Гай Кей - Изабель
— Это я, дорогой, — услышал он ее голос. Тот же голос, тот же легкий британский акцент. — Интересно, что ты меня нашел. Думаю, это и правда семейное. Сейчас я поставлю защиту. Я пока не хочу, чтобы узнали, что я здесь.
— Почему? Чтобы кто? Чтобы кто узнал? Человек в кафе тоже говорил о защите.
Нед зашагал по направлению к лучу фонарика и к тому месту, где видел сияние. Не такое яркое сияние, которое способно разогнать темноту, а свет внутри его, рисующий ее силуэт на фоне окружающего ландшафта, подобно некоему сонару. Затем, секунду спустя, золотисто-зеленое сияние погасло.
— Думаю, правильно «чтобы кто», — сказала она. — Твоей матери такие вещи всегда давались лучше. Здравствуй, Нед Марринер. Племянник. Можно обнять тебя? Или это нечестно?
Она сидела на валуне рядом с низкой оградой, окружающей башню. Сейчас она встала и подошла к нему, и при свете луны Нед увидел сестру матери первый раз в жизни.
Он не знал, как он относится к объятиям, но она распахнула руки, и он сделал то же самое и почувствовал, как она прижала его к себе и держит так.
Через мгновение он понял, что она плачет. Она отпустила его и отступила назад, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Она была стройная, не слишком высокая и очень похожа на его мать.
— Ох, дорогой, — сказала она. — Я дала себе слово не плакать. Это так неспортивно, я понимаю.
Он прочистил горло.
— Ну, тетушки редко бывают спортивными.
Он увидел, как она улыбнулась.
— Я хотела попытаться.
Она смотрела на него. Почему-то Нед почувствовал, что старается стоять как можно прямее. Глупо.
— Ты прекрасно выглядишь, — заметила она. — Я не видела твоих фотографий уже два года, после смерти твоей бабушки.
Нед заморгал.
— Бабушка посылала тебе фотографии? Мои?
— Конечно. Она так гордилась тобой. И я тоже.
— В этом нет смысла, — возразил Нед. — Вы же меня не знаете. Чтобы мною гордиться, и все такое.
Она несколько секунд молчала, потом повернулась, снова подошла к валуну и села на него. Нед пошел следом. Он жалел, что света так мало и он не может лучше рассмотреть ее. У нее были очень светлые волосы, возможно, она блондинка, но он догадался, что это седина. Она старше мамы лет на шесть или семь.
Она сказала:
— В семьях многое не имеет смысла, дорогой. И вообще в жизни тоже.
— Это правда, — согласился Нед. — Я понимаю. Мне теперь пришлось с этим столкнуться.
— Знаю. Поэтому я и приехала. Сказать тебе, что все в порядке.
— Откуда вы знаете?
Подбирая слова, она ответила:
— Вчера ты вошел в то пространство, в котором я нахожусь уже некоторое время. Когда это произошло, я это почувствовала, тебя почувствовала, оттуда, где я находилась. Наверное, это семейное.
— Где это? Где ты находилась? — Нед и сам не понял, как холодноватое «вы» уступило в его речи место доверительному «ты».
Ким больше не колебалась.
— В Англии. На юго-западе. Это место называется Гластонбери.
— Ты там живешь?
— Да, вместе с твоим дядей. Там мы живем.
— Почему? Почему ты уехала?
Она вздохнула.
— Ох, Нед. Ответ такой длинный. Можно, я просто скажу, что чувствую себя там лучше, чем в других местах. У меня… с этим местом сложные взаимоотношения. Это не очень хороший ответ, но хороший ответ занял бы всю ночь.
— Прекрасно, но почему ты прервала всякую связь с… с нами?
Это произошло за много лет до его рождения, до того, как появились «мы», но она поняла, что он имеет в виду. Она слабо сжала руки и смотрела на него. Странно, но даже при лунном свете он видел, как она похожа на маму. Даже этот жест был жестом его матери, когда она слушала, заставляя себя быть терпеливой.
— Я этого не делала. Не прерывала связь. Мы всегда следили за вами тремя через мою мать, твою бабушку. Я тебе говорила, в семье все сложно. Меган считала, и, наверное, не без оснований, что я совершила совершенно неожиданный поступок, когда так быстро вышла замуж за человека, которого она даже не знала, и сразу же переехала в Англию. Она считала, что я ее бросила. Она… очень рассердилась. Не хотела, чтобы я ей звонила или писала. Она бросала трубку телефона, не отвечала на письма. Ей было всего семнадцать лет, когда я уехала, помнишь?
— Как я могу помнить?
Он увидел, что она улыбнулась.
— Ответ точно в духе Меган.
Он поморщился.
— Извини.
— Ничего, но ты понимаешь, о чем я говорю? Старшая сестра выходит замуж за незнакомого человека, свадьба в мэрии, никакой подобающей свадебной церемонии, переезжает жить за океан, меняет все жизненные планы. Без всякого предупреждения. И это еще не все.
— А что еще?
Она вздохнула.
— Это подводит нас к рассказу на всю ночь. Скажем, я связана с тем, что ты почувствовал вчера. Это у нас семейное, Нед, по материнской линии, и уходит в прошлое очень далеко, насколько я сумела проследить; исчезает, потом снова появляется. А в моем случае к этому присоединилось кое-что другое, что оказалось очень важным. И очень, очень трудным. Это меня изменило, сильно изменило, Нед. Я уже не могла оставаться такой, как прежде. И жить там, где жила раньше.
Странно, но она говорила так, словно просила у него прощения.
Он подумал о том, как чувствовал себя у горы сегодня утром и раньше в монастыре. Невозможность объяснить, понять смысл.
— Возможно, я могу понять, отчасти, — сказал он.
— Спасибо, дорогой. — Она посмотрела на него снизу. — Я думала, ты испугаешься или растеряешься, поэтому приехала, чтобы дать тебе знать, что ты не один. И не первый. В этом.
Она замолчала. Кажется, она опять плачет. Она покачала головой.
— Прости меня. Я поклялась, что не стану плакать. Твой дядя сказал, что нечего и надеяться. Я даже заключила с ним пари.
— Догадываюсь, что ты проиграла. Где он? Мой дядя?
Она вытерла глаза бумажным платком.
— Не знаю, следует ли тебе говорить.
Нед покачал головой.
— Слишком много тайн. Это начинает доставать.
Она пристально посмотрела на него.
— Вероятно, ты прав. Между нами, Нед?
Он кивнул.
— Дейв находится к северу от Дарфура.
Он не сразу понял.
— В Судане? Но это же… моя мама…
— Твоя мать там, да. Твой дядя присматривает за ней.
У него отвисла челюсть, комично, как в мультике.
— А она… мама об этом знает?
Тетка громко рассмеялась. Этот всплеск веселья заставил ее выглядеть намного моложе.
— Знает ли Меган? Ты сошел с ума? Нед, она бы… она бы так разозлилась, что начала бы шипеть!
Он никак не мог представить свою мать шипящей. Может, лет в десять, но десятилетней он ее тоже не мог себе представить. Или семнадцатилетней, чувствующей себя покинутой сестрой.
