Виктория Абзалова - К вопросу о добре и зле
— Два из ближайших не использовались и прежним хозяином Башни, и запечатаны, — ответил сосредоточенный эльф: в картах он, по-видимому, не нуждался, — Тот, что сейчас к нам самый ближний, наверняка сильно пострадал во время землетрясения.
Слишком велика вероятность, что он окажется непроходим, и мы только потеряем время.
Райнарт кивнул, но возразил:
— Не менее вероятно, что тот проход, на который мы надеемся, затоплен.
— Нет. Он достаточно велик и надежен, потому что использовался как грузовой, для контактов с морским вольным братством. Им пользовались постоянно и содержали в образцовом порядке…
Гейне удивленно приподняла брови: Эледвер Тар Фориан обладал обширными познаниями о прошлом Агоне и организации темных. Она бросила быстрый взгляд на Райнарта, но герой хранил невозмутимо непроницаемое выражение лица. Эльф разумеется мог принимать в той войне участие, мог быть и разведчиком, но — обжегшись на молоке, дуют на воду, и принцесса ощутила какую-то настороженность.
— Кроме того, после землетрясения, знаменовавшего… падение Властелина, плато наоборот поднялось, — закончил эльф.
Райнарт сделал вид, что не заметил незначительной заминки в последней фразе, и они продолжили путь, ступив на дорогу. Эта дорога, как и большинство здешних, были проложены скорее всего во времена Тысячелетнего Императора, и приходилось признать, что быть может лорды Башни и воплощали собой извечное зло, но в здоровом практицизме им отказать было трудно: и полагались они не только на магию, не забывая о самом насущном. Как бы давно не пустовала Башня, но дорожное полотно было в состоянии более пригодном, чем кое-где в том же Танкареле или самом Анкарионе. Правда, не приходилось сомневаться, каким способом было достигнуто подобное качество и скольких пота, крови и слез оно стоило.
На очередной привал все же пришлось остановиться в сторожевой башне, миновать которую было невозможно. Мелигейна подавленно оглядывала стены: с них даже время не могло стереть следы огня: как обычного, так и магического — судя по всему, после победы тут было выжжено все, как если бы речь шла о заразной болезни.
Сердце объял тоскливый холод, и даже настоящий костер, для которого нашелся материал, не радовал теплом ни тело, ни душу.
Наткнувшись на останки, она не закричала — теперь такое встречалось довольно часто, и она начинала уже привыкать к зрелищу. Повинуясь безотчетному импульсу, Гейне смахнула перчаткой пыль и копоть с доспеха. Расколотый панцирь, наверняка принадлежавший командиру, проржавел, но герб еще был узнаваемым — танцующая в пламени саламандра все еще славила мастера, который поместил ее, как живую, на мертвое железо…
Она обернулась на шорох шагов:
— Здесь сражались люди…
— Да, — задумчиво подтвердил Райнарт, — Люди всегда сражались на обоих сторонах.
Мелигейна перевела взгляд на грудную пластину доспеха — почему-то не хотелось думать, что его обладатель был злобным выродком, садистом и убийцей… В конце концов, они стояли до последнего, сражаясь за то, что было им важно — за что?..
И тем более не верилось, что мастер, сделавший этот рисунок, полностью отдал себя Злу.
— Не понимаю…
Райнарт только дернул губами, отворачиваясь.
А ночью пришли они…
Барьеров они не ставили с тех пор, как вышли из леса, опасаясь, что хозяин Башни почует импульсы чуждой магии даже на таком расстоянии. Вначале появились мутно-зеленые огоньки, как гнилушки на болоте, только какое же здесь болото… Они поднимались из-под земли, выходили из стен, роились и плыли вокруг призрачным хороводом, стремясь к костру. Когда в свете пламени в одном вдруг на мгновение проступило знакомое очертание саламандры, Гейне все-таки вскрикнула, мгновенно осознавая, что именно перед ней.
— Не дай им себя коснуться, — Райнарт потянул ее за руку, и они немедленно оставили башню, по-прежнему занятую ее гарнизоном.
И уже в эту же ночь пришлось убедиться, что это явление не уникально, а у самой Черной Башни теперь можно было различить ровное сияние. Мелигейна и знать не хотела, держит ли неупокоенные души оставленных без погребения чья-то воля или это последствия присяги Черному трону, ощущая лишь страх, какой не нагнали на нее и гончие. О сколько-нибудь спокойном ночлеге приходилось забыть, и отложить отдых до утра под надежным присмотром дневного светила.
Новый день поприветствовал их величественными вздохами волн. Против ожидания принцессы, вода имела цвет не голубой и не синий, а какой-то серо-зеленый: глубокий, со стальным оттенком. Шельф почти сразу уходил в глубину, но Гейне с сомнением и надеждой обернулась к герою:
— Как ты думаешь, здесь очень опасно?
— Не думаю, — отозвался Райнарт, — море не подчиняется никому… Что ты задумала?
— Хочу искупаться, — несколько смущенно пожала плечами принцесса.
Оба мужчин взглянули на нее, как на умалишенную: купаться? Здесь? Со скрипом, но Райнарт все же понял чем вызвано такое желание…
— Кому-то все-таки придется тебя покараулить.
Мелигейна вспыхнула, представив себе ситуацию целиком, и немного дрогнувшим голосом предложила:
— Я буду благодарна, если высокородный Тар Фориан понаблюдает за берегом, а ты — за…
— Тобой, — закончил Райнарт невозмутимо.
— Да, — сделала над собой усилие принцесса, косясь на тактично отошедшего Эледвера, — Из вас двоих я предпочитаю тебя. Почему-то мне кажется, что ты не будешь пялиться, куда не следует.
У Райнарта изумленно поползли вверх брови: во истину женская логика иногда необъяснима!
— Ты намекаешь, что эльфийский принц может позволить себе что-то лишнее?
— Нет, но… — Гейне смутилась, — Короче, дай мне время войти в воду.
Раньше таких проблем у них не возникало. Девушка как-то изыскивала возможности вымыться, но последнее пригодное для такого место был пограничный водопад, и ее должно было угнетать отсутствие элементарных удобств.
Вода была холодной на столько, что вышибало дух, но и сама Мелигейна уже далеко шагнула от пусть и не изнеженной, но утонченной придворной дамы. После подобного омовения к ней вернулись и силы и боевой дух, даже какой-то азарт появился!
Вовремя: Эледвер окликнул их, обнаружив тропу ко входу.
Флешбэк Он торопился, как мог. Он загнал коня. Он успел…
Успел увидеть бушующую толпу, выплескивающуюся из дома мастера Фабиана, пламя, вырывающееся из окон, и невозмутимо удаляющиеся белые плащи. Он бросился следом, но не смог пробиться сквозь людские волны. Его отшвырнуло к стене, и он остался стоять, сжимая в руках бесполезный эсток, просто не веря, что происходящее реально.