Екатерина Кинн - Самое Тихое Время Города
Кэт закрыла дверь, оставив за ней шум и суету, и облегченно вздохнула. Перебросила сумку с уставшего плеча на другое. Наклонилась над прилавком. Под левым рукавом у нее зашевелилось, и из песцовой опушки чуть-чуть высунулась граненая змеиная головка.
– Что желаете? – спросила продавщица, черноволосая и черноглазая красавица с соболиными бровями. Была она в каком-то невообразимом платье, словно сошла с персидской миниатюры. Пахло от нее розой, сандалом и корицей. – Серебро, жемчуг речной, бирюза туркестанская, самоцветы индийские… А вот, извольте взглянуть, уральские – малахит, змеевик, лазурит, селенит…
– Уральские?
Продавщица тут же достала унизанной перстнями и браслетами дивной красоты рукой из-под стекла плоскую, обтянутую черным бархатом подставку, на которой искрились кольца, серьги и кулоны.
В лавке было тепло. Кэт расстегнула дубленку и полезла в сумку за очками, забыв, что они в кармане. На прилавок выпали патрончик с помадой, авторучка, флэшка с отломанным ушком для шнурка, потом что-то металлическое. Блеснув под яркой лампой боками, медная ящерка пробежала по стеклу и юркнула на бархат. Замерла, поводя треугольной головкой с изумрудными глазками, и шнырнула в самый центр. Продавщица неодобрительно нахмурилась. А медная ящерка обхватила лапками малахитовый кулон и замерла.
– Ой, – сказала продавщица. – А смотрится-то как! Словно так и было задумано.
Кэт сняла с ткани подвеску. Овальная пластинка, с ушком для цепочки. Такие бляшки зашлифовывают тысячами, не глядя, и продают на развалах. Но нет, в этой удивительным образом текли черные в густой зелени прожилки и проступало что-то из глубины… Кэт двумя пальцами отцепила от подвески ящерку и присмотрелась. Да. Никаких сомнений. Только глаз мастера мог разглядеть в камне узор и вышлифовать, проявить, не добавляя ничего от себя. Зажатая в пальцах ящерка сучила лапками, мотала хвостом и головой.
– Беру, – сказала Кэт и посадила медную негодницу обратно на подвеску. Та вцепилась в края растопыренными лапками, кокетливо изогнула хвост и замерла.
– Мастерицы Данилкиной это работы, вчера только привезли. – Продавщица убрала подставку. – Зверушек вот тоже посмотрите.
Кэт обернулась и увидела на подставке рядом с прилавком большой стеклянный террариум. В одном отделении сидели нефритовые и бронзовые жабы, вялые по зимнему времени. А в другом под яркой лампочкой грелся целый клубок серебряных и медных змеек, дремали на плоском камне ящерицы, а перед стеклом чистил перепончатое крыло серебряный дракон в палец длиной. Хвост со стреловидным кончиком он отставил в сторону для равновесия.
– Редкий зверь, – сказала продавщица. – Желаете посмотреть?
Она надела толстую перчатку, подранную и пожженную, сунула руку в террариум и ловко ухватила дракончика за бока. Тот от неожиданности заверещал. Горка песка в углу зашевелилась, и из нее высунулась еще одна драконья морда, обладатель которой был в длину не меньше ладони. Кэт перехватила серебрушку у продавщицы – умело перехватила, под передние лапы. Дракончик пыхнул огоньком, как спичка, и сверкнул хрустальными глазками.
– Ой, какой ты грозный, – пропела Кэт, близоруко вглядываясь в добычу.
Дракончик изогнулся, обвил хвостом палец и вывернулся из хватки. Подумал-подумал – и обвился вокруг пальца окончательно, пристроил хвост, расправил крылышки.
– Значит, колечко… Беру.
– Выбор славный. Из страны Амаравати привезен! И ящерке вашей скучно не будет.
Вся кровь на мгновение собралась в груди и сильно толкнулась в сердце, аж в ушах зазвенело и голова пошла кругом. Кэт схватилась за прилавок.
– Амаравати? А где это?
– Далеко-далеко, сударыня. За горами, за лесами, за пустынями, там, где солнце восходит. Зачарованная это страна и опасная. Мало кто осмеливается туда ходить, редко оттуда сокровища к нам попадают.
– А вы там бывали?
– Нет. И мало что могу поведать, – отрезала продавщица, словно заранее прекращая расспросы.
– Давайте его сюда скорее, – выдохнула Кэт и принялась отсчитывать деньги. Это успокоило ее. – А хороша ли у вас торговля, хозяюшка?
– Не жалуемся, – степенно ответила хозяйка. – К Рождеству торговля бойчее идет, чудес-то люди ждут даже в нынешние времена.
Кэт улыбнулась. Ей стало легко и хорошо и захотелось всем сделать много-много подарков.
– А вот нет ли у вас чего-нибудь такого, на подарки? – спросила она.
– Чего душа ваша изволит! – обвела рукой лавку хозяйка. – Царские дары для Святой Ночи! Берите, отдам недорого! Только условие – все раздарить без остатка!
Кэт проследила взглядом ее жест и с изумлением увидела, что лавка-то куда больше и что сокровищ тут как в пещере Али-Бабы. Собственно, они и стояли в подземелье – со сводчатым, грубо высеченным потолком, и на потолке играли светлые отблески, словно где-то волны перекатывались над ярко пламенеющим золотом.
– Так, – сказала Кэт. – Только не разбрасываться. А то ведь еще и не раздаришь…
И целенаправленно двинулась в недра сокровищницы.
Выбралась она наружу, как ни странно, всего через полчаса, хотя ей показалось, что проторчала она в лавке до ночи. А в сумке лежал пакетик с подарками – ожерелье с кулоном-адресником для кокетливой Просто-Машки, кольца для Эвриалы и ее сестрицы, саламандра на подвеске для Виктории Васильевны – пусть греет, когда еще не топят как следует, и еще немного всяких мелочей, которые она даже и не знала, кому будет дарить. Кэт шла к метро и дарила всякие безделушки кому придется, и люди, обычно такие недоверчивые и хмурые, принимали подарки и улыбались в ответ и желали всего хорошего в Новом году, и Кэт становилось все радостнее и радостнее.
В фойе метро она остановилась. Под гитару и флейту пела кругленькая кареглазая девушка в короткой шубке, и несколько человек стояли поодаль полукругом, слушали.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет – никому не понятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Кэт протерла запотевшие в тепле очки и бросила в раскрытый гитарный футляр последнюю хрустальную подвеску.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь – звезда.[13]
А над городом вдруг расцвела огромная зеленая звездища.
Всего лишь фейерверк. Но почти чудо.
Ощущение праздника и долгожданного подарка не покидало Игоря всю Рождественскую неделю. Теперь у него был и дом, и кот, и привычные до незаметности домашние «зеленые человечки». И – соседи! Неплохие, кстати, люди. Да что там, просто замечательные! Прежде они казались ему все на одно лицо, вроде сереньких картинок, которых и не упомнишь. Но вот ведь какая интересная штука – как выяснилось, и он им тоже казался этакой незапоминающейся тенью. И когда с утра с ним вдруг чрезвычайно вежливо поздоровался тихий алкоголик дядя Костя, Игорь от неожиданности чуть не выронил пакет с мусором.
