Виктория Абзалова - Давай согреем звезду (Дорога в ночь)
– Э-э, может мы к принцу… – выдал он нечто невразумительное.
– А… ага… – и отчего это голова так плывет?
Дамир с видимым облегчением зашагал, указывая дорогу. Лизелла понуро поплелась следом. Увидев стаю, она резко очнулась.
– Что это?
– Он боится… Не знаю чего, но боится, – сообщил молодой маг останавливаясь, и давая ей время оценить обстановку.
Дамир медленно шел к шатру, позволяя волкам обнюхать себя и волшебницу, которую придерживал рядом за плечи. Он чувствовал, как напряглась девушка, и опасался, что от близости зверья у нее могут сдать нервы. К счастью, все быстро кончилось, и он приподнял полог.
Лизелла перестроила зрение и чуть не села, увидев серое непонятное нечто вместо положенной ауры. Она бросила растерянный взгляд на Дамира, но тот лишь пожал плечами, как бы говоря, что тоже ничего не понимает, а затем, под ее удивленным взглядом он опустился на колени, возлагая руку на лоб мальчика и дополняя свечение своего раскрывающегося на свободу поля, полноценным заклятием сна. Лизелла даже поразилась, как аккуратно и осторожно это было сделано – мальчик не то что не ощутил беспокойства, но даже потянулся к нему с улыбкой, как будто увидел во сне нечто прекрасное и доброе. А уж о том, что маг мог как-нибудь навредить ребенку – нелепо было даже предположить.
Она зажгла огонек, готовая приступить к исполнению своего долга, но задержалась, рассматривая беглеца уже обычным зрением. Так вот какой он оказывается, старший сын короля Ахайры, Его Высочество принц Диант: на устилающих землю шкурах было организовано ложе, на котором в уютном гнезде из подушек и тканых покрывал, свернулся хрупкий болезненного вида мальчик. От Ансгара он не взял почти ничего, оставаясь точной копией матери, каким ее образ хранили портреты: прямые черные волосы, чистое совершенство линий еще по-детски нежного лица, худощавое пропорциональное, хотя все же безусловно нездоровое сложение… Срочно следует обеспечить мальчишке физические занятия для полноценного развития, сделала себе заметку Лизелла, принимаясь за его обожженную степным солнцем кожу. Едва глянув на его ноги – ахнула, Дамир невесело усмехнулся.
– Ничего, завтра к утру будет здоров, – прошептала волшебница, хотя знала, что после чар темного тот не проснулся бы играй здесь полковой оркестр в полном составе.
Наградой стала одобрительная полуулыбка.
Спустя некоторое время они незаметно и естественно, оказались уже сидящими рядом за на удивление мирной беседой.
– Я не оправдываю его ни в коем случае, но подумай сам, какой у него был выбор? О том, что Диант темный, стало бы известно прямо на смотринах!
– Король мог бы по крайней мере принять сторону сына, если уж его так любит! – упрямо повторял Дамир, все еще держащий спящего мальчика за руку, – А не отсылать к черту лысому!
Лизелла чувствовала, что он за разговором продолжает потихоньку подпитывать Дианта, и совсем растаяла. Видели бы его сейчас Ансгар да и весь Светлый Совет!
Первый бы ничего не понял, а вторые и тут усмотрели бы коварный умысел, отозвался трезвый голос.
– Пусть помучается! – продолжал тем временем молодой маг без тени сожаления, – Ему полезно! Ты сама понимаешь, что сейчас Диант не сможет войти на Пути, да даже просто в седле я его не поволоку, пусть оклемается… Если хочешь, можешь сама объясняться с вашим королем, но я бы не советовал. Я за тобой не последую, что бы откачивать, когда ты в обморок грохнешься!
Разговор неотвратимо сворачивал с мирной колеи, но Лизелла прикусила язык: Дамир был прав: это ему все нипочем, а она после прыжка, после целительных чар, в которых она не очень-то преуспела, и приходилось брать не умением, а тупо силой, – после второго прыжка на такое расстояние точно день пластом пролежит с жуткой головной болью.
Не успело уныние завладеть ею полностью, как Дамир предложил, почему-то запнувшись:
– Ты… Вы… Можешь отдохнуть и отоспаться у меня. Обещаю, что не буду будить на рассвете!
Лизелла глупо хлопнула ресницами, потерявшись от внезапной смены тона на заботливую мягкость с толикой смущения.
– Если не побрезгуешь, конечно, – добавил он несколько иначе, и все снова стало на свои места.
Нет, видно один раз дается в жизни такой шанс, и упущенное нельзя вернуть… Тот романтический рыцарь, мечтавший о мире и читавший стихи… О! он не врывался бы в спальню (хотя это было волнительно), не говорил бы с ней так и проводил бы ее без всяких подначек…
Что же ты тогда сделала, – и что же делает со всеми нами жизнь?!
– Как ты знаешь, я ничем не брезгую!
Лизелла поднялась и вышла, быстрым шагом направившись к колодцу. Сама не понимая зачем…
– Лиз…
Такой… Какой? Сводящий с ума, родной, волнующий… Его голос!
– Что?!!
А он стоит так близко, что нужно только протянуть руку…
– Ты опять забыла закрыться.
Вот засада!!! Хотелось заплакать, как маленькой девочке.
– Лиз…
Его руки легли на плечи, и девушку качнуло назад. Дамир с наслаждением зарылся лицом ей в волосы, исполняя свою давнюю фантазию.
– Лиз…
Светлое небо, как он произносит ее имя – ноги подгибаются, и по всему телу пробегает дрожь.
– Я тогда… я не хотела тебя… я такая дура! – она все-таки расплакалась.
– Ш-ш… Я уже все понял! – в голосе Дамира звучала улыбка, легкое касание губ осушало слезы.
Непонятным образом она уже опять оказалась прижатой к его груди, – и это что, поцелуй?! Вместо крови по жилам медленно поползла раскаленная лава, плавя слабое тело, а руки уже обвивали его за шею, согнав ворона. Дамир прервался только когда оба начали задыхаться, и только на один вздох.
Позже никто из них не мог вспомнить каким образом они оказались в шатре. Барахтаясь среди покрывал и помогая ему избавиться от одежды, Лизелла немного отвлеклась, уловив треск своей сорочки, которую в данный момент он пытался стянуть.
– А у тебя оказывается не так уж много сноровки в разоблачении дам, – дрожащим голосом выдала она, отбрасывая куда-то лишнюю деталь.
– Лиз, черт, я тебя два года ждал! – Дамир едва ли не с рыком впился в подставленные полуоткрытые губы очередным поцелуем.
«А я тебя всю жизнь!» – молча ответила она, запуская пальцы в черные волосы и направляя его ниже, откидываясь навзничь…
Дамир выполнил обещание и не будил ее на рассвете, поскольку оба к тому времени просто еще и не засыпали, хотя приятная усталость все же взяла свое. Он баюкал в объятьях прильнувшую к нему возлюбленную и с удивлением прислушивался к необыкновенному ощущению цельности, завершенности, как будто обрел что-то важное, отсутствие чего ухитрялся раньше не замечать.
