Лейла Аитова - Экзорцист и демон
— Фигня, — отмахнулся Кархагор, заставив экзорциста, как обычно, думать над значением только что сказанного слова. — Ему надо искренне и по-хорошему попросить прощения. У Мереи, разумеется. И съехать подальше, а то всё это повторится.
— Если согласится… — вздохнул Вениамин.
— Заставим! — оптимистично пригрозил Кархагор. — Какой-нибудь способ-то мы найдём.
Маг покачал головой. Он считал, что сначала стоит попробовать договориться по-хорошему.
Демон был уверен, что по-плохому легче и займёт меньше времени.
Вениамин и Кархагор спорили чуть ли не до ссоры. Обычно уступчивый, экзорцист твёрдо стоял на своём. С купцом Ремио сначала надо поговорить. Прежде чем сообщать мастеру Даленрин о причине болезни Ринали, можно устранить эту причину. Вероятно, господин Ремио поможет им, но не захочет огласки. Ведь если он молчал столько лет, значит ему так лучше. Да и что это теперь изменит? А наказывать не за что, ведь он мучает и себя.
Кархагор же не верил в то, что человек способен добровольно пойти на унижение. "Вы, люди, все такие гордые и принципиальные", — утверждал он. По мнению демона, человек лучше умрёт или убьёт, чем уступит кому-то. И, скорее всего, уговаривать этого купца совершенно бесполезно. Кархагор даже поставил условие: пусть Вениамин уговаривает господина Ремио, но они заключают пари. И демон утверждал, что согласен на любую ставку.
Никаких пари экзорцист не принял, но на своём настоял. Он поговорит с купцом, и если тот не согласится, пусть Кархагор делает, что считает нужным.
Купец Ремио оказался дома. Он был худощавый и сутулый, и уже начал лысеть. Взгляд его, умный и осторожный, не сосредотачивался надолго в одной точке, постоянно перескакивая, и у Вениамина создавалось впечатление, что купец не слушает, а разглядывает его. Радушная улыбка не соответствовала спокойному, чуть усталому голосу, когда хозяин приглашал его пройти. Кольца Коллегии магов оказалось достаточно, чтобы в дом Вениамина пустили без вопросов. Хозяин указал на диван.
По долгу службы экзорцисту часто приходилось вести неприятные разговоры, и он предпочитал не заходить издалека, и к самому неприятному всегда переходил сразу. Так же он поступил и сейчас: объяснил купцу причины болезни Ринали и след астрального тела господина Ремио. Тот не стал смеяться или ругаться, он задумался. Несколько минут размышлял, вздыхал, потом спросил:
— Хорошо, но я-то что могу сделать?
Мага обрадовало уже то, что купец не стал отпираться. Если бы тот заявил, что в такое не верит, что он здесь не при чём, и вообще не испытывает ничего подобного к госпоже Мерее, было бы значительно сложнее.
— Вы должны просить прощения.
Господин Ремио возмутился:
— Это за что? Я ничего такого не делал!
— Разумеется, — заверил его Вениамин. — Никто не думает, что вы намеренно прокляли девочку. Вы тоже пострадали, ведь не было возможности жить с любимой женщиной. Долгие годы мучиться от неразделённой… любви, — запнулся Вениамин, — это тяжёлое наказание. Вы можете ненавидеть мастера Даленрина и злиться на госпожу Мерею, но неужели не жалко маленького ребёнка? На ней нет вины, она умирает за чужое несчастье. Вам лишь надо попросить прощения и вы спасёте ребёнка.
— А если я не хочу спасать этого ребёнка? — насмешливо спросил купец.
Сердце вдруг стало тяжёлым-тяжёлым. Вениамин понял. Этому улыбающемуся человеку всё равно. Он считает, что смерть дочери будет замечательным наказанием для неверной любимой. Насмешливая улыбка скрывает под собой равнодушие… и злобу. Неужели Кархагор был прав, а он ошибался?
— Боюсь, мастер Даленрин не допустит. Пока он не знает, кто виновник болезни Ринали, но когда узнает…
— Он сделает всё, что угодно, не правда ли? Я полагаю, что если меня, к примеру, убить, то болезнь прекратится? — улыбка его стала совсем невесёлой, и оставалась на лице как маска.
Вениамин кивнул.
— Ай-яй-яй, благообразный изгонитель зла — и такие угрозы! Как вам не стыдно, господин… как вы сказали? — едко и зло протянул купец, не зная, что ещё придумать.
Вениамин проигнорировал намёк.
— Господин Ремио, жизнь ребёнка. Ради этого можно потерять лицо.
Купец колебался, улыбка его то исчезала, то выскакивала вновь. Каждый раз она была окрашена в разные эмоции: то едкая, то довольная, то горькая.
— А если я помогу, то об этом никто не узнает? — наконец решился он. — Кому вы сообщили про меня?
Вениамин выдохнул с облегчением. Дело сдвинулось?
— Пока не знает никто. Если согласитесь, можно подумать, что сделать, чтобы вас не выдать.
— Хорошо, пойдёмте, — купец поднялся, поправил покрывало на диване и приглашающее махнул рукой на выход. Вениамин тоже встал и повернулся к двери.
Шею что-то больно кольнуло.
— Не двигайтесь, господин маг. Булат гораздо быстрее всех ваших заклинаний, — холодно напомнил господин Ремио.
— Что вы хотите? Вы поможете девочке? — Вениамин забеспокоился, но виду не подал. Что за человек этот Ремио? Как можно желать смерти ребёнку?
— Медленно поворачивайтесь и проходите вон в тот угол, — велел купец. — Помните, что я могу в любой момент вас убить, и ничего от этого не потеряю.
— Так, боитесь, что маги Коллегии найдут энергетические следы и хотите убить меня за пределами дома, — грустно улыбнулся Вениамин. Купец молча снял деревянную панель со стены. Под ней обнаружилась ручка. Дверь, которая казалась частью этой стены, тихо скрипнув, открылась.
— Проходите.
Господин Ремио легко подтолкнул мага в темноту прохода. Вениамин вздохнул:
— Вы можете отомстить другим способом. Любым другим. Хотите, я помогу придумать? Собственно, вы уже отомстили. Не гневайте Вышнего Повелителя и демона смерти. Вам ведь воздастся.
— Проходите, пожалуйста, господин маг, — вежливо предложил купец ледяным тоном.
Вениамин поежился: булатная сталь больно уколола кожу, шее стало тепло и мокро. Ничего страшного. Было и похуже. Куда хуже. Экзорцист спустился по ступеням и встал на неровную землю потайного хода. Пахло сыростью, но под ногами было сухо. Впрочем, только этот запах существовал в проходе, не было ни лучика света, ни звуков.
— Можно, пожалуйста, помедленней, — спокойно попросил Вениамин. — Я не хочу споткнуться. Господин Ремио, вы же способны на человеческие чувства. Если вам знакома любовь, вполне можно проявить жалость. Сочувствие. Великодушие. Никогда подобное ещё не вредило душе человека, наоборот.
— Господин маг, я был бы вам очень признателен, если бы вы шли молча. Вы меня не сможете убедить, так что даже не старайтесь.
