон дурак! — Эти слова прозвучали резко, но она тут же, с нежной улыбкой и плеском воды, сгладила их весельем. В ванне поднялась пена, скрыв алые ногти на ногах. Зато вместо них показались колени с неизбежными ямочками. — Его глупости превысили норму. Все Валкини думают о своем ужасном спорте.
— Значит, вы не Валкини?
— Б о б!
— Да, я полагаю, что нет. — Он прошел немного дальше в комнату по беспорядочно разбросанным коврам. — Вы не хотели дальше использовать этого слизняка Мелнона. — Престайн рассмеялся. — Только когда подвернулся я. Она была несомненно великолепным существом. Пена в ванне скрывала ее фигуру, но блеск ее глаз, негодующих и одновременно молящих, ее рука, так нетерпеливо протянутая через край ванны к нему, вся исходящая аура личности, все это поднимало ее над другими женщинами. Престайн безошибочно почувствовал влияние, которое она оказывала на него.
Меднокожие девицы стояли, держа наготове для девушки в ванне накидку цвета морской волны, а также полотенца. Вопреки себе, вопреки своим собственным правилам, Престайн не мог отвести глаз от выходящей из ванны девушки. Но конечно, он ничего не увидел.
Закутанная в накидку и полотенца, она прошла в стеклянную кабинку, где дул теплый воздух.
— Однако, вы еще не сказали мне свое имя, — напомнил Престайн.
