Урсула Ле Гуин - Порог (сборник)
Еще немного помедлив, она поднялась на ноги и осторожно огляделась вокруг, пытаясь заметить хоть малейшие перемены, знак опасности, беды. Это его вина, думала она, этого толсторожего, этого слизняка. Он здесь все изменил. Теперь все не так. Она рада была найти для своего беспокойства причину, к тому же вполне вескую. Но не обнаружив следов… захватчика… — кострища, спального мешка в чехле — почему-то вовсе не перестала тревожиться. Сердце продолжало бешено колотиться, она задыхалась. «Чего это я боюсь?» — сердито спросила она себя наконец. Да еще здесь. Здесь-то уж точно нечего бояться. Здесь все так, как всегда, здесь всегда безопасно. Должно быть, мне все же приснилось что-то плохое. Хочу поскорей пойти в Тембреабрези. Хорошо бы прямо сейчас оказаться там, в доме, в гостинице. Есть хочется. Вот в чем все дело, мне просто хочется есть!
Она опять много и долго пила, чтобы заполнить желудок, потом сорвала несколько стебельков мяты — пожевать по дороге к Городу На Горе. Она двинулась в путь обычным своим быстрым и легким шагом, нет, поступь ее была еще легче и быстрее, чем всегда, потому что ее подгонял голод, страх тоже подгонял ее, и она не могла позволить себе остановиться и подумать об этом, потому что если бы остановилась, то и голод, и страх стали бы непереносимыми. Пока она шла, думать было не нужно, и сумрачный лес вдоль дороги проплывал мимо, как вода в ручье; так легко и быстро шла она, что никто не успел бы услышать ее шагов, никто не заметил бы ее, никто не преградил бы ей путь, раскинув широко белые морщинистые руки…
В окнах гостиницы горели свечи, словно там ее ждали. На улице не было ни души. Должно быть, уже поздно — время ужина или даже позже. При мысли об ужине: о супе, хлебе, рагу, каше — о любой еде — она почувствовала головокружение, и когда Софир растворил перед ней дверь гостиницы, и там было тепло и светло, и пахло едой, и звучал его густой бас, Айрин едва удержалась на ногах.
— Ох, Софир, — сказала она, — ужасно хочется есть!
На звук ее голоса пришла Пализо, которая, хоть и не была особенно щедра на ласки, поцеловала Айрин и на минутку прижала к себе.
— Мы тревожились за тебя, — сказал Софир. Он увел ее в комнату и усадил у огня.
Действительно, было уже очень поздно: привычная компания разошлась по домам, огонь в камине почти догорел. Софир и Пализо сновали вокруг, готовя ей воду для умывания, еду, и говорили не умолкая.
— А знаешь, ОН пришел! — сказала Пализо.
— Кто? — спросила Айрин.
Два таких знакомых, таких дорогих лица повернулись к ней, освещенные теплым светом камина; Пализо с улыбкой глянула на Софира, предоставляя ему право говорить за них обоих.
— ОН! — сказал Софир. — ОН сейчас здесь. Теперь дела пойдут лучше!
Сказал с таким теплом, с такой радостью и уверенностью в том, что Айрин тоже этому рада, что она не посмела ответить.
— Ну вот, все горячее, — сказала Пализо, ставя перед Айрин полную тарелку, при виде которой все остальное перестало волновать девушку. Окруженная запахами еды, покоем, теплом камина, друзьями, она поела; потом Софир приготовил ее комнату, ту самую, что окнами смотрела на темный, обрывистый, поросший лесом восточный отрог Горы.
Утром Софира дома не оказалось, а Пализо хлопотала по хозяйству, поэтому завтракала Айрин в одиночестве. Еды на завтрак было маловато: немного снятого молока, горшочек сыра и хлебец, такой жесткий и маленький, что не шел ни в какое сравнение с румяными чудесами прежней Софировой выпечки, и она с трудом решилась отрезать кусочек. Совершенно ясно: больше зерна купцы из Столицы сюда не возят.
Сначала, проснувшись, она подумала, что когда Софир и Пализо вчера говорили «он» и «он пришел», то имели в виду Короля. Поразмыслив получше, она решила, что имелся в виду не сам Король, а его посланец, который прибыл, чтобы открыть дороги, и обладал на это соответствующими полномочиями. Окончательно стряхнув с себя сон, она поняла, что ничего подобного они в виду не имели.
— Пойдешь сегодня наверх, в дом Хозяина, — сказала ей Пализо, проходя через кухню с целой охапкой белья, только что снятого с веревок. — Я немного простирнула твое красное платье — уж больно оно мнется, пока в сундуке лежит. А чулки чистые у тебя есть? Посмотри-ка, нравятся?
— Интересно, а ОН там? — спросила Айрин. Поскольку этот «он» не жил в гостинице, его, должно быть, пригласили — как никогда не приглашали ее — пожить в доме Хозяина. Почему-то даже такая ерунда причиняла сильную боль, и она постаралась скрыть ее и настолько была поглощена этим, что не сразу расслышала ответ Пализо:
— ОН? О нет, ОН в замке. Но Хозяин уже давно просил передать тебе, чтобы ты сразу же приходила к нему, как только снова у нас появишься.
Последние слова пролились ей на душу бальзамом. Раз так, «он» мог оставаться в замке сколько угодно.
— Очень красивые! — сказала Айрин, любуясь полосатыми чулочками, которые Пализо выложила поверх остальной одежды. — Только что связала?
— Да так, распустила четыре пары старых и выбрала нитки что получше, — лукаво ответила Пализо, чувствуя себя мастерицей на все руки. — Надень их сегодня…леваджа… Это тебе.
В новых ярких чулках и красном платье Айрин вышла на улицу и в сумеречном свете начала подниматься по неровным крутым ступеням вверх к дому Хозяина. Гуси в загоне у южной стены, огромные, белые, будто светящиеся в неясном свете, вытягивали длинные шеи и шипели; один вдруг захлопал крыльями. Она всегда немного побаивалась гусей.
Айрин постучалась в красивую наборную дверь, и Фимол, спокойная, невозмутимая как всегда, впустила ее и провела через зал, где с портретов мрачно глядели печальная старуха и однорукий старец, к двери кабинета Хозяина.
— Ирена пришла, — почтительно сказала Фимол своим ясным голосом.
Он повернулся от конторки, с нескрываемой радостью протянув ей навстречу руки:
— Ирена, Иренаджа! Здравствуй! Мы по тебе соскучились!
Это я по тебе соскучилась, хотелось ей сказать. Но язык вечно отказывался повиноваться ей в присутствии Хозяина. Даже язык повиновался только ему.
— Входи и садись, — сказал он. Улыбка делала его лицо совсем молодым. Голос был добрый. — Расскажи, как ты сюда добралась? Трудно было? — Его темные глаза теперь смотрели прямо на нее. — Я все боялся, что ты не сможешь прийти, — проговорил он тихо и торопливо, глядя куда-то в сторону.
— Путь был закрыт… до прошлой ночи. Я хотела прийти… я пыталась!..
Он кивнул, глядя на нее мрачно и одновременно нежно.
Она пыталась подобрать нужные слова:
— Я ничего не заметила, когда путь открылся… все было по-прежнему. Но я чувствовала… какой-то шум, может, я его и не слышала. В общем, что-то такое, чего я сейчас никак не могу припомнить…