Лайон, Лин Картер Де Камп - Под знаменем Льва (=Конан-Освободитель)
— По-моему, это герб графства Туанского.
Конан досадливо пожал плечами:
— Где-то я слышал о графе Туанском, но встречать не встречал. Ты что-нибудь о нем знаешь?
Декситус задумался.
— Туан на восточной границе. Вроде недалеко, но нынешнего графа я в глаза не видел. Год примерно назад ходили какие-то слухи. Что-то про наследство. Но что точно говорили тогда, не помню.
Вернувшись к себе, Конан послал за друзьями, чтобы вместе обсудить прибытие нового лица. Никто не знал о графе Туанском ничего, кроме того, что полк его стоял весь этот год на спокойной восточной границе, где за это время не случилось ничего такого, по чему можно было бы судить о храбрости или же, наоборот, трусости этого человека.
К полудню явился Мелиас и доложил, что аквилонское войско выстроилось теперь как на парад, перед ним на коне граф Туанский читает какой-то пергамент, на котором болтаются здоровенные печати и цветные ленточки. Просперо мгновенно кликнул своего оруженосца и под прикрытием береговых кустов помчался поближе к легионерам. Графу вторил громкоголосый глашатай, ветерок легко относил каждое слово к южному берегу, и потрясенный Просперо своими ушами услышал, что самый страшный противник Львов приказал долго жить, наложив на себя руки. На место его командующим Пограничным легионом назначен граф Туанский. Просперо помчался обратно.
— Прокас покончил с собой! — Конан даже присвистнул. — В жизни не поверю. Хоть со стариком мы враждовали, но он был настоящий солдат и лучший в Аквилонии полководец. Черта с два ушел бы он потихоньку: такие дорого отдают свою жизнь. Сдается мне, тут не обошлось без предательства. А вы что скажете?
— Похоже, — произнес, перебирая четки, Декситус, — это дело мерзких рук Зуландры Тху. Он давно уже ненавидит Прокаса.
— Неужто никто ничего не может сказать об этом графе? — негодующе вопросил киммериец. — Воевать-то он хоть умеет? С толком его назначили, или это опять королевская придурь?! — Все присутствующие лишь покачали головами. Тогда Конан сказал: — Что ж, разошлите людей по всем отрядам. Пусть у всех спрашивают, не знает ли кто хоть что-нибудь об этом графе!
— Думаешь, замена может оказаться нам на пользу? — спросил Просперо.
Конан пожал плечами:
— Может, да. А может, и нет. Если Троцеро не пошутил насчет мятежа…
В ответ Троцеро загадочно улыбнулся.
На следующее утро Конан с друзьями собрались на каменистой площадке, откуда хорошо просматривался весь лагерь легионеров. Воинство опять выстроилось как на парад. Вдоль строя в направлении каларийской дороги медленно двигался небольшой отряд всадников. В центре его ехала убранная черным колесница. На колеснице стоял большой деревянный гроб.
Конан пробормотал:
— Вот мы и попрощались со старым воякой. А ведь сиди сейчас на аквилонском троне он, все могло бы пойти по-другому.
Через несколько дней над Алиманой вновь опустился густой туман, и тот же одетый в черное человек, что переправился на северный берег около недели назад, вновь переплыл темную реку. И опять за пазухой у него лежало завернутое в промасленный шелк письмо.
Той же ночью навстречу серебряным лучам проглянувшей из туч луны поднялось и развернулось гордое Знамя Льва.
Глава 8
КЛИНКИ ЗА АЛИМАНОЙ
В течение нескольких месяцев друзья графа Троцеро не покладая рук делали свое дело и в конце концов сделали его хорошо. На постоялых дворах, на рынках, в городах и крошечных деревушках из уст в уста передавались слова: «Идет Освободитель».
Так в Пуантене называли Конана-киммерийца люди, слышавшие поразительные рассказы о подвигах могучего варвара. Никто еще не забыл, как во время войны с пиктами, из века в век грабившими и разорявшими Боссонские Пределы, Конан один бросился поперек серебряных вод реки Громовой, чтобы остановить дикие полчища. И пуантенцы видели в свирепом северянине единственную свою надежду избавиться от потерявшего последний разум монарха.
Уже много недель подряд все, кто решился взяться за оружие, тайными тропами пробирались на юг к Алимане. В деревнях же простолюдины, собравшись якобы за кружкой эля, передавали друг другу, что освобождение не за горами и пора готовиться.
Наконец Освободитель подошел вплотную к границе несчастной Аквилонии, изнемогавшей под железной пятой безумца. И наконец, приказ, которого ждали так долго, прибыл в свертке промасленного шелка. К этой встрече все было готово.
* * *Часовой, молодой парень-гандер, продрогший от холода и сырости, топал ногами и хлопал себя по плечам. Провести ночь в карауле нелегко и когда погода получше, но стоять на ветру в туман вовсе тяжело.
Не попадись он, когда сдуру посылал воздушный поцелуй подружке капитана, сидел бы сейчас в тепле среди прочих счастливчиков, мрачно думал парень. Кому в такую ночь могут понадобиться главные ворота каларийского гарнизона? Не украдут же какие-нибудь кофиты весь полк.
С тоской гандер думал о том, что, если бы ему повезло родиться в доме побогаче, носил бы сейчас атласный мундир гвардейца и золоченый клинок. И торчал бы не у ворот на ветру, а в гарнизонной кантине, где тепло и светло и сейчас играет музыка. Солдат так замечтался, что не услышал легких шагов у себя за спиной. Он ничего не заметил до того самого мгновения, когда горло обвила кожаная петля.
* * *На вечеринке у гвардейцев было весело. В люстрах горели десятки свечей, сверкавших в серебряных зеркалах на стенах. Роскошные в своих парадных мундирах, молодые гвардейцы ухаживали за местными красотками.
Красотки мило краснели, хихикали и шептались. Матушки их бдительно наблюдали за происходящим, восседая на золоченых креслах вдоль стен и колонн.
Вечер был в разгаре. Королевский наместник, господин Конраден, приезжавший засвидетельствовать обществу свое почтение, давно уже отбыл. Старший капитан, командующий Каларийским гарнизоном, клевал в углу носом над высоким кубком пуантенского красного. Тоскливо созерцал он танцующие пары и думал, что подобные развлечения — круги, поклоны да приседания — годятся разве что для детей. Но через часик — утешал он себя — уже можно и уходить. Мысленно он вернулся к черноглазой подружке-зингарке, всегда встречавшей его с радостью. Капитан сонно улыбнулся, вспоминая мягкие ее губки и прочие прелести. И тут же задремал.
Первым почувствовал запах дыма слуга. Он кинулся к дверям и увидел прямо под стеной жарко полыхавшую кучу хвороста. Он и поднял тревогу.
В несколько мгновений здание опустело. Гвардейцы и их дамы вдруг оказались во дворе перед целой толпой воинов с мрачными, усталыми лицами. Бойцы сжимали в своих загорелых руках обнаженные мечи.
![Лайон де Камп - Тени ужаса [=Конан-островитянин ]](/uploads/posts/books/11856/11856.jpg)